Учитывая обстоятельства, старший на месте Севыч дожидается группу специального назначения, отправляет их работать в сторону крика – ближнюю сторону реки, и до этого не работает на отклик, чтобы, не дай бог, не сорвать человека, который кричал из леса, в реку, например. А когда ГСН работает, уже все, орем. Орем, внимательно слушаем, смотрим, что происходит. Ничего не получается – нет никакого ответа. Либо это был паразитный крик, либо кричали какие-то хулиганы – а такое бывает: даже самая глухая местность оказывается полна людьми, в том числе ночью, и заброшенное кладбище тоже может быть местом для посещения людей, у которых достаточное количество свободного времени для бурных фантазий.
В итоге отклик отработан, но эффекта никакого нет. Планируется работа беспилотника с тепловизором на следующий день – Евген должен произвести техническую работу со своим беспилотником и к вечеру быть в нашем распоряжении. Старший на месте высказывает предположение, что можно увеличить количество людей, которые будут работать в лесу, за счет снижения требований к группам, потому что даже если мы и предполагали какие-то риски в связи с особенностями нашего потеряшки, то они через столько времени в околонулевой температуре значительно снижаются. Я с ним соглашаюсь, и мы ожидаем следующего дня.
Переносимся в утро, в Думу.
Я сижу на экспертном совете в первом ряду, передо мной президиум, выступают заместители министров по разным ведомствам, кстати, очень интересно выступает глава региона Коми с действительно классными и реализованными идеями.
И в этот момент у нас появляется человек с полным ФИО нашего потерявшегося, который находится в 67 больнице города Москвы. Это установила наша группа коротких прозвонов, которая звонит по кругу по больницам. Еще раз: нет базы, в которой можно смотреть и получать эту информацию, типа базы неизвестных пациентов, нет оперативно работающего бюро регистрации несчастных случаев. Огромного количества случаев, которые нам крайне важны, в БРНС, к сожалению, не будет – они появятся, но спустя какое-то время, или не появятся вовсе, а мне надо сразу: в таком случае мы можем прекратить морозить наших ребят, которые работают в лесу, чтобы они отдохнули и потом потратили свое время на других потерях, а сейчас смогут высушить свою одежду, выспаться, заняться своими близкими, работой и так далее. Отряд очень заинтересован в экономии ресурса каждого из наших поисковиков.
По прошествии какого-то времени удается созвониться с больницей и выяснить, что это действительно наш, что он поступил туда по скорой в связи с острым состоянием. Это состояние потребовало участия конкретных врачей-специалистов. Врачи осмотрели парня и не нашли угрозы, видимо. Он ушел.
Когда мы узнаем, что он ушел, наши ребята еще не подъехали к больнице. Мы просим всех подъезжать, кричим в чат «Будет поиск», кричим везде, народ начинает движение – кто-то уже на территории больницы, кто-то около нее…
Парень ушел. Куда? Для этого надо понимать, откуда он туда попал. Выясняется, что его привезли из социального центра имени Елизаветы Глинки, а значит, он и туда как-то попал. И тут начинаются чудеса. Туда он приехал на такси, потому что узнал, что там можно бесплатно переночевать. Там ему стало как-то не очень, и в результате этого он оказался в скорой и попал в 67 больницу.
Мы ожидаем, что он может вернуться на Ижорскую улицу в центр Елизаветы Глинки, поэтому там патруль, в метро работает встреча из Лианозово, Ховрино, даже Марфино, потому что оттуда ходит автобус. Начинаем действовать по местности – ищем, где около больницы может оказаться наш потеряха, к какому метро он пойдет или каким транспортом сможет воспользоваться. Неоценимую помощь оказывает оперативно работающая полиция, которая дает нам данные по его перемещениям. И мы видим, что он оказывается в автобусе – рядом, прямо на Карамышевской набережной, дальше из автобуса попадает в метро «Народное ополчение». Мы ждем выхода, ждем мучительно. Ничего не происходит. Непонятно, сколько ждать и чем все это закончится.
