Я начала заниматься лагерными женскими мемурами, потому что, как и многие, заинтересовалась современным женским автофикциональным письмом. Последнее время я снова стала больше о нем думать: то ли из-за ридинга по Эрно, то ли из-за лекции про автотеорию, то ли из-за новой книги Еганы Джаббаровой. Мне не очень интересно отвлекаться на дискуссии о том, что автофикшн — это «самый популярный жанр XXI века», как пишут некоторые критики, потому что в России такие тексты скорее маргинализированы — и на госуровне, и в академии. Меня интересует, как работают эти тексты.
На syg.ma есть статья, в котором автофикшн называется не просто гибридным, но мультимодальным жанром. И хотя мне кажется, что термин «автофикшн» — не про жанр, а про практики письма, в этой статье объясняется, как фрагментарный текст становится цельным. От себя добавлю, что когда начинаю читать новый автофикциональный текст, то думаю о нем как о старом ковре с узорами: сначала осматриваю его целиком, потом вытаскиваю из него разрозненные фрагменты, соотношу их друг с другом и пытаюсь нащупать ту «внутреннюю линзу» авторки, через которую эти узоры сшиваются воедино.
Я начала заниматься лагерными женскими мемурами, потому что, как и многие, заинтересовалась современным женским автофикциональным письмом. Последнее время я снова стала больше о нем думать: то ли из-за ридинга по Эрно, то ли из-за лекции про автотеорию, то ли из-за новой книги Еганы Джаббаровой. Мне не очень интересно отвлекаться на дискуссии о том, что автофикшн — это «самый популярный жанр XXI века», как пишут некоторые критики, потому что в России такие тексты скорее маргинализированы — и на госуровне, и в академии. Меня интересует, как работают эти тексты.
На syg.ma есть статья, в котором автофикшн называется не просто гибридным, но мультимодальным жанром. И хотя мне кажется, что термин «автофикшн» — не про жанр, а про практики письма, в этой статье объясняется, как фрагментарный текст становится цельным. От себя добавлю, что когда начинаю читать новый автофикциональный текст, то думаю о нем как о старом ковре с узорами: сначала осматриваю его целиком, потом вытаскиваю из него разрозненные фрагменты, соотношу их друг с другом и пытаюсь нащупать ту «внутреннюю линзу» авторки, через которую эти узоры сшиваются воедино.
"Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. The news also helped traders look past another report showing decades-high inflation and shake off some of the volatility from recent sessions. The Bureau of Labor Statistics' February Consumer Price Index (CPI) this week showed another surge in prices even before Russia escalated its attacks in Ukraine. The headline CPI — soaring 7.9% over last year — underscored the sticky inflationary pressures reverberating across the U.S. economy, with everything from groceries to rents and airline fares getting more expensive for everyday consumers.
from it
