Предатель или герой? Продолжаем разговор с дезертиром.
Напоминаем: А. — Анастасия Шевченко, участница Антивоенного комитета России Д. — Дезертир, имя изменено по его просьбе и из соображений безопасности.
Вот вторая часть беседы с человеком, который отказался участвовать в войне.
⸻
А. — Слушай, много говорят о том, что люди в армии лишены субъектности, они просто выполняют приказы. На все мои вопросы российские военнопленные отвечают: «Как приказали, я так и делал. Что скажет власть, так и будет». В таком духе снимают с себя ответственность. А должна ли вообще быть ответственность у военнослужащего Российской Федерации?
Д. — Конечно, должны нести ответственность. Если бы они все разом побежали, то сделали бы верное решение. Или развернули просто стволы. Но они этого не делают. То есть, я думал, что, если у меня не получится всё-таки дезертировать, то я кого-нибудь из командования уничтожу, либо гранату кину. Я понимаю, что меня просто убьют. Лучше я тогда кого-то заберу с собой.
А. — Такая степень отчаяния?
Д. — Конечно. Мало того, что на меня постоянно давили насчёт контракта, за меня два раза подписывали контракт. Я уехал из-за того, что за меня подписали рапорт о том, что я очень сильно хочу на войну, когда я был в госпитале. Я рад, что так получилось, что я сохранил жизнь кому-то из украинцев и, в первую очередь, себе.
А. — Поговорим про твоё место службы — РВСН, Ракетные войска стратегического назначения. Ракеты летят в Украину и попадают в жилые дома в том числе. В РВСН служат узкие специалисты, которых принято считать элитой. Почему ракетчиков отправляют в штурмовые батальоны? Ведь они гораздо полезнее режиму, находясь в своих частях, нет?
Д. — Просто нужно любыми средствами достать людей. Тот человек, который служит в армии, — его легче всего найти. Подписывал контракт? Вот давай иди и воюй.
А. — Ну то есть не хватает людей на фронте?
Д. — Конечно, конечно, голод с таким расходом людей. Их всегда будет мало. И для государства, чем их больше, тем лучше.
А. — Терял друзей на фронте?
Д. — Ну у меня одногруппник погиб. Не скажу, что прям терял, но очень много раненых.
А. — А что дальше с ранеными? Какова их судьба?
Д. — Их возвращают. С нашей части кого-то отправили в разведку, кого-то склады охранять, кого-то ремонтировать технику. Им, по большому счёту, повезло. Я думаю, это будет усугубляться, и будут отправлять воевать снова. Уже отправляли в артиллерию и в штурмовые подразделения. Не знаю, что стало с теми людьми. Я ни с кем из них не общаюсь. Начинаю жизнь с чистого листа.
А. — Вообще какой ценой тебе далось это дезертирство? Какую роль сыграл проект «Идите лесом»?
Д. — Ну слушай, «Идите лесом» дали мне алгоритм действий, которому я следовал, и всё у меня получилось. Самое важное было решиться. Если бы не было приказа об отправке меня в штурмовой батальон, если бы меня уволили, я бы не уехал из России. Я бы ещё на полгода–год остался. Открытой-то мобилизации нет в России. Она как бы действует, но открыто её нет. Дезертировать было сложным решением, но необходимым. Все способы уволиться законным способом я использовал. Фишка в том, что не по правилам играть начало раньше командование. А я стал играть не по правилам только в самом конце.
Предатель или герой? Продолжаем разговор с дезертиром.
Напоминаем: А. — Анастасия Шевченко, участница Антивоенного комитета России Д. — Дезертир, имя изменено по его просьбе и из соображений безопасности.
Вот вторая часть беседы с человеком, который отказался участвовать в войне.
⸻
А. — Слушай, много говорят о том, что люди в армии лишены субъектности, они просто выполняют приказы. На все мои вопросы российские военнопленные отвечают: «Как приказали, я так и делал. Что скажет власть, так и будет». В таком духе снимают с себя ответственность. А должна ли вообще быть ответственность у военнослужащего Российской Федерации?
Д. — Конечно, должны нести ответственность. Если бы они все разом побежали, то сделали бы верное решение. Или развернули просто стволы. Но они этого не делают. То есть, я думал, что, если у меня не получится всё-таки дезертировать, то я кого-нибудь из командования уничтожу, либо гранату кину. Я понимаю, что меня просто убьют. Лучше я тогда кого-то заберу с собой.
А. — Такая степень отчаяния?
Д. — Конечно. Мало того, что на меня постоянно давили насчёт контракта, за меня два раза подписывали контракт. Я уехал из-за того, что за меня подписали рапорт о том, что я очень сильно хочу на войну, когда я был в госпитале. Я рад, что так получилось, что я сохранил жизнь кому-то из украинцев и, в первую очередь, себе.
А. — Поговорим про твоё место службы — РВСН, Ракетные войска стратегического назначения. Ракеты летят в Украину и попадают в жилые дома в том числе. В РВСН служат узкие специалисты, которых принято считать элитой. Почему ракетчиков отправляют в штурмовые батальоны? Ведь они гораздо полезнее режиму, находясь в своих частях, нет?
Д. — Просто нужно любыми средствами достать людей. Тот человек, который служит в армии, — его легче всего найти. Подписывал контракт? Вот давай иди и воюй.
А. — Ну то есть не хватает людей на фронте?
Д. — Конечно, конечно, голод с таким расходом людей. Их всегда будет мало. И для государства, чем их больше, тем лучше.
А. — Терял друзей на фронте?
Д. — Ну у меня одногруппник погиб. Не скажу, что прям терял, но очень много раненых.
А. — А что дальше с ранеными? Какова их судьба?
Д. — Их возвращают. С нашей части кого-то отправили в разведку, кого-то склады охранять, кого-то ремонтировать технику. Им, по большому счёту, повезло. Я думаю, это будет усугубляться, и будут отправлять воевать снова. Уже отправляли в артиллерию и в штурмовые подразделения. Не знаю, что стало с теми людьми. Я ни с кем из них не общаюсь. Начинаю жизнь с чистого листа.
А. — Вообще какой ценой тебе далось это дезертирство? Какую роль сыграл проект «Идите лесом»?
Д. — Ну слушай, «Идите лесом» дали мне алгоритм действий, которому я следовал, и всё у меня получилось. Самое важное было решиться. Если бы не было приказа об отправке меня в штурмовой батальон, если бы меня уволили, я бы не уехал из России. Я бы ещё на полгода–год остался. Открытой-то мобилизации нет в России. Она как бы действует, но открыто её нет. Дезертировать было сложным решением, но необходимым. Все способы уволиться законным способом я использовал. Фишка в том, что не по правилам играть начало раньше командование. А я стал играть не по правилам только в самом конце.
Часть 2/3
#дезертир #нетвойне
BY Антивоенный Комитет России
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The SC urges the public to refer to the SC’s I nvestor Alert List before investing. The list contains details of unauthorised websites, investment products, companies and individuals. Members of the public who suspect that they have been approached by unauthorised firms or individuals offering schemes that promise unrealistic returns "For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy."
from nl
