Очень много споров о том, имеет ли пострадавший человек особые права - в том числе право наносить вред, потому что он был в аду и чудом выжил? Или, наоборот, если отличительный маркер пострадавшего – наносить вред окружающим и себе, это не у него проблема, а это он сам - проблема?
Проблема в человеке? Или проблема – в чем-то еще?
Есть разные варианты ответов.
Модерн: эти ужасные люди с ПРЛ и НРЛ, фу таким быть. Десять признаков, как распознать абьюзера, пятнадцать способов его обезвредить, в предложении "Как взаимодействовать с человеком с ПРЛ" ошибка, первое слово должно быть "зачем". Травмированный в детстве – травмирован навсегда. Стиль привязанности формируется в первые годы жизни, если вам с этими годами не повезло, вы обречены плохо себя чувствовать и иметь проблемы с отношениями. Терапия может помочь, но это не точно. Проблема - в человеке, а как еще?
Постмодерн: все люди - это прежде всего люди, а ПРЛ и НРЛ - это конструкты, способ стигматизации, надо ещё посмотреть, кому выгодно их использовать. Человек не сводится к травматическому опыту, он – автор, а не жертва. Нет никакой отдельной проблемы с пострадавшими людьми; неблагоприятный опыт влияет, только если человек о нем помнит как о стигме, а так - нет. Проблема - вне человека: обычно – в обозначении, часто – в опыте, но никогда – не в человеке.
Но кто я тогда, если у меня есть опыт, для которого я - не автор и которого лучше бы не было – и если я не хочу об этом забывать?
Метамодерн: ведь правда достаточно хуево жить, когда ты не видишь своих и чужих границ, или видишь любое взаимодействие как игру с нулевой суммой, или видишь только свои интересы и не видишь чужие, или не можешь сделать всерьез-и-надолго-выбор - и быть близким такого человека тоже такое себе
Все эти ограничения очень реальны
Они не менее реальны, чем врождённые
Есть люди, которые находят выход в том, чтобы обозначать их как нейроотличия - хотя это очень давно принятые решения
Я не являюсь проблемой - но проблема является частью меня
Я не участвую в войне - война участвует во мне
Эти решения кажутся частью человека, потому что так было всегда - на самом деле не всегда, но очень, очень долго.
Когда решение "ноги есть - надо бегать, и я бегу, и мы все бежим" отлито в камне, и ты сука как проклятый медный всадник (хотя вообще больше конь), и я горю, мы все горим, мы в аду, мама
Или когда в камне отлито знание "я-один, никаких других нет и быть не может", одновременно как постапокалипсис и как метро: жопу поднял - место потерял
*Знание, которое было бы горьким для любого, кто смотрит на это со стороны, но не для того, кто в этим живёт: всем насрать и даже хуже, чем насрать, ты - пища и ресурс, а иначе зачем ты нужен
Или когда увековечено одинокое «больше никаких выборов, никаких отношений, никаких серьезных проектов» - я боюсь представить себе те условия, в которых решение не связывать себя ни с кем и ни с чем было бы действительно свободным, а не вынужденным
Это на самом деле тяжело и плохо – быть девочкой из анекдота "нет ручек-нет конфетки"
Нет никакой надежды, и это точно не конструкт
Это - определенный опыт, причем очень реальный – настолько реальный, что теперь это - часть меня.
Получается, что и у меня - проблема, и я – проблема.
Пострадавший – я. И источник страдания – тоже я.
Моя внутренняя система опознает своих, собирая непризнанные части.
Это не значит, что все мои решения этичны. Это значит, что все мои решения – мои.
Я – их автор и исполнитель. Я принимаю решения и воплощаю их в жизнь.
И можно перечислять бонусы, которые приносит мне это признание: свобода выбора – теперь я решаю, нести или не нести дальше то, что произошло со мной; неодиночество – другие люди так же уязвимы, как и я; гуманизм – даже если я пострадал, я не хочу, чтобы страдали невинные; сожаление и печаль – за моим плечом незримо встает тот, кому не все равно, и я больше не падаю в реакции, которые со мной случаются.
Но (мне кажется) главное уже произошло – я являюсь целым.
