Визуально и аудиально минималистичный и в то же время густой и эффектный, словоцентричный, собранный, по сути из трех монологов, из трех исповедей, сшитый очень точно подобранными стихами Уильяма Блейка спектакль о природе добра и зла, о том, что ад - это не другие, а монстры совсем не те, чей вид нас может устрашить.
Надя Кубайлат взяла разошедшийся на жанровые фильмы роман Мэри Шелли и вдохнула в него вторую жизнь, точнее жизнь первоначальную — философскую, а не ужастиковую. Виктор Франкенштейн (актер СТИ Александр Николаев) — одержимый гений, неврастеник, с букетом диагнозов, сопровождающим любого гения, пережив раннюю потерю матери, решил победить смерть. Сцена создания человека из глины, а по сути превращения самого себя в монстра, у которого вместо сердца оказывается кусок грязи, такая же завораживающая и гипнотическая, как прочитанная Николаевым «Человеческая абстракция» Блейка.
Наводящий на свое создателя и других людей смертельный ужас гомункул (актер театра имени Маяковского Илья Никулин) напротив — взвешенный и спокойный, наивный и трогательный человек с чистым лицом и с Микки Маусом на толстовке. Его рассказ о горестной судьбе, о поисках рода и племени, о прекрасных открытиях и трагических разочарованиях, об отвергнутой дружбе и неутолимом желании любви — это монолог, по сути, о природе зла, так легко прорастающего на образовавшемся в душе пустом месте.
Есть в спектакль и третий — женский образ (бывшая актриса Воронежского Камерного театра Яна Кузина). Она и задумчивая Мэри Шелли, и мудрая молчаливая мать, и робкая невеста Виктора, подаренная ему когда-то как кукла на праздник, она и неслепленная страстная возлюбленная для «монстра». Словом, она все то, что не состоялось, не случилось, не сбылось, вечная женственность, вселенская любовь, дарующая подлинную жизнь и приводящая мир в равновесие. Но она тот элемент, который был безвозвратно утрачен где-то у самых истоков ручья, который уже давно стал полноводной рекой и влился в мировой океан, полный грязи и глины, которая мутит воду и не дает человеку разглядеть, где добро, где зло, и где тонкая грань между ними.
Визуально и аудиально минималистичный и в то же время густой и эффектный, словоцентричный, собранный, по сути из трех монологов, из трех исповедей, сшитый очень точно подобранными стихами Уильяма Блейка спектакль о природе добра и зла, о том, что ад - это не другие, а монстры совсем не те, чей вид нас может устрашить.
Надя Кубайлат взяла разошедшийся на жанровые фильмы роман Мэри Шелли и вдохнула в него вторую жизнь, точнее жизнь первоначальную — философскую, а не ужастиковую. Виктор Франкенштейн (актер СТИ Александр Николаев) — одержимый гений, неврастеник, с букетом диагнозов, сопровождающим любого гения, пережив раннюю потерю матери, решил победить смерть. Сцена создания человека из глины, а по сути превращения самого себя в монстра, у которого вместо сердца оказывается кусок грязи, такая же завораживающая и гипнотическая, как прочитанная Николаевым «Человеческая абстракция» Блейка.
Наводящий на свое создателя и других людей смертельный ужас гомункул (актер театра имени Маяковского Илья Никулин) напротив — взвешенный и спокойный, наивный и трогательный человек с чистым лицом и с Микки Маусом на толстовке. Его рассказ о горестной судьбе, о поисках рода и племени, о прекрасных открытиях и трагических разочарованиях, об отвергнутой дружбе и неутолимом желании любви — это монолог, по сути, о природе зла, так легко прорастающего на образовавшемся в душе пустом месте.
Есть в спектакль и третий — женский образ (бывшая актриса Воронежского Камерного театра Яна Кузина). Она и задумчивая Мэри Шелли, и мудрая молчаливая мать, и робкая невеста Виктора, подаренная ему когда-то как кукла на праздник, она и неслепленная страстная возлюбленная для «монстра». Словом, она все то, что не состоялось, не случилось, не сбылось, вечная женственность, вселенская любовь, дарующая подлинную жизнь и приводящая мир в равновесие. Но она тот элемент, который был безвозвратно утрачен где-то у самых истоков ручья, который уже давно стал полноводной рекой и влился в мировой океан, полный грязи и глины, которая мутит воду и не дает человеку разглядеть, где добро, где зло, и где тонкая грань между ними.
Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." "The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke.
from de
