Сегодняшние события — уничтожение российских самолётов как стратегического, так и тактического назначения — показали, что Украина горьким путём приобрела такие военно-технические навыки, что оставить её за бортом любого [возможного] европейского военного альянса было бы просто невозможно.
Вероятность того, что Украина станет частью интеграционных и оборонных проектов Европейского Союза сразу после подписания перемирия (не мира, а именно перемирия) с Россией, — крайне высока. Оставить такую страну с подобным уровнем военной компетенции вне рамок военно-интеграционных инициатив — значит рискнуть тем, что со временем эта мощь может быть направлена в непредсказуемом направлении. Однако то, как и на каких условиях эти интеграционные намерения будет реализовано, — уже вопрос политической и дипломатической компетентности украинского истеблишмента.
@CPBView
Вероятность того, что Украина станет частью интеграционных и оборонных проектов Европейского Союза сразу после подписания перемирия (не мира, а именно перемирия) с Россией, — крайне высока. Оставить такую страну с подобным уровнем военной компетенции вне рамок военно-интеграционных инициатив — значит рискнуть тем, что со временем эта мощь может быть направлена в непредсказуемом направлении. Однако то, как и на каких условиях эти интеграционные намерения будет реализовано, — уже вопрос политической и дипломатической компетентности украинского истеблишмента.
@CPBView
О том, как амбиции XIX века сочетаются с технологическими потрясениями XXI века
Среди политических исследователей почти есть консенсус: в последние годы крупные державы всё чаще возвращаются к реалполитике в духе XIX века, стремясь поделить мир на сферы влияния и договариваться о глобальных вопросах без полноценного участия компактных государств. Доходило до того, что представителям компактных государств советовали убрать свой флаг подальше, чтобы не раздражать великих игроков.
Один из наиболее ярких отражений такого подхода среди политических исследователей можно найти в последнем докладе Мюнхенской конференции по безопасности, где говорится:
«… Москва представляет себе многополярный мир, состоящий из “цивилизационных государств”, к числу которых она относит и себя. Меньшие государства — как, например, Украина — рассматриваются ею как находящиеся в сфере влияния такого цивилизационного государства. Несмотря на расхождение между самовосприятием Москвы и её реальной силовой базой…»
Было и мнения, что с возвращением Президента Трампа, США де-факто присоединились к клубу стран, стремящихся пересмотреть существующий международный порядок. Таким образом, по меньшей мере три постоянных члена Совета Безопасности ООН выступают за демонтаж системы, сложившейся после Второй мировой войны. Показательным также стало поведение правительства Мерца в Германии, предпринявшего шаги, не имеющие аналогов с момента окончания войны.
Игнорирование многополярности, парализованная работа СБ ООН и отношение к отдельным регионам как к разменной монете — всё это признаки возврата к мироустройству XIX века, основанному на грубой силе.
Однако этот ретроградный сдвиг сталкивается с революцией в военном деле и в проецировании силы. Современные средства ведения войны стали недорогими, мобильными и широко доступными. От дронов и кибератак до психологических операций и импровизированных технологий — мы наблюдаем демократизацию вооружений, позволяющую малым государствам и даже негосударственным акторам оказывать непропорционально сильное воздействие на ход конфликта.
Знаковым примером этой трансформации стала операция «Паутина», проведённая Украиной в июне 2025 года. 117 FPV-дронов, запущенных с территории России, нанесли удары по пяти стратегическим авиабазам, уничтожив или повредив более 40 (по данным украинской стороны) ценных самолётов, включая дальние стратегические бомбардировщики — ключевой компонент ядерной триады России. Эта операция, осуществлённая с использованием технически простых, но стратегически эффективных средств, подорвала представление о неприкосновенности стратегического тыла великих держав. Она продемонстрировала, что инновационная, децентрализованная война способна не только изменить баланс сил, но и переломить саму логику сдерживания и дипломатии.
Аналогичный подход применил Азербайджан в 2020 году, использовав устаревшие Ан-2 в качестве приманок для выявления и подавления армянской системы ПВО. Сюда же можно отнести атаки ХАМАС с применением дешёвых ракет, действия ливийских ополченцев с дронами, а также израильскую киберфизическую операцию с пейджерами - всё это иллюстрирует одну и ту же тенденцию: современное поле боя благоволит тем, кто умеет сочетать низкие затраты с высокой разрушительной эффективностью.
НО вчера впервые в истории был атакован элемент ядерной триады государства — постоянного члена Совета Безопасности ООН, одного из архитекторов современной международной системы. Причём атака произошла на его собственной территории.
Этот сдвиг меняет саму ткань международных отношений. По мере того как производство эффективного вооружения становится всё доступнее, малые государства уже не воспринимаются как пассивные фигуры в стратегических играх великих держав. Они становятся автономными, гибкими и стратегически значимыми игроками, способными накладывать реальные издержки на более могущественных противников и корректировать глобальные расчёты. Похоже, что в мире, возвращающемся к инстинктам XIX века, именно технологическая демократизация силы в XXI веке начинает диктовать новые правила.
@CPBView
Среди политических исследователей почти есть консенсус: в последние годы крупные державы всё чаще возвращаются к реалполитике в духе XIX века, стремясь поделить мир на сферы влияния и договариваться о глобальных вопросах без полноценного участия компактных государств. Доходило до того, что представителям компактных государств советовали убрать свой флаг подальше, чтобы не раздражать великих игроков.
