Улус Джучи

Продолжим рассуждать о государстве и службе в евразийской парадигме.

В современной евразийской политике ощущается фундаментальный дефицит легитимности, который нельзя восполнить ни экономическим ростом, ни аппаратной стабильностью. Его корень — в утрате института присяги как формы политического признания государства народом. Современные лидеры в постсоветском пространстве, будь то президенты или "отцы нации"— остаются в логике биев: влиятельных, признанных, способных карать и миловать, но не обладающих подлинным суверенитетом в феодально-государственном смысле. Бий может быть могуществен, но он не государь. Он не получил клятву народа.

В традиционной степной и русской политике суверенитет рождался через присягу. В казахском контексте султан был тем, кого признавали роды, кого поддерживали бии, но государем он становился лишь в том случае, если собрал клятву всех подчинённых. Это был акт не насилия, а ритуальной, политико-юридической связи. Точно так же в Московском царстве князь становился царём не тогда, когда взбирался на трон, а тогда, когда приносили присягу верности— от боярина до стрельца, от черного люда до митрополита. Именно поэтому «государь» в русском языке и сознании— не просто правитель, а тот, кто стоит над землёй по праву народной верности.

Советский Союз восстановил эту политическую форму на новом, модернизированном уровне. Армейская присяга, обязательная для всех мужчин, была не техническим элементом дисциплины, а актом политической лояльности. Служба в армии превращала каждого крестьянина, рабочего, студента— казаха, якутa, узбека, русского— в гражданина, в того, кто дал клятву народу и государству. СССР стал государством не только потому, что имел Красную Армию, КГБ и ядерное оружие, но потому, что десятки миллионов людей произнесли: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, торжественно присягаю…» Это была секулярная сакрализация власти. Человека соединяли с государством через добровольный и торжественный акт.

Сегодня же вся структура политической власти на постсоветском пространстве лишена этого акта признания. Ни президент Казахстана, ни президент России, ни глава любой другой республики не может сказать, что народ дал ему клятву. Армия стала контрактной, присяга формальной, служба факультативной. Молодые люди массово избегают не только службы, но и любой формы ответственности перед государством. При этом само государство продолжает требовать от них подчинения, налогов, патриотизма. Но это невозможно: без акта присяги гражданин— не субъект государства, а всего лишь объект управления.

Более того, исчезновение присяги как массовой институции обнажает ложность самого понятия «государства» в его политическом смысле. Возникает парадокс: формально существует государственная машина— флаг, гимн, армия, налоги, законы, но нет главного— взаимной клятвы между властью и населением. Русская традиция в этом смысле особенно чувствительна: от «служу царю и отечеству» до «служу Советскому Союзу»— в ордынской политической культуре государственность всегда рождалась через службу и присягу. И если служба исчезает, а народ не присягал— исчезает и традиционное евразийское государство.

Поэтому сегодняшняя политическая конструкция, лишённая присяги и службы, существует в режиме унаследованной инерции. Это не государство в подлинном смысле, а механизм управления, лишённый вертикальной клятвы. Народ не субъект, а масса. А правители не цари, не президенты в демократическом смысле, а просто бии: влиятельные, контролирующие, но не принятые в полном смысле. История учит: как только исчезает присяга, исчезает верность. А с ней и сама возможность существования политического целого.

Таким образом, для восстановления подлинной государственности в евразийской модели необходимо вернуть идею присяги. Это не призыв к милитаризации, а призыв к восстановлению базовой политической связи между человеком и властью. Только присягнувший может требовать и защищать. Только получивший клятву может править без страха и террора. Без этого правитель— лишь временно удачливый бий.

www.group-telegram.com/us/juchiulus.com/278

54 viewsedited  Jun 24 at 02:56

Продолжим рассуждать о государстве и службе в евразийской парадигме.

В современной евразийской политике ощущается фундаментальный дефицит легитимности, который нельзя восполнить ни экономическим ростом, ни аппаратной стабильностью. Его корень — в утрате института присяги как формы политического признания государства народом. Современные лидеры в постсоветском пространстве, будь то президенты или "отцы нации"— остаются в логике биев: влиятельных, признанных, способных карать и миловать, но не обладающих подлинным суверенитетом в феодально-государственном смысле. Бий может быть могуществен, но он не государь. Он не получил клятву народа.

В традиционной степной и русской политике суверенитет рождался через присягу. В казахском контексте султан был тем, кого признавали роды, кого поддерживали бии, но государем он становился лишь в том случае, если собрал клятву всех подчинённых. Это был акт не насилия, а ритуальной, политико-юридической связи. Точно так же в Московском царстве князь становился царём не тогда, когда взбирался на трон, а тогда, когда приносили присягу верности— от боярина до стрельца, от черного люда до митрополита. Именно поэтому «государь» в русском языке и сознании— не просто правитель, а тот, кто стоит над землёй по праву народной верности.

Советский Союз восстановил эту политическую форму на новом, модернизированном уровне. Армейская присяга, обязательная для всех мужчин, была не техническим элементом дисциплины, а актом политической лояльности. Служба в армии превращала каждого крестьянина, рабочего, студента— казаха, якутa, узбека, русского— в гражданина, в того, кто дал клятву народу и государству. СССР стал государством не только потому, что имел Красную Армию, КГБ и ядерное оружие, но потому, что десятки миллионов людей произнесли: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, торжественно присягаю…» Это была секулярная сакрализация власти. Человека соединяли с государством через добровольный и торжественный акт.

Сегодня же вся структура политической власти на постсоветском пространстве лишена этого акта признания. Ни президент Казахстана, ни президент России, ни глава любой другой республики не может сказать, что народ дал ему клятву. Армия стала контрактной, присяга формальной, служба факультативной. Молодые люди массово избегают не только службы, но и любой формы ответственности перед государством. При этом само государство продолжает требовать от них подчинения, налогов, патриотизма. Но это невозможно: без акта присяги гражданин— не субъект государства, а всего лишь объект управления.

Более того, исчезновение присяги как массовой институции обнажает ложность самого понятия «государства» в его политическом смысле. Возникает парадокс: формально существует государственная машина— флаг, гимн, армия, налоги, законы, но нет главного— взаимной клятвы между властью и населением. Русская традиция в этом смысле особенно чувствительна: от «служу царю и отечеству» до «служу Советскому Союзу»— в ордынской политической культуре государственность всегда рождалась через службу и присягу. И если служба исчезает, а народ не присягал— исчезает и традиционное евразийское государство.

Поэтому сегодняшняя политическая конструкция, лишённая присяги и службы, существует в режиме унаследованной инерции. Это не государство в подлинном смысле, а механизм управления, лишённый вертикальной клятвы. Народ не субъект, а масса. А правители не цари, не президенты в демократическом смысле, а просто бии: влиятельные, контролирующие, но не принятые в полном смысле. История учит: как только исчезает присяга, исчезает верность. А с ней и сама возможность существования политического целого.

Таким образом, для восстановления подлинной государственности в евразийской модели необходимо вернуть идею присяги. Это не призыв к милитаризации, а призыв к восстановлению базовой политической связи между человеком и властью. Только присягнувший может требовать и защищать. Только получивший клятву может править без страха и террора. Без этого правитель— лишь временно удачливый бий.

BY Улус Джучи