В "Даре" Набоков мечтает об идеальной версии своего отца. И так получилось, что идеальной версией отца выступает идеальная версия самого Владимира Владимировича.
Мой отец родился в 1860 году. Любовь к бабочкам ему привил немец-гувернер. <...> Рано, в 1876 году, окончив в Петербурге гимназию, он университетское образование получил в Англии, в Кембридже, где занимался биологией под руководством профессора Брайта. Первое свое путешествие, кругосветное, он совершил еще до смерти своего отца, и с тех пор до 1918 года вся его жизнь состоит из странствий и писания ученых трудов. <...> Эти труды были единогласно признаны классическими и еще в молодые годы имя его заняло одно из первых мест в изучении состава русско-азиатской фауны, наряду с именами зачинателей, Фишера-фон-Вальдгейма, Менетриэ, Эверсмана. Он работал в тесной связи со своими замечательными русскими современниками. Холодковский называет его "конквистадором русской энтомологии". <...> Он был вице-президентом Русского Энтомологического Общества, действительным членом Московского О-ва Испытателей Природы, членом Императорского Русского Географического О-ва, почетным членом множества ученых обществ заграницей.
Но это, всего лишь энциклопедическая сводка, не передающая всей сути Набокова. Чуть далее мы читаем:
Сегодня 8-ое июля, его день рождения. В другой день я бы не решился об этом обращаться к тебе. Напиши мне что-нибудь о нем и себе. Не такое, что могу найти в нашей общей памяти, а такое, что ты одна перечувствовала и сохранила". И вот ответный отрывок: "...представь себе – свадебное путешествие, Пиренеи, дивное блаженство от всего, от солнца, от ручьев, от цветов, от снежных вершин, даже от мух в отелях, – и оттого что мы каждое мгновение вместе. И вот, как то утром, у меня разболелась, что-ли, голова, или было уж чересчур для меня жарко, он сказал, что до завтрака выйдет на пол-часа прогуляться. Почему-то запомнилось, что я сидела на балконе отеля (кругом тишина, горы, чудные скалы Гаварни) и в первый раз читала книгу не для девиц, "Une Vie" Мопассана, мне тогда она очень понравилась, помню. Смотрю на часики, вижу уже пора завтракать, прошло больше часа с тех пор, как он ушел. Жду. Сперва немножко сержусь, потом начинаю тревожиться. Подают на террасе завтрак, не могу ничего съесть. Выхожу на лужайку перед отелем, возвращаюсь к себе, опять выхожу. Еще через час я уже была в неописуемом состоянии ужаса, волнения, Бог знает чего. Я путешествовала впервые, была неопытна и пуглива, а тут еще "Une Vie"... Я решила, что он бросил меня, самые глупые и страшные мысли лезли в голову, день проходил, мне казалось, что служащие смотрят на меня с каким-то злорадством, – ах, не могу тебе описать, что это было! Я даже начала совать платья в чемоданы, чтобы уехать немедленно в Россию, а потом решила вдруг, что он умер, выбежала, начала что-то безумное лепетать людям, посылать в полицию. Вдруг вижу, он идет по лужайке, лицо веселое, каким я его еще не видала, хотя всё время был весел, идет, машет мне, как ни в чем не бывало, светлые штаны в мокрых зеленых пятнах, панама исчезла, пиджак на боку порван... Я думаю, ты уже понимаешь, что случилось. Слава Богу по крайней мере, что он ее наконец все-таки поймал, – в платок, на отвесной скале, – а то заночевал бы в горах, как он мне и объяснил преспокойно...
Отец Набокова не был ученым-энтомологом, он не совершал кругосветные путешествия и не состоял в Русском географическом обществе. Он был оппозиционно настроенным болваном (да к тому же политиком!), как и подавляющее большинство родившихся в 1860-1880 годы, тех кого в 1890-ые называли декадентами, в 1900-ые - символистами, а после 1917 - уважаемыми писателями и поэтами, "певцами революции" вроде Блока, Брюсова, Белого и т.д. Возможно, если бы не убийство, Набоков-старший созрел бы и до возвращения в СССР, как это сделал Куприн или Алексей Толстой. Но боюсь, что советская власть поступила бы с ним, не как с Горьким, а как с Родзаевским.