Очень много споров о том, имеет ли пострадавший человек особые права - в том числе право наносить вред, потому что он был в аду и чудом выжил? Или, наоборот, если отличительный маркер пострадавшего – наносить вред окружающим и себе, это не у него проблема, а это он сам - проблема?
Проблема в человеке? Или проблема – в чем-то еще?
Есть разные варианты ответов.
Модерн: эти ужасные люди с ПРЛ и НРЛ, фу таким быть. Десять признаков, как распознать абьюзера, пятнадцать способов его обезвредить, в предложении "Как взаимодействовать с человеком с ПРЛ" ошибка, первое слово должно быть "зачем". Травмированный в детстве – травмирован навсегда. Стиль привязанности формируется в первые годы жизни, если вам с этими годами не повезло, вы обречены плохо себя чувствовать и иметь проблемы с отношениями. Терапия может помочь, но это не точно. Проблема - в человеке, а как еще?
Постмодерн: все люди - это прежде всего люди, а ПРЛ и НРЛ - это конструкты, способ стигматизации, надо ещё посмотреть, кому выгодно их использовать. Человек не сводится к травматическому опыту, он – автор, а не жертва. Нет никакой отдельной проблемы с пострадавшими людьми; неблагоприятный опыт влияет, только если человек о нем помнит как о стигме, а так - нет. Проблема - вне человека: обычно – в обозначении, часто – в опыте, но никогда – не в человеке.
Но кто я тогда, если у меня есть опыт, для которого я - не автор и которого лучше бы не было – и если я не хочу об этом забывать?
Метамодерн: ведь правда достаточно хуево жить, когда ты не видишь своих и чужих границ, или видишь любое взаимодействие как игру с нулевой суммой, или видишь только свои интересы и не видишь чужие, или не можешь сделать всерьез-и-надолго-выбор - и быть близким такого человека тоже такое себе
Все эти ограничения очень реальны
Они не менее реальны, чем врождённые
Есть люди, которые находят выход в том, чтобы обозначать их как нейроотличия - хотя это очень давно принятые решения
Я не являюсь проблемой - но проблема является частью меня
Я не участвую в войне - война участвует во мне
Эти решения кажутся частью человека, потому что так было всегда - на самом деле не всегда, но очень, очень долго.
Когда решение "ноги есть - надо бегать, и я бегу, и мы все бежим" отлито в камне, и ты сука как проклятый медный всадник (хотя вообще больше конь), и я горю, мы все горим, мы в аду, мама
Или когда в камне отлито знание "я-один, никаких других нет и быть не может", одновременно как постапокалипсис и как метро: жопу поднял - место потерял
*Знание, которое было бы горьким для любого, кто смотрит на это со стороны, но не для того, кто в этим живёт: всем насрать и даже хуже, чем насрать, ты - пища и ресурс, а иначе зачем ты нужен
Или когда увековечено одинокое «больше никаких выборов, никаких отношений, никаких серьезных проектов» - я боюсь представить себе те условия, в которых решение не связывать себя ни с кем и ни с чем было бы действительно свободным, а не вынужденным
Это на самом деле тяжело и плохо – быть девочкой из анекдота "нет ручек-нет конфетки"
Нет никакой надежды, и это точно не конструкт
Это - определенный опыт, причем очень реальный – настолько реальный, что теперь это - часть меня.
Получается, что и у меня - проблема, и я – проблема.
Пострадавший – я. И источник страдания – тоже я.
Моя внутренняя система опознает своих, собирая непризнанные части.
Это не значит, что все мои решения этичны. Это значит, что все мои решения – мои.
Я – их автор и исполнитель. Я принимаю решения и воплощаю их в жизнь.
И можно перечислять бонусы, которые приносит мне это признание: свобода выбора – теперь я решаю, нести или не нести дальше то, что произошло со мной; неодиночество – другие люди так же уязвимы, как и я; гуманизм – даже если я пострадал, я не хочу, чтобы страдали невинные; сожаление и печаль – за моим плечом незримо встает тот, кому не все равно, и я больше не падаю в реакции, которые со мной случаются.
Но (мне кажется) главное уже произошло – я являюсь целым.
BY кПТСР: чемодан с текстами
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." 'Wild West' Some people used the platform to organize ahead of the storming of the U.S. Capitol in January 2021, and last month Senator Mark Warner sent a letter to Durov urging him to curb Russian information operations on Telegram.
from us
