Записки галковскомана

Некоторая брезгливость Дмитрия Евгеньевича по отношению к русским художникам вероятно заимствована им у Набокова. Лучше всего взгляды Набокова на живопись раскрыты в автобиографическом романе "Другие берега". Я люблю сцепление времен: когда она гостила девочкой у своего деда, старика Василья Рукавишникова, в его крымском имении, Айвазовский, очень посредственный, но очень знаменитый маринист того времени, рассказывал в ее присутствии, как он, юношей, видел Пушкина и его высокую жену, и пока он это рассказывал, на серый цилиндр художника белилами испражнилась пролетавшая птица: его моря темно сизели по разным углам петербургского (а после — деревенского) дома, и Александр Бенуа, проходя мимо них и мимо мертвечины своего брата‑академика Альберта, и мимо «Проталины» Крыжицкого, где не таяло ничего, и мимо громадного прилизанного Перовского «Прибоя» в зале, делал шоры из рук и как‑то музыкально‑смугло мычал «Non, поп, поп, c'est affreux, какая сушь, задерните чем‑нибудь"‑ и с облегчением переходил в кабинет моей матери, где его, действительно прелестные, дождем набухшая «Бретань» и рыже‑зеленый «Версаль» соседствовали с «вкусными», как тогда говорилось, «Турками» Бакста и сомовской акварельной «Радугой» среди мокрых берез. Лев Самуилович Бакст, понимаете - это величина. Божечки мой, а как он хорошо написал розовато‑дымчатый пастельный портрет моей матери: художник написал ее вполоборота, изумительно передав нежные черты, высокий зачес пепельных волос, сизую голубизну глаз, округлый очерк лба, изящную линию шеи. Думая о предстоящей дуэли своего отца и редактора "Нового времени" Суворина Набоков пишет: Я даже воображал, да простит мне Бог, ту бездарнейшую картину бездарного Репина, на которой сорокалетний Онегин целится в кучерявого Собинова. Рассказывая о прогулках зимним Петербургом с любимой девушкой Владимир Владимирович не забыл упомянуть своего дальнего родственника Шишкова¹ насмешливо коверкая фамилию Шишкина: В Музее Александра Третьего, тридцатая и тридцать третья залы, где свято хранились такие академические никчемности, как например картины Шишкова и Харламова, ‑ какая‑нибудь «Просека в бору» или «Голова цыганенка»: (точнее не помню), — отличались закутами за высокими стеклянными шкалами с рисунками и оказывали нам подобие гостеприимства, — пока не ловил нас грубый инвалид.
¹ По отцовской линии мы состоим в разнообразном родстве или свойстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.

www.group-telegram.com/us/galkovskydiscuss.com/59

1.2K viewsedited  Jul 13, 2023 at 08:50

Некоторая брезгливость Дмитрия Евгеньевича по отношению к русским художникам вероятно заимствована им у Набокова. Лучше всего взгляды Набокова на живопись раскрыты в автобиографическом романе "Другие берега". Я люблю сцепление времен: когда она гостила девочкой у своего деда, старика Василья Рукавишникова, в его крымском имении, Айвазовский, очень посредственный, но очень знаменитый маринист того времени, рассказывал в ее присутствии, как он, юношей, видел Пушкина и его высокую жену, и пока он это рассказывал, на серый цилиндр художника белилами испражнилась пролетавшая птица: его моря темно сизели по разным углам петербургского (а после — деревенского) дома, и Александр Бенуа, проходя мимо них и мимо мертвечины своего брата‑академика Альберта, и мимо «Проталины» Крыжицкого, где не таяло ничего, и мимо громадного прилизанного Перовского «Прибоя» в зале, делал шоры из рук и как‑то музыкально‑смугло мычал «Non, поп, поп, c'est affreux, какая сушь, задерните чем‑нибудь"‑ и с облегчением переходил в кабинет моей матери, где его, действительно прелестные, дождем набухшая «Бретань» и рыже‑зеленый «Версаль» соседствовали с «вкусными», как тогда говорилось, «Турками» Бакста и сомовской акварельной «Радугой» среди мокрых берез. Лев Самуилович Бакст, понимаете - это величина. Божечки мой, а как он хорошо написал розовато‑дымчатый пастельный портрет моей матери: художник написал ее вполоборота, изумительно передав нежные черты, высокий зачес пепельных волос, сизую голубизну глаз, округлый очерк лба, изящную линию шеи. Думая о предстоящей дуэли своего отца и редактора "Нового времени" Суворина Набоков пишет: Я даже воображал, да простит мне Бог, ту бездарнейшую картину бездарного Репина, на которой сорокалетний Онегин целится в кучерявого Собинова. Рассказывая о прогулках зимним Петербургом с любимой девушкой Владимир Владимирович не забыл упомянуть своего дальнего родственника Шишкова¹ насмешливо коверкая фамилию Шишкина: В Музее Александра Третьего, тридцатая и тридцать третья залы, где свято хранились такие академические никчемности, как например картины Шишкова и Харламова, ‑ какая‑нибудь «Просека в бору» или «Голова цыганенка»: (точнее не помню), — отличались закутами за высокими стеклянными шкалами с рисунками и оказывали нам подобие гостеприимства, — пока не ловил нас грубый инвалид.
¹ По отцовской линии мы состоим в разнообразном родстве или свойстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.

BY Записки галковскомана