Warning: mkdir(): No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 37
Warning: file_put_contents(aCache/aDaily/post/editorial_egalite/--): Failed to open stream: No such file or directory in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 ЭГАЛИТÉ | Telegram Webview: editorial_egalite/3199 -
Классовое неравенство не является имманентным экономической деятельности человека.
Институты государства, основанные на территориально-правовой монополии, используют силу принуждения для вмешательства в спонтанные обмены между нами, чтобы, разрушая одни связи и поощряя другие, упорядочить их для нужд самовоспроизводства. Государство распределяет привилегии тем, кто готов с помощью средств эксплуатации добиться максимальной отдачи от стратегически важных для его выживания производств. Структура привилегий и соответствующая ей классовая стратификация формирует то, что мы обычно называем экономическим режимом.
Современный капитализм определяется бюрократическим контролем модерного государства над всеми сферами социальной жизни (идеологией, распределением, образованием, производством, правом), не допускающим наличие институтов и формирований, что были бы неподотчетны ему. Предоставляя избранным доступ к монопольной финансовой системе, современные государства позволяют сделать денежные связи основным коммуникативным фактором — в противовес множественным способам самоорганизации и самообеспечения, не вписывающимся в модель финансиализации повседневности. А с помощью военно-промышленного комплекса, реализующего государственную монополию на насилие, они держат нас в страхе и подчинении, постоянно угрожая наказанием и гибелью — в форме репрессий или войн.
Обыкновенно в этот день чествуется труд, трудящиеся, каждый и каждая из нас, кто на своих плечах несет определенную ответственность за воспроизводство инфраструктур, ставших для многих обыденными и необходимыми. До сих пор ни одна революция, прославившая двадцатый век, не дала трудящимся изменить характер своего труда, освободив творческую энергию, креативность и сделав каждый узел экономики демократическим и открытым. Одна из важнейших причин этого в том, что мы до сих пор верим, будто экономика нуждается в высшем принципе и архической ориентации на упорядочивание сверху. Мы редко обращаемся к мысли, что экономика является делом коммуникативно-общественным, а не институциональным, и что от того, как мы строим обогащающие нас материально, эмоционально и социально связи зависят наши политические способности. Буквально, способности давать отпор структурированным государственным монополиям, останавливая насилие, экспансию и порабощение.
Наше время требует порвать с зависимостью, патернализмом, ожиданием господина-вождя и надеждой на один решающий политический порыв абстрактных народных масс. Утопия — это представление о хорошей жизни, которое обладает достаточной мотивационной силой, чтобы побудить нас действовать в соответствие с ней уже сегодня. В этом смысле настоящая утопия всегда прагматична. Утопия исхода, вокруг которой собираются разные представления о посткапиталистическом переходе — хорошее прагматическое начало, позволяющее снять с себя политические обязательства перед государством и не участвовать в тех структурах, что поддерживают наше состояние беспомощности.
У каждого и каждой сегодня в руках есть достаточно средств, объединив которые можно добиться минимальной автономии и вступать в контакт с другими на равных.
Если труду все-таки суждено стать свободным, нам придется учиться доверять друг другу, брать взаимную ответственность и достигать стратегических успехов, отказываясь от подачек, с помощью которых государство и его экономические сателлиты держат нас на поводке.
Классовое неравенство не является имманентным экономической деятельности человека.
Институты государства, основанные на территориально-правовой монополии, используют силу принуждения для вмешательства в спонтанные обмены между нами, чтобы, разрушая одни связи и поощряя другие, упорядочить их для нужд самовоспроизводства. Государство распределяет привилегии тем, кто готов с помощью средств эксплуатации добиться максимальной отдачи от стратегически важных для его выживания производств. Структура привилегий и соответствующая ей классовая стратификация формирует то, что мы обычно называем экономическим режимом.
Современный капитализм определяется бюрократическим контролем модерного государства над всеми сферами социальной жизни (идеологией, распределением, образованием, производством, правом), не допускающим наличие институтов и формирований, что были бы неподотчетны ему. Предоставляя избранным доступ к монопольной финансовой системе, современные государства позволяют сделать денежные связи основным коммуникативным фактором — в противовес множественным способам самоорганизации и самообеспечения, не вписывающимся в модель финансиализации повседневности. А с помощью военно-промышленного комплекса, реализующего государственную монополию на насилие, они держат нас в страхе и подчинении, постоянно угрожая наказанием и гибелью — в форме репрессий или войн.
Обыкновенно в этот день чествуется труд, трудящиеся, каждый и каждая из нас, кто на своих плечах несет определенную ответственность за воспроизводство инфраструктур, ставших для многих обыденными и необходимыми. До сих пор ни одна революция, прославившая двадцатый век, не дала трудящимся изменить характер своего труда, освободив творческую энергию, креативность и сделав каждый узел экономики демократическим и открытым. Одна из важнейших причин этого в том, что мы до сих пор верим, будто экономика нуждается в высшем принципе и архической ориентации на упорядочивание сверху. Мы редко обращаемся к мысли, что экономика является делом коммуникативно-общественным, а не институциональным, и что от того, как мы строим обогащающие нас материально, эмоционально и социально связи зависят наши политические способности. Буквально, способности давать отпор структурированным государственным монополиям, останавливая насилие, экспансию и порабощение.
Наше время требует порвать с зависимостью, патернализмом, ожиданием господина-вождя и надеждой на один решающий политический порыв абстрактных народных масс. Утопия — это представление о хорошей жизни, которое обладает достаточной мотивационной силой, чтобы побудить нас действовать в соответствие с ней уже сегодня. В этом смысле настоящая утопия всегда прагматична. Утопия исхода, вокруг которой собираются разные представления о посткапиталистическом переходе — хорошее прагматическое начало, позволяющее снять с себя политические обязательства перед государством и не участвовать в тех структурах, что поддерживают наше состояние беспомощности.
У каждого и каждой сегодня в руках есть достаточно средств, объединив которые можно добиться минимальной автономии и вступать в контакт с другими на равных.
Если труду все-таки суждено стать свободным, нам придется учиться доверять друг другу, брать взаимную ответственность и достигать стратегических успехов, отказываясь от подачек, с помощью которых государство и его экономические сателлиты держат нас на поводке.
"Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later.
from in
