mikaprok reading

Неслучайные соединения

Итальянский профессор-литературовед из Стэнфорда рассказывает нам о буржуазии.

Франко Моретти объединил в своем «Atlas of European Novel 1800-1900» филологию, Big Data и чуть-чуть здравого смысла.

Рекомендую, но на этот раз еще одна его большая работа: «Буржуа. Между историей и литературой». Отставив в стороне многословность, как черту профессиональной деформации, и некоторую ходульность анализа литературы старого континента для студентов нового, можно получить большое количества удовольствия.

И от главного буржуазного гимна труду – «Робинзона Крузо» Дефо, и от прозрачного сравнения викторианской Британии с послевоенными Соединенными Штатами (с которыми у Моретти явно свои счеты).

«Экономический эгоизм, религиозная повестка, интеллектуальные убеждения, социальная конкуренция, надлежащее место женщины стали политическими вопросами, из-за которых одни буржуа боролись с другими»

Почему этот образ так важен. Подсказка в постепенном уходе со сцены милитаризма: «работа стала новым принципом легитимации социальной власти»

Работа и рабочее движение становится к середине XIX века «аристократией третьего сорта». Именно в индустриальных центрах Британии пестуют честь труда, как наследственной и завидной доли.

При этом в остальных странах такого рода поведение вызывает в лучшем случае недоумение.

Вот хороший отрывок из рассуждений о родном:

«Хотя он «беспрестанно в движении», у крайне эффективного Штольца «движений лишних не было», и когда его друг детства, ошеломленный его активностью, прерывает его мягким замечанием: «Когда-нибудь перестанешь же трудиться?» — он отвечает просто: «Никогда не перестану. Для чего?» (а затем добавляет слова, достойные Фауста: «Ах, если бы прожить лет двести, триста! <...> Сколько бы можно было переделать дел!»). Немец по отцовской линии —так что его аристократическая мать боится, что он «сделается таким же немецким бюргером» —Штольц —связующее звено между Россией и динамичной Западной Европой, с которой его компания ведет постоянную торговлю. В середине романа он едет в Париж и берет со своего друга обещание, что тот к нему вскоре присоединится, чтобы вместе начать новую жизнь. У буржуа в Восточной Европе хорошая жизнь. Штольц деятелен, спокоен, умен, покупает прекрасное имение, женится на любимой женщине, счастлив... Он получает от автора романа все, чего только может пожелать, кроме одной важной вещи: он не протагонист «Обломова».

Не протагонист, потому что Гончаров захвачен колоссальной, чудесной фигурой Обломова. Однако то, что образцовая буржуазная натура Штольца столь очевидным образом не является главной темой романа, — знак более крупной проблемы. На Западе деньги, как правило, упрощают дело, здесь они его осложняют.»

Что уж, до сих пор осложняют. Но только на уровне романтической новеллы.

❤3👍1

www.group-telegram.com/it/mikaprok_reading.com/105

529 viewsJul 5, 2024 at 10:57

Неслучайные соединения

Итальянский профессор-литературовед из Стэнфорда рассказывает нам о буржуазии.

Франко Моретти объединил в своем «Atlas of European Novel 1800-1900» филологию, Big Data и чуть-чуть здравого смысла.

Рекомендую, но на этот раз еще одна его большая работа: «Буржуа. Между историей и литературой». Отставив в стороне многословность, как черту профессиональной деформации, и некоторую ходульность анализа литературы старого континента для студентов нового, можно получить большое количества удовольствия.

И от главного буржуазного гимна труду – «Робинзона Крузо» Дефо, и от прозрачного сравнения викторианской Британии с послевоенными Соединенными Штатами (с которыми у Моретти явно свои счеты).

«Экономический эгоизм, религиозная повестка, интеллектуальные убеждения, социальная конкуренция, надлежащее место женщины стали политическими вопросами, из-за которых одни буржуа боролись с другими»

Почему этот образ так важен. Подсказка в постепенном уходе со сцены милитаризма: «работа стала новым принципом легитимации социальной власти»

Работа и рабочее движение становится к середине XIX века «аристократией третьего сорта». Именно в индустриальных центрах Британии пестуют честь труда, как наследственной и завидной доли.

При этом в остальных странах такого рода поведение вызывает в лучшем случае недоумение.

Вот хороший отрывок из рассуждений о родном:

«Хотя он «беспрестанно в движении», у крайне эффективного Штольца «движений лишних не было», и когда его друг детства, ошеломленный его активностью, прерывает его мягким замечанием: «Когда-нибудь перестанешь же трудиться?» — он отвечает просто: «Никогда не перестану. Для чего?» (а затем добавляет слова, достойные Фауста: «Ах, если бы прожить лет двести, триста! <...> Сколько бы можно было переделать дел!»). Немец по отцовской линии —так что его аристократическая мать боится, что он «сделается таким же немецким бюргером» —Штольц —связующее звено между Россией и динамичной Западной Европой, с которой его компания ведет постоянную торговлю. В середине романа он едет в Париж и берет со своего друга обещание, что тот к нему вскоре присоединится, чтобы вместе начать новую жизнь. У буржуа в Восточной Европе хорошая жизнь. Штольц деятелен, спокоен, умен, покупает прекрасное имение, женится на любимой женщине, счастлив... Он получает от автора романа все, чего только может пожелать, кроме одной важной вещи: он не протагонист «Обломова».

Не протагонист, потому что Гончаров захвачен колоссальной, чудесной фигурой Обломова. Однако то, что образцовая буржуазная натура Штольца столь очевидным образом не является главной темой романа, — знак более крупной проблемы. На Западе деньги, как правило, упрощают дело, здесь они его осложняют.»

Что уж, до сих пор осложняют. Но только на уровне романтической новеллы.

BY mikaprok reading