Учитывая обстоятельства, старший на месте Севыч дожидается группу специального назначения, отправляет их работать в сторону крика – ближнюю сторону реки, и до этого не работает на отклик, чтобы, не дай бог, не сорвать человека, который кричал из леса, в реку, например. А когда ГСН работает, уже все, орем. Орем, внимательно слушаем, смотрим, что происходит. Ничего не получается – нет никакого ответа. Либо это был паразитный крик, либо кричали какие-то хулиганы – а такое бывает: даже самая глухая местность оказывается полна людьми, в том числе ночью, и заброшенное кладбище тоже может быть местом для посещения людей, у которых достаточное количество свободного времени для бурных фантазий.
В итоге отклик отработан, но эффекта никакого нет. Планируется работа беспилотника с тепловизором на следующий день – Евген должен произвести техническую работу со своим беспилотником и к вечеру быть в нашем распоряжении. Старший на месте высказывает предположение, что можно увеличить количество людей, которые будут работать в лесу, за счет снижения требований к группам, потому что даже если мы и предполагали какие-то риски в связи с особенностями нашего потеряшки, то они через столько времени в околонулевой температуре значительно снижаются. Я с ним соглашаюсь, и мы ожидаем следующего дня.
Переносимся в утро, в Думу.
Я сижу на экспертном совете в первом ряду, передо мной президиум, выступают заместители министров по разным ведомствам, кстати, очень интересно выступает глава региона Коми с действительно классными и реализованными идеями.
И в этот момент у нас появляется человек с полным ФИО нашего потерявшегося, который находится в 67 больнице города Москвы. Это установила наша группа коротких прозвонов, которая звонит по кругу по больницам. Еще раз: нет базы, в которой можно смотреть и получать эту информацию, типа базы неизвестных пациентов, нет оперативно работающего бюро регистрации несчастных случаев. Огромного количества случаев, которые нам крайне важны, в БРНС, к сожалению, не будет – они появятся, но спустя какое-то время, или не появятся вовсе, а мне надо сразу: в таком случае мы можем прекратить морозить наших ребят, которые работают в лесу, чтобы они отдохнули и потом потратили свое время на других потерях, а сейчас смогут высушить свою одежду, выспаться, заняться своими близкими, работой и так далее. Отряд очень заинтересован в экономии ресурса каждого из наших поисковиков.
По прошествии какого-то времени удается созвониться с больницей и выяснить, что это действительно наш, что он поступил туда по скорой в связи с острым состоянием. Это состояние потребовало участия конкретных врачей-специалистов. Врачи осмотрели парня и не нашли угрозы, видимо. Он ушел.
Когда мы узнаем, что он ушел, наши ребята еще не подъехали к больнице. Мы просим всех подъезжать, кричим в чат «Будет поиск», кричим везде, народ начинает движение – кто-то уже на территории больницы, кто-то около нее…
Парень ушел. Куда? Для этого надо понимать, откуда он туда попал. Выясняется, что его привезли из социального центра имени Елизаветы Глинки, а значит, он и туда как-то попал. И тут начинаются чудеса. Туда он приехал на такси, потому что узнал, что там можно бесплатно переночевать. Там ему стало как-то не очень, и в результате этого он оказался в скорой и попал в 67 больницу.
Мы ожидаем, что он может вернуться на Ижорскую улицу в центр Елизаветы Глинки, поэтому там патруль, в метро работает встреча из Лианозово, Ховрино, даже Марфино, потому что оттуда ходит автобус. Начинаем действовать по местности – ищем, где около больницы может оказаться наш потеряха, к какому метро он пойдет или каким транспортом сможет воспользоваться. Неоценимую помощь оказывает оперативно работающая полиция, которая дает нам данные по его перемещениям. И мы видим, что он оказывается в автобусе – рядом, прямо на Карамышевской набережной, дальше из автобуса попадает в метро «Народное ополчение». Мы ждем выхода, ждем мучительно. Ничего не происходит. Непонятно, сколько ждать и чем все это закончится.
A Russian Telegram channel with over 700,000 followers is spreading disinformation about Russia's invasion of Ukraine under the guise of providing "objective information" and fact-checking fake news. Its influence extends beyond the platform, with major Russian publications, government officials, and journalists citing the page's posts. He adds: "Telegram has become my primary news source." Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy." To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care.
from hk