В "Даре" Набоков мечтает об идеальной версии своего отца. И так получилось, что идеальной версией отца выступает идеальная версия самого Владимира Владимировича.
Мой отец родился в 1860 году. Любовь к бабочкам ему привил немец-гувернер. <...> Рано, в 1876 году, окончив в Петербурге гимназию, он университетское образование получил в Англии, в Кембридже, где занимался биологией под руководством профессора Брайта. Первое свое путешествие, кругосветное, он совершил еще до смерти своего отца, и с тех пор до 1918 года вся его жизнь состоит из странствий и писания ученых трудов. <...> Эти труды были единогласно признаны классическими и еще в молодые годы имя его заняло одно из первых мест в изучении состава русско-азиатской фауны, наряду с именами зачинателей, Фишера-фон-Вальдгейма, Менетриэ, Эверсмана. Он работал в тесной связи со своими замечательными русскими современниками. Холодковский называет его "конквистадором русской энтомологии". <...> Он был вице-президентом Русского Энтомологического Общества, действительным членом Московского О-ва Испытателей Природы, членом Императорского Русского Географического О-ва, почетным членом множества ученых обществ заграницей.
Но это, всего лишь энциклопедическая сводка, не передающая всей сути Набокова. Чуть далее мы читаем:
Сегодня 8-ое июля, его день рождения. В другой день я бы не решился об этом обращаться к тебе. Напиши мне что-нибудь о нем и себе. Не такое, что могу найти в нашей общей памяти, а такое, что ты одна перечувствовала и сохранила". И вот ответный отрывок: "...представь себе – свадебное путешествие, Пиренеи, дивное блаженство от всего, от солнца, от ручьев, от цветов, от снежных вершин, даже от мух в отелях, – и оттого что мы каждое мгновение вместе. И вот, как то утром, у меня разболелась, что-ли, голова, или было уж чересчур для меня жарко, он сказал, что до завтрака выйдет на пол-часа прогуляться. Почему-то запомнилось, что я сидела на балконе отеля (кругом тишина, горы, чудные скалы Гаварни) и в первый раз читала книгу не для девиц, "Une Vie" Мопассана, мне тогда она очень понравилась, помню. Смотрю на часики, вижу уже пора завтракать, прошло больше часа с тех пор, как он ушел. Жду. Сперва немножко сержусь, потом начинаю тревожиться. Подают на террасе завтрак, не могу ничего съесть. Выхожу на лужайку перед отелем, возвращаюсь к себе, опять выхожу. Еще через час я уже была в неописуемом состоянии ужаса, волнения, Бог знает чего. Я путешествовала впервые, была неопытна и пуглива, а тут еще "Une Vie"... Я решила, что он бросил меня, самые глупые и страшные мысли лезли в голову, день проходил, мне казалось, что служащие смотрят на меня с каким-то злорадством, – ах, не могу тебе описать, что это было! Я даже начала совать платья в чемоданы, чтобы уехать немедленно в Россию, а потом решила вдруг, что он умер, выбежала, начала что-то безумное лепетать людям, посылать в полицию. Вдруг вижу, он идет по лужайке, лицо веселое, каким я его еще не видала, хотя всё время был весел, идет, машет мне, как ни в чем не бывало, светлые штаны в мокрых зеленых пятнах, панама исчезла, пиджак на боку порван... Я думаю, ты уже понимаешь, что случилось. Слава Богу по крайней мере, что он ее наконец все-таки поймал, – в платок, на отвесной скале, – а то заночевал бы в горах, как он мне и объяснил преспокойно...
Отец Набокова не был ученым-энтомологом, он не совершал кругосветные путешествия и не состоял в Русском географическом обществе. Он был оппозиционно настроенным болваном (да к тому же политиком!), как и подавляющее большинство родившихся в 1860-1880 годы, тех кого в 1890-ые называли декадентами, в 1900-ые - символистами, а после 1917 - уважаемыми писателями и поэтами, "певцами революции" вроде Блока, Брюсова, Белого и т.д. Возможно, если бы не убийство, Набоков-старший созрел бы и до возвращения в СССР, как это сделал Куприн или Алексей Толстой. Но боюсь, что советская власть поступила бы с ним, не как с Горьким, а как с Родзаевским.
BY Записки галковскомана
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media.
from it
