Когда мы с друзьями путешествовали по Таджикистану к Памиру, меня всё не отпускала идея — раздобыть местной музыки. Воображение рисовало лавку старьевщика, усыпанную редким советским винилом. Но реальность оказалась совсем иной. Даже в Душанбе не удалось найти ничего похожего на мою мечту. Лишь на рядовом рынке в Кулябе я наткнулся на CD — в полиэтиленовых пакетиках с вкладышами, кое-как отпечатанными на принтере. Я купил наугад несколько дисков: на их «буклетах» были дикие фото усатых мужчин с загадочными именами. Усачи пели пронзительными голосами что-то завораживающе протяжное — под затейливый ритм и скупые аккорды синтезатора. Звучало неожиданно интересно. Но это было совсем не то, чего мне хотелось. А хотелось, как я понял позднее, чего-то вроде “Напевов любви” — альбома таджикской дивы Махфират Хамрокуловой, в котором она исполняет эстрадные версии таджикских, сирийских и иранских народных песен. Музыка эта — праздничная, солнечная, цветущая и благоухающая розами, как майский Душанбе. ➡️➡️➡️
Когда мы с друзьями путешествовали по Таджикистану к Памиру, меня всё не отпускала идея — раздобыть местной музыки. Воображение рисовало лавку старьевщика, усыпанную редким советским винилом. Но реальность оказалась совсем иной. Даже в Душанбе не удалось найти ничего похожего на мою мечту. Лишь на рядовом рынке в Кулябе я наткнулся на CD — в полиэтиленовых пакетиках с вкладышами, кое-как отпечатанными на принтере. Я купил наугад несколько дисков: на их «буклетах» были дикие фото усатых мужчин с загадочными именами. Усачи пели пронзительными голосами что-то завораживающе протяжное — под затейливый ритм и скупые аккорды синтезатора. Звучало неожиданно интересно. Но это было совсем не то, чего мне хотелось. А хотелось, как я понял позднее, чего-то вроде “Напевов любви” — альбома таджикской дивы Махфират Хамрокуловой, в котором она исполняет эстрадные версии таджикских, сирийских и иранских народных песен. Музыка эта — праздничная, солнечная, цветущая и благоухающая розами, как майский Душанбе. ➡️➡️➡️
Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. Ukrainian President Volodymyr Zelensky said in a video message on Tuesday that Ukrainian forces "destroy the invaders wherever we can."
from cn
