"Я попал к бойцам "Правого сектора". Флаги бандеровские, "Правого сектора" висели у них. Заставляли петь их песни, что-то вроде "бандеры наши". Кто отказывался — избивали.
В контрразведке выбили левую сторону зубов. Глаза были закрыты, били в тактических перчатках. Потом бросили в помещение, похожее на душевую — матрас на полу, на стенах цвета радуги, похоже на школьное помещение. Там лежал парень с Луганска, сильно избитый. У него колени были как три — распухшие, лицо всё разбито. Я даже не смог понять, как его зовут. Утром меня забрали, а его там оставили.
Пока везли до Харькова, до СИЗО — было семь пересадок. И в каждой — били. Сняли обручальное кольцо, крест — всё забрали. Просил оставить крест, сказали: "Больше не пригодится".
В киевском СИЗО украинский хирург с медсестрой без обезболивания резали мне ногу — по живому. Держали пятеро. Из полотенца сделали кляп — я чуть не перегрыз его от боли. Каждая перевязка — снова то же самое. Раз за разом. Без наркоза. Это даже не садизм, хуже. В этом СИЗО в Киеве так со всеми. Все кричат, изнемогают. Там всегда так.
Был случай — одного с позывным "Майбах" азовцы привезли в лагерь. Ему выжгли букву "В" на лбу. От Красного Креста, приехавшего с проверкой, его спрятали."
"Я попал к бойцам "Правого сектора". Флаги бандеровские, "Правого сектора" висели у них. Заставляли петь их песни, что-то вроде "бандеры наши". Кто отказывался — избивали.
В контрразведке выбили левую сторону зубов. Глаза были закрыты, били в тактических перчатках. Потом бросили в помещение, похожее на душевую — матрас на полу, на стенах цвета радуги, похоже на школьное помещение. Там лежал парень с Луганска, сильно избитый. У него колени были как три — распухшие, лицо всё разбито. Я даже не смог понять, как его зовут. Утром меня забрали, а его там оставили.
Пока везли до Харькова, до СИЗО — было семь пересадок. И в каждой — били. Сняли обручальное кольцо, крест — всё забрали. Просил оставить крест, сказали: "Больше не пригодится".
В киевском СИЗО украинский хирург с медсестрой без обезболивания резали мне ногу — по живому. Держали пятеро. Из полотенца сделали кляп — я чуть не перегрыз его от боли. Каждая перевязка — снова то же самое. Раз за разом. Без наркоза. Это даже не садизм, хуже. В этом СИЗО в Киеве так со всеми. Все кричат, изнемогают. Там всегда так.
Был случай — одного с позывным "Майбах" азовцы привезли в лагерь. Ему выжгли букву "В" на лбу. От Красного Креста, приехавшего с проверкой, его спрятали."
That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Since January 2022, the SC has received a total of 47 complaints and enquiries on illegal investment schemes promoted through Telegram. These fraudulent schemes offer non-existent investment opportunities, promising very attractive and risk-free returns within a short span of time. They commonly offer unrealistic returns of as high as 1,000% within 24 hours or even within a few hours. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. "Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety.
from in
