Один из читателей спросил, отчего это надо считать, что в эпоху Убейда, при таких достижениях убейдского общества, не было государства? И в чате возник спор об определениях.
Поскольку вопрос о государстве возникает часто и с большими эмоциями, то наверное, стоит кое-что разъяснить.
История изучает явления в динамике. То, что вечно, неизменно и годится для всех времен - это не к нам, а к философам или богословам. История пишется только по источникам. Нет источников - нет истории. Поэтому нас, историков древности, интересует не столько универсальное определение государства, сколько определенные признаки, по которым мы, зная наши источники, могли бы сказать, что раньше его не было, а теперь оно налицо.
Любые разговоры о государстве подбрасывают дровишек в какие-то современные политические споры. Но, чтобы разобраться в древней истории, нам нужно всё-таки от этих споров абстрагироваться, отойти в сторону. Современные государства имеют дело с миллионами и миллиардами взаимодействующих людей, со сложными технологиями, сложными иерархическими системами жизнеобеспечения. При этом все эти миллиарды людей остаются людьми, они болеют инфекционными и другими болезнями, подвержены панике и часто принимают решения не по рациональным мотивам. Без надежной работы всех систем, регулируемых государством, они будут массово бедствовать и гибнуть.
Совершенно другую картину мы видим на границе первобытности и древности, между второй и третьей фазами по Дьяконову (“первобытнообщинной” и “ранней древностью”), с 6 по 4-е тыс. до н.э. В городах этой эпохи живут не миллионы, а тысячи людей, а если десятки тысяч - то это уже мегаполис. Эти люди естественным образом организованы в большесемейные общины. Нет ничего запредельно сложного в том, чтобы лично знать всех глав всех больших семей своего города и его ближайших соседей, и поддерживать со всеми какие-то отношения.
Нам, историкам древности, важно знать, что в этом тысячелетнем, очень стабильном порядке появляется нового, что мы могли бы определить по источникам? Письменности пока нет. Читаемые документы появятся только в 3-м тыс. до н.э., и то не сразу. Когда они появятся, мы уже увидим в них самовосхваления царя, которому благоволят боги, нападки на соседей, которые что-то сделали не так и боги (через меня, царя) восстановили справедливость, слова о правителе как о “хорошем пастыре” и другие подобные признаки уже вполне сложившейся государственной пропаганды.
И в археологических находках, и в текстах 3-го тыс. мы видим, что сложилась отдельная группа людей, в которую трудно попасть со стороны, и которая распоряжается ресурсами своего нома (города и его округи). Другие люди на них работают, а третья группа людей защищает сложившийся порядок социальных отношений. В какой-то мере все эти три группы могут пересекаться, но совершенно очевидно, что произошла профессионализация власти. То, что профессиональная группа имеющих власть отделена от общества, видно из существования пропаганды, как словесной, так и фигуративной, в виде изображений, статуй, и разных “статусных” дорогих вещей, которые появляются во дворце князя/царя и не присутствуют, или встречаются очень редко, в обычных домах.
Пользуясь своей властью над общими ресурсами, эти люди начинают делать и что-то полезное: приказывают строить оборонительные стены, транспортные и ирригационные каналы. Правда, вся эта деятельность велась и до них, поэтому современные исследователи не склонны преувеличивать полезность раннего государства (в отличие от современного) для общества. В какой-то момент, по мере усложнения общества и увеличения его численности, координация общественно-полезной работы без участия профессиональной власти станет невозможной.
Один из читателей спросил, отчего это надо считать, что в эпоху Убейда, при таких достижениях убейдского общества, не было государства? И в чате возник спор об определениях.
Поскольку вопрос о государстве возникает часто и с большими эмоциями, то наверное, стоит кое-что разъяснить.
История изучает явления в динамике. То, что вечно, неизменно и годится для всех времен - это не к нам, а к философам или богословам. История пишется только по источникам. Нет источников - нет истории. Поэтому нас, историков древности, интересует не столько универсальное определение государства, сколько определенные признаки, по которым мы, зная наши источники, могли бы сказать, что раньше его не было, а теперь оно налицо.
Любые разговоры о государстве подбрасывают дровишек в какие-то современные политические споры. Но, чтобы разобраться в древней истории, нам нужно всё-таки от этих споров абстрагироваться, отойти в сторону. Современные государства имеют дело с миллионами и миллиардами взаимодействующих людей, со сложными технологиями, сложными иерархическими системами жизнеобеспечения. При этом все эти миллиарды людей остаются людьми, они болеют инфекционными и другими болезнями, подвержены панике и часто принимают решения не по рациональным мотивам. Без надежной работы всех систем, регулируемых государством, они будут массово бедствовать и гибнуть.
Совершенно другую картину мы видим на границе первобытности и древности, между второй и третьей фазами по Дьяконову (“первобытнообщинной” и “ранней древностью”), с 6 по 4-е тыс. до н.э. В городах этой эпохи живут не миллионы, а тысячи людей, а если десятки тысяч - то это уже мегаполис. Эти люди естественным образом организованы в большесемейные общины. Нет ничего запредельно сложного в том, чтобы лично знать всех глав всех больших семей своего города и его ближайших соседей, и поддерживать со всеми какие-то отношения.
Нам, историкам древности, важно знать, что в этом тысячелетнем, очень стабильном порядке появляется нового, что мы могли бы определить по источникам? Письменности пока нет. Читаемые документы появятся только в 3-м тыс. до н.э., и то не сразу. Когда они появятся, мы уже увидим в них самовосхваления царя, которому благоволят боги, нападки на соседей, которые что-то сделали не так и боги (через меня, царя) восстановили справедливость, слова о правителе как о “хорошем пастыре” и другие подобные признаки уже вполне сложившейся государственной пропаганды.
И в археологических находках, и в текстах 3-го тыс. мы видим, что сложилась отдельная группа людей, в которую трудно попасть со стороны, и которая распоряжается ресурсами своего нома (города и его округи). Другие люди на них работают, а третья группа людей защищает сложившийся порядок социальных отношений. В какой-то мере все эти три группы могут пересекаться, но совершенно очевидно, что произошла профессионализация власти. То, что профессиональная группа имеющих власть отделена от общества, видно из существования пропаганды, как словесной, так и фигуративной, в виде изображений, статуй, и разных “статусных” дорогих вещей, которые появляются во дворце князя/царя и не присутствуют, или встречаются очень редко, в обычных домах.
Пользуясь своей властью над общими ресурсами, эти люди начинают делать и что-то полезное: приказывают строить оборонительные стены, транспортные и ирригационные каналы. Правда, вся эта деятельность велась и до них, поэтому современные исследователи не склонны преувеличивать полезность раннего государства (в отличие от современного) для общества. В какой-то момент, по мере усложнения общества и увеличения его численности, координация общественно-полезной работы без участия профессиональной власти станет невозможной.
BY Механика истории
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
'Wild West' Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. "We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon." And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%.
from cn
