Классовое неравенство не является имманентным экономической деятельности человека.
Институты государства, основанные на территориально-правовой монополии, используют силу принуждения для вмешательства в спонтанные обмены между нами, чтобы, разрушая одни связи и поощряя другие, упорядочить их для нужд самовоспроизводства. Государство распределяет привилегии тем, кто готов с помощью средств эксплуатации добиться максимальной отдачи от стратегически важных для его выживания производств. Структура привилегий и соответствующая ей классовая стратификация формирует то, что мы обычно называем экономическим режимом.
Современный капитализм определяется бюрократическим контролем модерного государства над всеми сферами социальной жизни (идеологией, распределением, образованием, производством, правом), не допускающим наличие институтов и формирований, что были бы неподотчетны ему. Предоставляя избранным доступ к монопольной финансовой системе, современные государства позволяют сделать денежные связи основным коммуникативным фактором — в противовес множественным способам самоорганизации и самообеспечения, не вписывающимся в модель финансиализации повседневности. А с помощью военно-промышленного комплекса, реализующего государственную монополию на насилие, они держат нас в страхе и подчинении, постоянно угрожая наказанием и гибелью — в форме репрессий или войн.
Обыкновенно в этот день чествуется труд, трудящиеся, каждый и каждая из нас, кто на своих плечах несет определенную ответственность за воспроизводство инфраструктур, ставших для многих обыденными и необходимыми. До сих пор ни одна революция, прославившая двадцатый век, не дала трудящимся изменить характер своего труда, освободив творческую энергию, креативность и сделав каждый узел экономики демократическим и открытым. Одна из важнейших причин этого в том, что мы до сих пор верим, будто экономика нуждается в высшем принципе и архической ориентации на упорядочивание сверху. Мы редко обращаемся к мысли, что экономика является делом коммуникативно-общественным, а не институциональным, и что от того, как мы строим обогащающие нас материально, эмоционально и социально связи зависят наши политические способности. Буквально, способности давать отпор структурированным государственным монополиям, останавливая насилие, экспансию и порабощение.
Наше время требует порвать с зависимостью, патернализмом, ожиданием господина-вождя и надеждой на один решающий политический порыв абстрактных народных масс. Утопия — это представление о хорошей жизни, которое обладает достаточной мотивационной силой, чтобы побудить нас действовать в соответствие с ней уже сегодня. В этом смысле настоящая утопия всегда прагматична. Утопия исхода, вокруг которой собираются разные представления о посткапиталистическом переходе — хорошее прагматическое начало, позволяющее снять с себя политические обязательства перед государством и не участвовать в тех структурах, что поддерживают наше состояние беспомощности.
У каждого и каждой сегодня в руках есть достаточно средств, объединив которые можно добиться минимальной автономии и вступать в контакт с другими на равных.
Если труду все-таки суждено стать свободным, нам придется учиться доверять друг другу, брать взаимную ответственность и достигать стратегических успехов, отказываясь от подачек, с помощью которых государство и его экономические сателлиты держат нас на поводке.
Классовое неравенство не является имманентным экономической деятельности человека.
Институты государства, основанные на территориально-правовой монополии, используют силу принуждения для вмешательства в спонтанные обмены между нами, чтобы, разрушая одни связи и поощряя другие, упорядочить их для нужд самовоспроизводства. Государство распределяет привилегии тем, кто готов с помощью средств эксплуатации добиться максимальной отдачи от стратегически важных для его выживания производств. Структура привилегий и соответствующая ей классовая стратификация формирует то, что мы обычно называем экономическим режимом.
Современный капитализм определяется бюрократическим контролем модерного государства над всеми сферами социальной жизни (идеологией, распределением, образованием, производством, правом), не допускающим наличие институтов и формирований, что были бы неподотчетны ему. Предоставляя избранным доступ к монопольной финансовой системе, современные государства позволяют сделать денежные связи основным коммуникативным фактором — в противовес множественным способам самоорганизации и самообеспечения, не вписывающимся в модель финансиализации повседневности. А с помощью военно-промышленного комплекса, реализующего государственную монополию на насилие, они держат нас в страхе и подчинении, постоянно угрожая наказанием и гибелью — в форме репрессий или войн.
Обыкновенно в этот день чествуется труд, трудящиеся, каждый и каждая из нас, кто на своих плечах несет определенную ответственность за воспроизводство инфраструктур, ставших для многих обыденными и необходимыми. До сих пор ни одна революция, прославившая двадцатый век, не дала трудящимся изменить характер своего труда, освободив творческую энергию, креативность и сделав каждый узел экономики демократическим и открытым. Одна из важнейших причин этого в том, что мы до сих пор верим, будто экономика нуждается в высшем принципе и архической ориентации на упорядочивание сверху. Мы редко обращаемся к мысли, что экономика является делом коммуникативно-общественным, а не институциональным, и что от того, как мы строим обогащающие нас материально, эмоционально и социально связи зависят наши политические способности. Буквально, способности давать отпор структурированным государственным монополиям, останавливая насилие, экспансию и порабощение.
Наше время требует порвать с зависимостью, патернализмом, ожиданием господина-вождя и надеждой на один решающий политический порыв абстрактных народных масс. Утопия — это представление о хорошей жизни, которое обладает достаточной мотивационной силой, чтобы побудить нас действовать в соответствие с ней уже сегодня. В этом смысле настоящая утопия всегда прагматична. Утопия исхода, вокруг которой собираются разные представления о посткапиталистическом переходе — хорошее прагматическое начало, позволяющее снять с себя политические обязательства перед государством и не участвовать в тех структурах, что поддерживают наше состояние беспомощности.
У каждого и каждой сегодня в руках есть достаточно средств, объединив которые можно добиться минимальной автономии и вступать в контакт с другими на равных.
Если труду все-таки суждено стать свободным, нам придется учиться доверять друг другу, брать взаимную ответственность и достигать стратегических успехов, отказываясь от подачек, с помощью которых государство и его экономические сателлиты держат нас на поводке.
Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. "The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke. Since January 2022, the SC has received a total of 47 complaints and enquiries on illegal investment schemes promoted through Telegram. These fraudulent schemes offer non-existent investment opportunities, promising very attractive and risk-free returns within a short span of time. They commonly offer unrealistic returns of as high as 1,000% within 24 hours or even within a few hours.
from kr
