Россия третьего тысячелетия непостижимо связана с Рыльским Свято-Николаевским монастырем под Курском, а точнее — с личностью архимандрита Ипполита (Халина).
В какие-то моменты ясно осознавалось, что отец Ипполит живет в ином измерении и смотрит на тебя оттуда и знает о тебе все: в настоящем, в прошедшем и в будущем, во времени и в пространстве. В Повседневном, житейском общении ощущалось, что он несет в себе тайну, исток и завершение которой — в вечности. В какой-то миг земной покров непосредственности и простоты спадал — и на тебя смотрели бездонные темно-синие глаза этого человека. Обычно они были голубыми, но, когда он всматривался пристальнее, становились вдруг… цвета ночной звезды. Духовное нам непонятно. И до конца не ясно, зачем и почему именно в Рыльск съезжались отовсюду люди, скованные цепями страсти. Ко всем, подобно апостолу Павлу, архимандрит Ипполит снисходил так, чтобы быть понятным и самому понять страдающие души. Они были и остаются «насельниками» его сердца, паствой своеобразной епархии, в которой он не распоряжается сам, а творит волю его пославшего. Чья это воля? Божья. Более конкретного ответа будто бы и нет… Но стоит вспомнить, как часто он говорил всем тем, которые не хотели считаться с его любовью: «Отцы, я здесь не настоятель». «Да как же, кто же, если не Вы?» — «Николай Угодник…»
…Смирение — царица добродетелей. Она венчает подвиги великого монаха. Одно с другим как будто и не совместимо. Величие и смирение… Да разве может смирение выделяться? Сама суть его — невыявление себя. Но именно незаметность бросалась в глаза, отзывалась в душе теплотой. Будто бы обреталось нечто далекое и недоступное, то, о чем все время думал и чего желал, но — не находил… рядом, близко, с тобой. «Одна матушка дала мне зашивать безрукавку отца Ипполита, — вспоминала москвичка Куропатова. — Я даже описать не могу, какая это была вещь! Я не спросила у батюшки, кому она принадлежала раньше, наверное, он не первый ее носил. На ней не оказалось не единого нештопанного сантиметра ткани. Эта безрукавка — какая-то великая святыня. Она как доспехи великого воина. Замечаешь, что вся она латана-перелатана лишь тогда, когда держишь ее в руках. Пять дней я ее зашивала на руках». «Я стою возле батюшки и вдруг чувствую, что он — моя любимая покойная мама, — улыбался отец Роман Наклицкий, — что она вот здесь, рядом со мной. «Старушка мать ждет сына с битвы…» — батюшка любил эти стихи. И так легко и радостно на душе! К сожалению, по-настоящему начинаешь ценить это лишь сейчас. Со старцем не страшно было терпеть искушения…» Из тысячелетней монашеской практики хорошо известно, что все сети, козни, ловушки диавола может заметить и одолеть лишь такая огненная сила, как смирение. Дары Духа Святаго неисчислимы, но батюшка имел именно то, что сейчас стало редкостью — сердце любящее, жалеющее всю Божию тварь на земле. То — сродни материнскому — чувство, которое никак не подделаешь и ничем не заменишь. Оно являлось во всем: в обращении, в разговоре, в расположении сердца. «Если высшая из добродетелей, любовь, — утверждает святитель Тихон Задонский, — по слову апостола, долго терпит, не завидует, не превозносится, не раздражается, николиже отпадает, то это потому, что ее поддерживает смирение». Благодаря вышеестественному смирению Дева Мария, единокровная нам, удостоилась стать Матерью Богочеловека, Который «призрел на смирение Рабы Своей» (Лук. !:48). Теперь Ей, Царице Небесной, поклоняются и Ангельские Силы… «На кого воззрю, — говорит Господь, — только на кроткого и смиренного, и трепещущего словес Моих». «Сколь велик, столько и смиряйся, и найдешь благодать у Господа. Много великих и славных, но тайны открываются смиренным» (Сир. 3:18-19). Безмолвник по натуре, отец Ипполит не придавал словам особого значения.
«Не говорите языком, его черви съедят. Говорите сердцем», — учил он. И оттого, что всегда руководствовался этим принципом, его простое, некнижное слово звучало «со властью». Оно западало в сердце и таилось до поры как бы забвенное, а после прорастало, поражало глубиной и мудростью.
Россия третьего тысячелетия непостижимо связана с Рыльским Свято-Николаевским монастырем под Курском, а точнее — с личностью архимандрита Ипполита (Халина).
