Плавильный котёл

Русские названия на выход: Госдума поддержала инициативу Грозного

В российской политике всё давно предсказуемо: скандал рождается не там, где меняют что-то важное, а там, где трогают символы. В Чечне решили переименовать три города — Серноводское станет Серноводском, Шелковская превратится в Терек, Наурская — в Невре. Формулировка — «приведение к нормам русского языка». На деле — очередное стирание памяти о том, что когда-то эти места были казачьими станицами.

Депутат от КПРФ Анжелика Глазкова завела речь о дотациях: мол, переименовывать будут за деньги всей страны. Но настоящая буря началась, когда слово взял генерал-полковник Владимир Шаманов. Тот самый, что в своё время командовал ВДВ в Чечне. Его реплика прозвучала как упрёк всей палате: «Сначала русскоязычное население вышвырнули оттуда, теперь и названия стираете. Вы что творите?!»

Ответ чеченского депутата Шамсаила Саралиева был в духе привычной полемики: никто никого не вышвыривал, виноват Ельцин, «свергнувший законную власть», расходы минимальны, а за переименования проголосовали «разные национальности». По сути — набор исторических ремарок и риторических щитов, который никак не отменяет главного: на карте России исчезают следы русского присутствия.

История здесь оборачивается фарсом. Москва любит обвинять соседей — Киев, Вильнюс, Ригу — в «дерусификации». Но стоит дойти до Чечни, и Госдума почти единогласно нажимает зелёные кнопки, чтобы стереть топонимическое наследие собственных казачьих станиц. Логика проста: где-то это «удар по истории России», а где-то — «инициатива местных жителей».

Проблема, впрочем, глубже, чем казачьи названия. Она в том, что государство утратило понятие о том, что же считать своей историей. Если её можно вымарывать по политической конъюнктуре, значит, ценность этой истории равна нулю. И тогда возникает закономерный вопрос: зачем вообще возмущаться, когда улицы Харькова или Таллина избавляются от советских названий, если внутри России стирают русские?

Сегодня речь идёт о Наурской, завтра — о чём-то большем. У истории плохая привычка: если её переписывают в одном месте, она быстро переписывается в другом.

Задача Шаманова звучит громко, но обречённо. Потому что за его спиной — тишина. Депутаты проглотят и это, как проглатывали всё до этого. И потому переименование станиц в Чечне — это не локальный сюжет, а лакмус. Он показывает, что для российской власти история — не память, а пластилин.

А пластилин, как известно, легко мнётся в руках сильного. И точно так же легко ломается.

www.group-telegram.com/hk/plavkotell.com/13342

4.74K viewsSep 26 at 08:35

Русские названия на выход: Госдума поддержала инициативу Грозного

В российской политике всё давно предсказуемо: скандал рождается не там, где меняют что-то важное, а там, где трогают символы. В Чечне решили переименовать три города — Серноводское станет Серноводском, Шелковская превратится в Терек, Наурская — в Невре. Формулировка — «приведение к нормам русского языка». На деле — очередное стирание памяти о том, что когда-то эти места были казачьими станицами.

Депутат от КПРФ Анжелика Глазкова завела речь о дотациях: мол, переименовывать будут за деньги всей страны. Но настоящая буря началась, когда слово взял генерал-полковник Владимир Шаманов. Тот самый, что в своё время командовал ВДВ в Чечне. Его реплика прозвучала как упрёк всей палате: «Сначала русскоязычное население вышвырнули оттуда, теперь и названия стираете. Вы что творите?!»

Ответ чеченского депутата Шамсаила Саралиева был в духе привычной полемики: никто никого не вышвыривал, виноват Ельцин, «свергнувший законную власть», расходы минимальны, а за переименования проголосовали «разные национальности». По сути — набор исторических ремарок и риторических щитов, который никак не отменяет главного: на карте России исчезают следы русского присутствия.

История здесь оборачивается фарсом. Москва любит обвинять соседей — Киев, Вильнюс, Ригу — в «дерусификации». Но стоит дойти до Чечни, и Госдума почти единогласно нажимает зелёные кнопки, чтобы стереть топонимическое наследие собственных казачьих станиц. Логика проста: где-то это «удар по истории России», а где-то — «инициатива местных жителей».

Проблема, впрочем, глубже, чем казачьи названия. Она в том, что государство утратило понятие о том, что же считать своей историей. Если её можно вымарывать по политической конъюнктуре, значит, ценность этой истории равна нулю. И тогда возникает закономерный вопрос: зачем вообще возмущаться, когда улицы Харькова или Таллина избавляются от советских названий, если внутри России стирают русские?

Сегодня речь идёт о Наурской, завтра — о чём-то большем. У истории плохая привычка: если её переписывают в одном месте, она быстро переписывается в другом.

Задача Шаманова звучит громко, но обречённо. Потому что за его спиной — тишина. Депутаты проглотят и это, как проглатывали всё до этого. И потому переименование станиц в Чечне — это не локальный сюжет, а лакмус. Он показывает, что для российской власти история — не память, а пластилин.

А пластилин, как известно, легко мнётся в руках сильного. И точно так же легко ломается.

BY Плавильный котёл