Публикуем новые акты пьесы, прикладываю свой, еще один — у Софьи в канале.
СЛУЧАИ, ДОРЫ
АКТ N.
<...>
Дора. Один раз мне даже приснилось, что он умер. Я гуляю по незнакомому городу, всюду грохочут заводы, на площадях громоздятся жуткие монументы повитухам, воют чахоточные люди, фланируют младенцы… А когда возвращаюсь домой, то есть, это не наш дом, а собачья будка… Из нее вылезает цепная служанка с опухшим лицом и протягивает конверт. Мать пишет: «Я не сказала тебе, что отец заболел, ведь ты исчезла из дома, никого не предупредив. Теперь он мертв». Я выбегаю в город, и снова — ядовитые фабрики, площади в испражнениях, унылые трупы слоняются без дела, путаются под ногами, я прошу сказать, где вокзал, и каждый отвечает одно и то же: «в пяти минутах». Но вокзала все нет, впереди дикий лес: я захожу в него, меня окружают звери и вгрызаются в платье, я тогда чуть не упала, вся измазалась в грязи, деревья вылезают из могильников, такая плотная темнота… Навстречу вышагивает мужчина с бутылочным горлышком в руке, звери разбегаются, я спрашиваю у него про вокзал. Он отвечает: «В двух с половиной часах ходьбы», а потом добавляет: «Хотите, я вас провожу?» Я отказываюсь, бегу сквозь подлесок и вижу — поезда, розовый дым, всюду тележки с пузатыми крысоловами… Но войти на вокзал не получается, ноги не слушаются, смотрю — пригвоздились к брусчатке… Так страшно, не могу двигаться, но боли нет… (Пауза, вздох.) Затем снова вижу себя у своего дома, уже настоящего, только дверь закрыта. Бьюсь кулаками в дверь, на пороге та же служанка, у нее смешной чепчик, набекрень, и фартук измазан чем-то черным, наверное, золой, она опускается на колени и хохочет: «Все! Все они уже на кладбище!»
Публикуем новые акты пьесы, прикладываю свой, еще один — у Софьи в канале.
СЛУЧАИ, ДОРЫ
АКТ N.
<...>
Дора. Один раз мне даже приснилось, что он умер. Я гуляю по незнакомому городу, всюду грохочут заводы, на площадях громоздятся жуткие монументы повитухам, воют чахоточные люди, фланируют младенцы… А когда возвращаюсь домой, то есть, это не наш дом, а собачья будка… Из нее вылезает цепная служанка с опухшим лицом и протягивает конверт. Мать пишет: «Я не сказала тебе, что отец заболел, ведь ты исчезла из дома, никого не предупредив. Теперь он мертв». Я выбегаю в город, и снова — ядовитые фабрики, площади в испражнениях, унылые трупы слоняются без дела, путаются под ногами, я прошу сказать, где вокзал, и каждый отвечает одно и то же: «в пяти минутах». Но вокзала все нет, впереди дикий лес: я захожу в него, меня окружают звери и вгрызаются в платье, я тогда чуть не упала, вся измазалась в грязи, деревья вылезают из могильников, такая плотная темнота… Навстречу вышагивает мужчина с бутылочным горлышком в руке, звери разбегаются, я спрашиваю у него про вокзал. Он отвечает: «В двух с половиной часах ходьбы», а потом добавляет: «Хотите, я вас провожу?» Я отказываюсь, бегу сквозь подлесок и вижу — поезда, розовый дым, всюду тележки с пузатыми крысоловами… Но войти на вокзал не получается, ноги не слушаются, смотрю — пригвоздились к брусчатке… Так страшно, не могу двигаться, но боли нет… (Пауза, вздох.) Затем снова вижу себя у своего дома, уже настоящего, только дверь закрыта. Бьюсь кулаками в дверь, на пороге та же служанка, у нее смешной чепчик, набекрень, и фартук измазан чем-то черным, наверное, золой, она опускается на колени и хохочет: «Все! Все они уже на кладбище!»
Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform.
from kr
