Очень шумная тема, долго обсуждали в первый день форума в формате «вопрос-ответ»: мы 14 лет говорили «оставайтесь на месте», а теперь Григорий утверждает, что это зло и надо рекомендовать идти.
На это Григорий отвечает: я-то как раз всегда говорил, что надо идти, оставайтесь на месте – это только для человека, с которым у нас есть связь, или у него был контакт с родственниками и мы через них передали информацию, короче, это для того, кто точно знает, что его ищут, а человеку, который в этом не уверен, давать такую рекомендацию нельзя.
Почему? Давайте посчитаем, сколько человек мы ищем и сколько не ищем. У МВД за год по России 190 000 заявок, у нас за тот же год 48 000. Если представить себе, что они равномерно распределены в городе и природе (что, конечно, не очень корректно, но сделаем такое допущение, потому что это распределение нам неизвестно), то выяснится, что мы знаем про четверть пропавших. А как ищут остальных? К сожалению, мы знаем, как – мы вообще знаем про поиски больше, чем хотелось бы. И это значит, что огромное количество людей ищут плохо или не ищут никак – возможно, половину от всех, кто заблудился, потому что, например, они об этом никому не сказали. И тогда что получается? Что мы даем рекомендацию стоять на месте людям, которых никто не будет искать? Это плохо.
Я вижу, как ищут спасатели, полиция, поисковики-добровольцы самых разных названий, и я прекрасно понимаю, что найти здесь и сейчас на первой-второй задаче – это успех, связанный с информированностью, достаточным количеством людей, оснащением, наличием богатых знаний по тематике, и вся эта роскошь доступна в минимуме мест по России.
А еще в большей части Российской Федерации семь месяцев зимы.
Суммируя все сказанное, советы типа «оставайтесь на месте» мы можем давать детям, которых мы точно будем искать, потому что в абсолютном большинстве случаев информация о них распространяется, мы можем это советовать конкретному человеку по телефону, когда мы с ним разговариваем здесь и сейчас, можем рекомендовать это семьям, которые инструктируют своих бабушек и дедушек, как надо собираться в лес и что надо делать, чтобы их нашли. Им всем такой совет давать можно, всем остальным мы должны говорить одно: выходите в светлое время суток, пользуйтесь линейными ориентирами, не сходите с открытых пространств – если вас будут искать с беспилотников или самолетов, нужны будут открытые пространства; вы можете покинуть линейный ориентир только в случае изменения этого ориентира на более качественный. Что я имею в виду? Линейные ориентиры, конечно же, неодинаковы, и мы плохую тропинку можем поменять на хорошую, хорошую – на дорогу, но мы не можем сойти с дороги на плохую тропинку.
Что такое линейный ориентир? Это дорога, просека, линия электропередач, тропинка, ручей, река – короче, все с протяженностью. Идти по линейному ориентиру – это совет, которому не один год, не два и не десять. Это придумало не наше поколение. Здесь нет новинок, это не ноу-хау – это совет из былых времен, и я просто предлагаю им пользоваться.
Очень шумная тема, долго обсуждали в первый день форума в формате «вопрос-ответ»: мы 14 лет говорили «оставайтесь на месте», а теперь Григорий утверждает, что это зло и надо рекомендовать идти.
На это Григорий отвечает: я-то как раз всегда говорил, что надо идти, оставайтесь на месте – это только для человека, с которым у нас есть связь, или у него был контакт с родственниками и мы через них передали информацию, короче, это для того, кто точно знает, что его ищут, а человеку, который в этом не уверен, давать такую рекомендацию нельзя.
Почему? Давайте посчитаем, сколько человек мы ищем и сколько не ищем. У МВД за год по России 190 000 заявок, у нас за тот же год 48 000. Если представить себе, что они равномерно распределены в городе и природе (что, конечно, не очень корректно, но сделаем такое допущение, потому что это распределение нам неизвестно), то выяснится, что мы знаем про четверть пропавших. А как ищут остальных? К сожалению, мы знаем, как – мы вообще знаем про поиски больше, чем хотелось бы. И это значит, что огромное количество людей ищут плохо или не ищут никак – возможно, половину от всех, кто заблудился, потому что, например, они об этом никому не сказали. И тогда что получается? Что мы даем рекомендацию стоять на месте людям, которых никто не будет искать? Это плохо.
Я вижу, как ищут спасатели, полиция, поисковики-добровольцы самых разных названий, и я прекрасно понимаю, что найти здесь и сейчас на первой-второй задаче – это успех, связанный с информированностью, достаточным количеством людей, оснащением, наличием богатых знаний по тематике, и вся эта роскошь доступна в минимуме мест по России.
А еще в большей части Российской Федерации семь месяцев зимы.
Суммируя все сказанное, советы типа «оставайтесь на месте» мы можем давать детям, которых мы точно будем искать, потому что в абсолютном большинстве случаев информация о них распространяется, мы можем это советовать конкретному человеку по телефону, когда мы с ним разговариваем здесь и сейчас, можем рекомендовать это семьям, которые инструктируют своих бабушек и дедушек, как надо собираться в лес и что надо делать, чтобы их нашли. Им всем такой совет давать можно, всем остальным мы должны говорить одно: выходите в светлое время суток, пользуйтесь линейными ориентирами, не сходите с открытых пространств – если вас будут искать с беспилотников или самолетов, нужны будут открытые пространства; вы можете покинуть линейный ориентир только в случае изменения этого ориентира на более качественный. Что я имею в виду? Линейные ориентиры, конечно же, неодинаковы, и мы плохую тропинку можем поменять на хорошую, хорошую – на дорогу, но мы не можем сойти с дороги на плохую тропинку.
Что такое линейный ориентир? Это дорога, просека, линия электропередач, тропинка, ручей, река – короче, все с протяженностью. Идти по линейному ориентиру – это совет, которому не один год, не два и не десять. Это придумало не наше поколение. Здесь нет новинок, это не ноу-хау – это совет из былых времен, и я просто предлагаю им пользоваться.
But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. On Feb. 27, however, he admitted from his Russian-language account that "Telegram channels are increasingly becoming a source of unverified information related to Ukrainian events."
from it