В какие-то моменты ясно осознавалось, что отец Ипполит живет в ином измерении и смотрит на тебя оттуда и знает о тебе все: в настоящем, в прошедшем и в будущем, во времени и в пространстве. В Повседневном, житейском общении ощущалось, что он несет в себе тайну, исток и завершение которой — в вечности. В какой-то миг земной покров непосредственности и простоты спадал — и на тебя смотрели бездонные темно-синие глаза этого человека. Обычно они были голубыми, но, когда он всматривался пристальнее, становились вдруг… цвета ночной звезды. Духовное нам непонятно. И до конца не ясно, зачем и почему именно в Рыльск съезжались отовсюду люди, скованные цепями страсти. Ко всем, подобно апостолу Павлу, архимандрит Ипполит снисходил так, чтобы быть понятным и самому понять страдающие души. Они были и остаются «насельниками» его сердца, паствой своеобразной епархии, в которой он не распоряжается сам, а творит волю его пославшего. Чья это воля? Божья. Более конкретного ответа будто бы и нет… Но стоит вспомнить, как часто он говорил всем тем, которые не хотели считаться с его любовью: «Отцы, я здесь не настоятель». «Да как же, кто же, если не Вы?» — «Николай Угодник…»
…Смирение — царица добродетелей. Она венчает подвиги великого монаха. Одно с другим как будто и не совместимо. Величие и смирение… Да разве может смирение выделяться? Сама суть его — невыявление себя. Но именно незаметность бросалась в глаза, отзывалась в душе теплотой. Будто бы обреталось нечто далекое и недоступное, то, о чем все время думал и чего желал, но — не находил… рядом, близко, с тобой. «Одна матушка дала мне зашивать безрукавку отца Ипполита, — вспоминала москвичка Куропатова. — Я даже описать не могу, какая это была вещь! Я не спросила у батюшки, кому она принадлежала раньше, наверное, он не первый ее носил. На ней не оказалось не единого нештопанного сантиметра ткани. Эта безрукавка — какая-то великая святыня. Она как доспехи великого воина. Замечаешь, что вся она латана-перелатана лишь тогда, когда держишь ее в руках. Пять дней я ее зашивала на руках». «Я стою возле батюшки и вдруг чувствую, что он — моя любимая покойная мама, — улыбался отец Роман Наклицкий, — что она вот здесь, рядом со мной. «Старушка мать ждет сына с битвы…» — батюшка любил эти стихи. И так легко и радостно на душе! К сожалению, по-настоящему начинаешь ценить это лишь сейчас. Со старцем не страшно было терпеть искушения…» Из тысячелетней монашеской практики хорошо известно, что все сети, козни, ловушки диавола может заметить и одолеть лишь такая огненная сила, как смирение. Дары Духа Святаго неисчислимы, но батюшка имел именно то, что сейчас стало редкостью — сердце любящее, жалеющее всю Божию тварь на земле. То — сродни материнскому — чувство, которое никак не подделаешь и ничем не заменишь. Оно являлось во всем: в обращении, в разговоре, в расположении сердца. «Если высшая из добродетелей, любовь, — утверждает святитель Тихон Задонский, — по слову апостола, долго терпит, не завидует, не превозносится, не раздражается, николиже отпадает, то это потому, что ее поддерживает смирение». Благодаря вышеестественному смирению Дева Мария, единокровная нам, удостоилась стать Матерью Богочеловека, Который «призрел на смирение Рабы Своей» (Лук. !:48). Теперь Ей, Царице Небесной, поклоняются и Ангельские Силы… «На кого воззрю, — говорит Господь, — только на кроткого и смиренного, и трепещущего словес Моих». «Сколь велик, столько и смиряйся, и найдешь благодать у Господа. Много великих и славных, но тайны открываются смиренным» (Сир. 3:18-19). Безмолвник по натуре, отец Ипполит не придавал словам особого значения.
«Не говорите языком, его черви съедят. Говорите сердцем», — учил он. И оттого, что всегда руководствовался этим принципом, его простое, некнижное слово звучало «со властью». Оно западало в сердце и таилось до поры как бы забвенное, а после прорастало, поражало глубиной и мудростью.
BY Молитвами святых отец наших
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. The fake Zelenskiy account reached 20,000 followers on Telegram before it was shut down, a remedial action that experts say is all too rare. Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. Sebi said data, emails and other documents are being retrieved from the seized devices and detailed investigation is in progress.
from cn
