Предатель или герой? Продолжаем разговор с дезертиром.
Напоминаем: А. — Анастасия Шевченко, участница Антивоенного комитета России Д. — Дезертир, имя изменено по его просьбе и из соображений безопасности.
Вот вторая часть беседы с человеком, который отказался участвовать в войне.
⸻
А. — Слушай, много говорят о том, что люди в армии лишены субъектности, они просто выполняют приказы. На все мои вопросы российские военнопленные отвечают: «Как приказали, я так и делал. Что скажет власть, так и будет». В таком духе снимают с себя ответственность. А должна ли вообще быть ответственность у военнослужащего Российской Федерации?
Д. — Конечно, должны нести ответственность. Если бы они все разом побежали, то сделали бы верное решение. Или развернули просто стволы. Но они этого не делают. То есть, я думал, что, если у меня не получится всё-таки дезертировать, то я кого-нибудь из командования уничтожу, либо гранату кину. Я понимаю, что меня просто убьют. Лучше я тогда кого-то заберу с собой.
А. — Такая степень отчаяния?
Д. — Конечно. Мало того, что на меня постоянно давили насчёт контракта, за меня два раза подписывали контракт. Я уехал из-за того, что за меня подписали рапорт о том, что я очень сильно хочу на войну, когда я был в госпитале. Я рад, что так получилось, что я сохранил жизнь кому-то из украинцев и, в первую очередь, себе.
А. — Поговорим про твоё место службы — РВСН, Ракетные войска стратегического назначения. Ракеты летят в Украину и попадают в жилые дома в том числе. В РВСН служат узкие специалисты, которых принято считать элитой. Почему ракетчиков отправляют в штурмовые батальоны? Ведь они гораздо полезнее режиму, находясь в своих частях, нет?
Д. — Просто нужно любыми средствами достать людей. Тот человек, который служит в армии, — его легче всего найти. Подписывал контракт? Вот давай иди и воюй.
А. — Ну то есть не хватает людей на фронте?
Д. — Конечно, конечно, голод с таким расходом людей. Их всегда будет мало. И для государства, чем их больше, тем лучше.
А. — Терял друзей на фронте?
Д. — Ну у меня одногруппник погиб. Не скажу, что прям терял, но очень много раненых.
А. — А что дальше с ранеными? Какова их судьба?
Д. — Их возвращают. С нашей части кого-то отправили в разведку, кого-то склады охранять, кого-то ремонтировать технику. Им, по большому счёту, повезло. Я думаю, это будет усугубляться, и будут отправлять воевать снова. Уже отправляли в артиллерию и в штурмовые подразделения. Не знаю, что стало с теми людьми. Я ни с кем из них не общаюсь. Начинаю жизнь с чистого листа.
А. — Вообще какой ценой тебе далось это дезертирство? Какую роль сыграл проект «Идите лесом»?
Д. — Ну слушай, «Идите лесом» дали мне алгоритм действий, которому я следовал, и всё у меня получилось. Самое важное было решиться. Если бы не было приказа об отправке меня в штурмовой батальон, если бы меня уволили, я бы не уехал из России. Я бы ещё на полгода–год остался. Открытой-то мобилизации нет в России. Она как бы действует, но открыто её нет. Дезертировать было сложным решением, но необходимым. Все способы уволиться законным способом я использовал. Фишка в том, что не по правилам играть начало раньше командование. А я стал играть не по правилам только в самом конце.
Предатель или герой? Продолжаем разговор с дезертиром.
Напоминаем: А. — Анастасия Шевченко, участница Антивоенного комитета России Д. — Дезертир, имя изменено по его просьбе и из соображений безопасности.
Вот вторая часть беседы с человеком, который отказался участвовать в войне.
⸻
А. — Слушай, много говорят о том, что люди в армии лишены субъектности, они просто выполняют приказы. На все мои вопросы российские военнопленные отвечают: «Как приказали, я так и делал. Что скажет власть, так и будет». В таком духе снимают с себя ответственность. А должна ли вообще быть ответственность у военнослужащего Российской Федерации?
Д. — Конечно, должны нести ответственность. Если бы они все разом побежали, то сделали бы верное решение. Или развернули просто стволы. Но они этого не делают. То есть, я думал, что, если у меня не получится всё-таки дезертировать, то я кого-нибудь из командования уничтожу, либо гранату кину. Я понимаю, что меня просто убьют. Лучше я тогда кого-то заберу с собой.
А. — Такая степень отчаяния?
Д. — Конечно. Мало того, что на меня постоянно давили насчёт контракта, за меня два раза подписывали контракт. Я уехал из-за того, что за меня подписали рапорт о том, что я очень сильно хочу на войну, когда я был в госпитале. Я рад, что так получилось, что я сохранил жизнь кому-то из украинцев и, в первую очередь, себе.
А. — Поговорим про твоё место службы — РВСН, Ракетные войска стратегического назначения. Ракеты летят в Украину и попадают в жилые дома в том числе. В РВСН служат узкие специалисты, которых принято считать элитой. Почему ракетчиков отправляют в штурмовые батальоны? Ведь они гораздо полезнее режиму, находясь в своих частях, нет?
Д. — Просто нужно любыми средствами достать людей. Тот человек, который служит в армии, — его легче всего найти. Подписывал контракт? Вот давай иди и воюй.
А. — Ну то есть не хватает людей на фронте?
Д. — Конечно, конечно, голод с таким расходом людей. Их всегда будет мало. И для государства, чем их больше, тем лучше.
А. — Терял друзей на фронте?
Д. — Ну у меня одногруппник погиб. Не скажу, что прям терял, но очень много раненых.
А. — А что дальше с ранеными? Какова их судьба?
Д. — Их возвращают. С нашей части кого-то отправили в разведку, кого-то склады охранять, кого-то ремонтировать технику. Им, по большому счёту, повезло. Я думаю, это будет усугубляться, и будут отправлять воевать снова. Уже отправляли в артиллерию и в штурмовые подразделения. Не знаю, что стало с теми людьми. Я ни с кем из них не общаюсь. Начинаю жизнь с чистого листа.
А. — Вообще какой ценой тебе далось это дезертирство? Какую роль сыграл проект «Идите лесом»?
Д. — Ну слушай, «Идите лесом» дали мне алгоритм действий, которому я следовал, и всё у меня получилось. Самое важное было решиться. Если бы не было приказа об отправке меня в штурмовой батальон, если бы меня уволили, я бы не уехал из России. Я бы ещё на полгода–год остался. Открытой-то мобилизации нет в России. Она как бы действует, но открыто её нет. Дезертировать было сложным решением, но необходимым. Все способы уволиться законным способом я использовал. Фишка в том, что не по правилам играть начало раньше командование. А я стал играть не по правилам только в самом конце.
Часть 2/3
#дезертир #нетвойне
BY Антивоенный Комитет России
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country.
from ms
