Levental.live

Сегодня вручили премию Гранина, и я поздравляю всех победителей, премия это хорошо, больше премий хороших и разных. Но я, собственно, не про премию хотел сказать, а про самого Гранина.

Нет, наверное, в нашей литературе фигуры со столь драматичным... э... разрывом? лагом? пропастью? между посмертным почитанием и реальным значением для истории литературы (не говоря уже — литературы живой).

В изображении чиновников Гранин — какая-то прямо-таки исполинская фигура, ключевой русский писатель второй половины XX века. Памятная доска, памятник, топонимика, собрания сочинений, отдельные стенды на ярмарках, памятные мероприятия и так далее и тому подобное.

В реальности Гранин даже среди своих современников-друзей был фигурой второстепенной. А уж на фоне таких современников, как Венедикт Ерофеев, Саша Соколов, Олег Стрижак — это фигура совершенно незаметная.

Собственно проза Гранина имела какое-то значение для того времени, когда она была написана, но сегодня это значение нужно объяснять в рамках курса истории поздней советской литературы. Уже даже для моего поколения это значение не самоочевидно.

А вне такого курса читать Гранина — никому не надо, само собой, это просто бессмысленная трата времени.

И уж конечно, вы не найдете буквально ни одного человека младше сорока, который бы читал Гранина. Зачем? Кому это интересно? Сегодняшнему читателю Гранин нужен как собаке пятая нога.

У Гранина была одна сверхспособность — быть своим для любых чиновников любой формации в любое время. Быть для них понятным, безопасным, удобным. И нынешний посмертный фимиам связан именно с этим. Чиновники наши никогда ничего не читают, они знают одного писателя — того, с которым они находили общий язык. Так что когда заходит разговор о какой-то литературе, то система ввода-вывода возвращает один ответ: Гранин.

Но, конечно, все это увековечивание растает как дым, как только уйдёт это поколение чиновников. И сменится формация. Любопытно будет за этим наблюдать.

👍40👎21🖕5🔥3👏3🤣2🐳1

www.group-telegram.com/us/leventallive.com/3146

1.64K viewsedited  May 22 at 13:47

Сегодня вручили премию Гранина, и я поздравляю всех победителей, премия это хорошо, больше премий хороших и разных. Но я, собственно, не про премию хотел сказать, а про самого Гранина.

Нет, наверное, в нашей литературе фигуры со столь драматичным... э... разрывом? лагом? пропастью? между посмертным почитанием и реальным значением для истории литературы (не говоря уже — литературы живой).

В изображении чиновников Гранин — какая-то прямо-таки исполинская фигура, ключевой русский писатель второй половины XX века. Памятная доска, памятник, топонимика, собрания сочинений, отдельные стенды на ярмарках, памятные мероприятия и так далее и тому подобное.

В реальности Гранин даже среди своих современников-друзей был фигурой второстепенной. А уж на фоне таких современников, как Венедикт Ерофеев, Саша Соколов, Олег Стрижак — это фигура совершенно незаметная.

Собственно проза Гранина имела какое-то значение для того времени, когда она была написана, но сегодня это значение нужно объяснять в рамках курса истории поздней советской литературы. Уже даже для моего поколения это значение не самоочевидно.

А вне такого курса читать Гранина — никому не надо, само собой, это просто бессмысленная трата времени.

И уж конечно, вы не найдете буквально ни одного человека младше сорока, который бы читал Гранина. Зачем? Кому это интересно? Сегодняшнему читателю Гранин нужен как собаке пятая нога.

У Гранина была одна сверхспособность — быть своим для любых чиновников любой формации в любое время. Быть для них понятным, безопасным, удобным. И нынешний посмертный фимиам связан именно с этим. Чиновники наши никогда ничего не читают, они знают одного писателя — того, с которым они находили общий язык. Так что когда заходит разговор о какой-то литературе, то система ввода-вывода возвращает один ответ: Гранин.

Но, конечно, все это увековечивание растает как дым, как только уйдёт это поколение чиновников. И сменится формация. Любопытно будет за этим наблюдать.

BY Levental.live