Читая Бадью (и Лакана)

«Заметим, что временные непрерывности прерываются, пере­ живание настоящего становится чрезвычайно, непреодолимо живым и «материальным»: мир откры вается шизофренику с преувеличенной интенсивностью, он несет в себе необъяс­нимый и подавляющий заряд аффекта, обжигая галлюцинатор­ ной энергией.
Но то, что могло бы показаться нам желанным опытом — возрастание восприимчивости, либидинальная или галлюцинаторная интенсификация нашего привычно однооб­ разного и знакомого окружения, — здесь воспринимается как утрата, «ирреальность».

Я хочу подчеркнуть, однако, то, каким образом отдельное означающее становится все более материальным — или, еще лучш е, б у к в а л ь н ы м — все более ж и вы м в ощущениях, независимо от того, является ли этот новый опыт привлекательным или ужасным. Мы можем проследить то же самое в области языка: ведь шизофренический разрыв языка приводит к тому, что в результате остаются отдельные слова и происходит переори­ ентация субъекта или говорящего на более «точечное» внимание к этим словам. Кроме того, в обычной речи мы пытаемся сквозь материальность слов (их странные звуки и начертание, тембр моего голоса и особый акцент и т. д.) проникнуть к их значению. Когда значение потеряно, материальность слов становится н а­ вязчивой, как в том случае, когда дети снова и снова повторяют одно и то же слово, пока его смысл не утрачивается и оно не становится непонятным заклинанием. Если начать устанавли­ вать связь с нашим предыдущим описанием, то означающее, которое потеряло свое означаемое, тем самым превращается в некий образ.

Это длинное отступление о шизофрении позволило нам добавить еще одну характеристику, которую мы не могли учесть в предшествующем описании, — а именно само время. Поэтому теперь мы должны переключиться в обсуждении постмодерниз­ ма с визуальных искусств на темпоральные — на музыку, поэзию и некоторые типы нарративных текстов, таких как тексты Беккета. Любому, кто слушал музыку Джона Кейджа, вполне может быть знаком опыт, подобный тому, что мы сейчас опи­ сали — опыт фрустрации и отчаяния: прослушивание единичного аккорда или ноты, за которыми следует тишина настолько продолжительная, что память не может удержать того, что было раньше, тишина, обрекаемая на забвение новы м странным звучным настоящим, которое само исчезает. Этот опыт можно проиллюстрировать многими формами современной культур­ной продукции»

— Фредерик Джеймисон, "Постмодернизм или культурная логика позднего Капитализма"

🔥2😢1

www.group-telegram.com/in/chitaya_badyu.com/56

241 viewsLisa Kovaleva, edited  Sep 22, 2024 at 20:55

«Заметим, что временные непрерывности прерываются, пере­ живание настоящего становится чрезвычайно, непреодолимо живым и «материальным»: мир откры вается шизофренику с преувеличенной интенсивностью, он несет в себе необъяс­нимый и подавляющий заряд аффекта, обжигая галлюцинатор­ ной энергией.
Но то, что могло бы показаться нам желанным опытом — возрастание восприимчивости, либидинальная или галлюцинаторная интенсификация нашего привычно однооб­ разного и знакомого окружения, — здесь воспринимается как утрата, «ирреальность».

Я хочу подчеркнуть, однако, то, каким образом отдельное означающее становится все более материальным — или, еще лучш е, б у к в а л ь н ы м — все более ж и вы м в ощущениях, независимо от того, является ли этот новый опыт привлекательным или ужасным. Мы можем проследить то же самое в области языка: ведь шизофренический разрыв языка приводит к тому, что в результате остаются отдельные слова и происходит переори­ ентация субъекта или говорящего на более «точечное» внимание к этим словам. Кроме того, в обычной речи мы пытаемся сквозь материальность слов (их странные звуки и начертание, тембр моего голоса и особый акцент и т. д.) проникнуть к их значению. Когда значение потеряно, материальность слов становится н а­ вязчивой, как в том случае, когда дети снова и снова повторяют одно и то же слово, пока его смысл не утрачивается и оно не становится непонятным заклинанием. Если начать устанавли­ вать связь с нашим предыдущим описанием, то означающее, которое потеряло свое означаемое, тем самым превращается в некий образ.

Это длинное отступление о шизофрении позволило нам добавить еще одну характеристику, которую мы не могли учесть в предшествующем описании, — а именно само время. Поэтому теперь мы должны переключиться в обсуждении постмодерниз­ ма с визуальных искусств на темпоральные — на музыку, поэзию и некоторые типы нарративных текстов, таких как тексты Беккета. Любому, кто слушал музыку Джона Кейджа, вполне может быть знаком опыт, подобный тому, что мы сейчас опи­ сали — опыт фрустрации и отчаяния: прослушивание единичного аккорда или ноты, за которыми следует тишина настолько продолжительная, что память не может удержать того, что было раньше, тишина, обрекаемая на забвение новы м странным звучным настоящим, которое само исчезает. Этот опыт можно проиллюстрировать многими формами современной культур­ной продукции»

— Фредерик Джеймисон, "Постмодернизм или культурная логика позднего Капитализма"

BY Читая Бадью (и Лакана)