О сепарации и сепарационной тревоге мне доводилось слышать самые разные мнения: одни специалисты считают, что если в детском возрасте бессознательное «разделение» психик матери и ребёнка не случилось, то, повзрослев, такой человек уже не сможет отделиться от «семейного тела». Другая точка зрения сводится к тому, что сепарированность – одно из главных достижений «зрелой личности», и к ней стоит стремиться, чтобы жить по собственным правилам. Обе эти позиции представляются мне максимально далёкими от реальности, объясню почему.
Ребёнок начинает познавать мир и самого себя через значимых взрослых, которые вводят его в язык, учат обращаться с телом и накладывают определённые ограничения. Ещё до рождения мы подчинены родительскому желанию: мать может хотеть или не хотеть ребёнка, фантазировать, каким он будет, выбирать, в какую одежду она его оденет и т.д. Впитывая как губка всё, что говорят родители, ребёнок вынужден выстраивать свою картину мира из чужого материала. Взрослея, он испытывает всё больше трудностей с тем, чтобы расположиться в этом неудобном пространстве, поэтому подростки, к примеру, часто бунтуют против родителей, сметая их с пьедестала, и отчаянно ищут «своих», тех, кто сможет добавить в их арсенал недостающие краски. Но такое сопротивление редко приводит к желанной независимости, поскольку даже протестное поведение обуславливается родительской речью, опирается на неё. Если мама, к примеру, хочет, чтобы я стал врачом, я могу либо слепо последовать за её желанием и поступить в медицинский, либо выбрать наобум любую другую профессию, даже не задумавшись, испытываю ли я к ней подлинный интерес. Две разные стратегии обусловлены одним и тем же – чужим желанием.
Зачастую привычку действовать наперекор родителям ошибочно принимают за ту самую сепарированность тогда, как именно родительские слова определяют, как человек будет действовать: папа говорит, что мне нужно сбросить вес, – я его наберу, мама призывает быть более социально активным – запрусь в четырёх стенах. То же самое относится и к противопоставлению себя и родителей, когда человек называет отца или мать своей полной противоположностью. Зачастую такие дети бессознательно копируют своих «ненавистных» родителей и становятся всё больше на них похожи.
Дистанция или частота общения с родителями тоже мало о чём говорит. Можно жить на другом конце планеты и годами не звонить маме, но всю свою жизнь посвятить тому, чтобы доказать «кому-то» свою значимость. И тогда заработанные миллионы, социальные статусы и всё, что можно положить в корзинку достижений, лишь отчуждает человека от самого себя.
Так по каким критериям можно судить о том, что человек действительно сепарировался от родителей и достижима ли такая сепарация в принципе? На мой взгляд, всё, что мы можем сделать – это приступить к ревизии означающих, начать тщательно вслушиваться в собственную речь и задумываться о значении слов, которыми мы описываем себя или свой опыт. Что-то (зачастую самое главное) будет ускользать от нашего внимания, поэтому такую работу лучше всего проводить в кабинете психоаналитика, который поможет уловить эти невидимые связи. Мы не можем изобрести новый язык, но можем научиться обходиться с ним более искусно.
Процесс сепарации очень напоминает выработку фирменного стиля: и Достоевский, и Пушкин, и Толстой писали на русском (то есть родительском) языке, но очевидно обладали уникальным авторским почерком. В начале пути многие писатели, поэты и художники подражают кому-то, а затем постепенно отказываются от использования штампов и устойчивых грамматических конструкций, учатся смешивать краски и не бояться белого листа.
О сепарации и сепарационной тревоге мне доводилось слышать самые разные мнения: одни специалисты считают, что если в детском возрасте бессознательное «разделение» психик матери и ребёнка не случилось, то, повзрослев, такой человек уже не сможет отделиться от «семейного тела». Другая точка зрения сводится к тому, что сепарированность – одно из главных достижений «зрелой личности», и к ней стоит стремиться, чтобы жить по собственным правилам. Обе эти позиции представляются мне максимально далёкими от реальности, объясню почему.
Ребёнок начинает познавать мир и самого себя через значимых взрослых, которые вводят его в язык, учат обращаться с телом и накладывают определённые ограничения. Ещё до рождения мы подчинены родительскому желанию: мать может хотеть или не хотеть ребёнка, фантазировать, каким он будет, выбирать, в какую одежду она его оденет и т.д. Впитывая как губка всё, что говорят родители, ребёнок вынужден выстраивать свою картину мира из чужого материала. Взрослея, он испытывает всё больше трудностей с тем, чтобы расположиться в этом неудобном пространстве, поэтому подростки, к примеру, часто бунтуют против родителей, сметая их с пьедестала, и отчаянно ищут «своих», тех, кто сможет добавить в их арсенал недостающие краски. Но такое сопротивление редко приводит к желанной независимости, поскольку даже протестное поведение обуславливается родительской речью, опирается на неё. Если мама, к примеру, хочет, чтобы я стал врачом, я могу либо слепо последовать за её желанием и поступить в медицинский, либо выбрать наобум любую другую профессию, даже не задумавшись, испытываю ли я к ней подлинный интерес. Две разные стратегии обусловлены одним и тем же – чужим желанием.
Зачастую привычку действовать наперекор родителям ошибочно принимают за ту самую сепарированность тогда, как именно родительские слова определяют, как человек будет действовать: папа говорит, что мне нужно сбросить вес, – я его наберу, мама призывает быть более социально активным – запрусь в четырёх стенах. То же самое относится и к противопоставлению себя и родителей, когда человек называет отца или мать своей полной противоположностью. Зачастую такие дети бессознательно копируют своих «ненавистных» родителей и становятся всё больше на них похожи.
Дистанция или частота общения с родителями тоже мало о чём говорит. Можно жить на другом конце планеты и годами не звонить маме, но всю свою жизнь посвятить тому, чтобы доказать «кому-то» свою значимость. И тогда заработанные миллионы, социальные статусы и всё, что можно положить в корзинку достижений, лишь отчуждает человека от самого себя.
Так по каким критериям можно судить о том, что человек действительно сепарировался от родителей и достижима ли такая сепарация в принципе? На мой взгляд, всё, что мы можем сделать – это приступить к ревизии означающих, начать тщательно вслушиваться в собственную речь и задумываться о значении слов, которыми мы описываем себя или свой опыт. Что-то (зачастую самое главное) будет ускользать от нашего внимания, поэтому такую работу лучше всего проводить в кабинете психоаналитика, который поможет уловить эти невидимые связи. Мы не можем изобрести новый язык, но можем научиться обходиться с ним более искусно.
Процесс сепарации очень напоминает выработку фирменного стиля: и Достоевский, и Пушкин, и Толстой писали на русском (то есть родительском) языке, но очевидно обладали уникальным авторским почерком. В начале пути многие писатели, поэты и художники подражают кому-то, а затем постепенно отказываются от использования штампов и устойчивых грамматических конструкций, учатся смешивать краски и не бояться белого листа.
BY Magic cave
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read."
from cn