Один из наиболее ярких отражений такого подхода среди политических исследователей можно найти в последнем докладе Мюнхенской конференции по безопасности, где говорится:
«… Москва представляет себе многополярный мир, состоящий из “цивилизационных государств”, к числу которых она относит и себя. Меньшие государства — как, например, Украина — рассматриваются ею как находящиеся в сфере влияния такого цивилизационного государства. Несмотря на расхождение между самовосприятием Москвы и её реальной силовой базой…»
Было и мнения, что с возвращением Президента Трампа, США де-факто присоединились к клубу стран, стремящихся пересмотреть существующий международный порядок. Таким образом, по меньшей мере три постоянных члена Совета Безопасности ООН выступают за демонтаж системы, сложившейся после Второй мировой войны. Показательным также стало поведение правительства Мерца в Германии, предпринявшего шаги, не имеющие аналогов с момента окончания войны.
Игнорирование многополярности, парализованная работа СБ ООН и отношение к отдельным регионам как к разменной монете — всё это признаки возврата к мироустройству XIX века, основанному на грубой силе.
Однако этот ретроградный сдвиг сталкивается с революцией в военном деле и в проецировании силы. Современные средства ведения войны стали недорогими, мобильными и широко доступными. От дронов и кибератак до психологических операций и импровизированных технологий — мы наблюдаем демократизацию вооружений, позволяющую малым государствам и даже негосударственным акторам оказывать непропорционально сильное воздействие на ход конфликта.
Знаковым примером этой трансформации стала операция «Паутина», проведённая Украиной в июне 2025 года. 117 FPV-дронов, запущенных с территории России, нанесли удары по пяти стратегическим авиабазам, уничтожив или повредив более 40 (по данным украинской стороны) ценных самолётов, включая дальние стратегические бомбардировщики — ключевой компонент ядерной триады России. Эта операция, осуществлённая с использованием технически простых, но стратегически эффективных средств, подорвала представление о неприкосновенности стратегического тыла великих держав. Она продемонстрировала, что инновационная, децентрализованная война способна не только изменить баланс сил, но и переломить саму логику сдерживания и дипломатии.
Аналогичный подход применил Азербайджан в 2020 году, использовав устаревшие Ан-2 в качестве приманок для выявления и подавления армянской системы ПВО. Сюда же можно отнести атаки ХАМАС с применением дешёвых ракет, действия ливийских ополченцев с дронами, а также израильскую киберфизическую операцию с пейджерами - всё это иллюстрирует одну и ту же тенденцию: современное поле боя благоволит тем, кто умеет сочетать низкие затраты с высокой разрушительной эффективностью.
НО вчера впервые в истории был атакован элемент ядерной триады государства — постоянного члена Совета Безопасности ООН, одного из архитекторов современной международной системы. Причём атака произошла на его собственной территории.
Этот сдвиг меняет саму ткань международных отношений. По мере того как производство эффективного вооружения становится всё доступнее, малые государства уже не воспринимаются как пассивные фигуры в стратегических играх великих держав. Они становятся автономными, гибкими и стратегически значимыми игроками, способными накладывать реальные издержки на более могущественных противников и корректировать глобальные расчёты. Похоже, что в мире, возвращающемся к инстинктам XIX века, именно технологическая демократизация силы в XXI веке начинает диктовать новые правила.
@CPBView
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
В последнее время всё чаще возникает необходимость обращения к темам, связанным с фундаментальными основаниями политических наук и теоретическими основами международных отношений — разумеется, в контексте политической философии
Новости из Кавказа: Взгляд из Центрального парка с Ахмедом Алили
00:00 Ахмед Алили vs Ярвин Кёртис. Неовестфальский мир https://graymirror.substack.com/p/a-n...
06:05 варвары у ворот - конкуренция через войну или через бизнес • "Варвары у ворот" фильм полностью, 1993 го...
11:10 что такое ретро-гегемония и сто дней президентства Трампа на Южном Кавказе
14:50 дизайн международных отношений на примере Азербайджана
17:00 что изменил Трамп
19:20 демократизация вооружений - пример атаки Украины на российские аэродромы
24:20 победы слабых в асимметричной войне - к чему мы придем
30:10 конечный посыл фильма “Оппенгеймер”
36:05 все равно найдется противоядие
39:30 феномен TACO, появившийся на Уолл-стрите
46:20 Азербайджан, Турция и другие
@CPBView
Новости из Кавказа: Взгляд из Центрального парка с Ахмедом Алили
00:00 Ахмед Алили vs Ярвин Кёртис. Неовестфальский мир https://graymirror.substack.com/p/a-n...
06:05 варвары у ворот - конкуренция через войну или через бизнес • "Варвары у ворот" фильм полностью, 1993 го...
11:10 что такое ретро-гегемония и сто дней президентства Трампа на Южном Кавказе
14:50 дизайн международных отношений на примере Азербайджана
17:00 что изменил Трамп
19:20 демократизация вооружений - пример атаки Украины на российские аэродромы
24:20 победы слабых в асимметричной войне - к чему мы придем
30:10 конечный посыл фильма “Оппенгеймер”
36:05 все равно найдется противоядие
39:30 феномен TACO, появившийся на Уолл-стрите
46:20 Азербайджан, Турция и другие
@CPBView
YouTube
Ретро-гегемония и асимметричная война. Стоит ли бояться варваров у ворот?
Взгляд из Центрального парка с Ахмедом Алили https://www.group-telegram.com/CPBView.com
00:00 Ахмед Алили vs Ярвин Кёртис. Неовестфальский мир https://graymirror.substack.com/p/a-new-foreign-policy-for-europe
06:05 варвары у ворот - конкуренция через войну или через бизнес ht…
00:00 Ахмед Алили vs Ярвин Кёртис. Неовестфальский мир https://graymirror.substack.com/p/a-new-foreign-policy-for-europe
06:05 варвары у ворот - конкуренция через войну или через бизнес ht…
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Про словесные перепалки между Трампом и Маском — всё было на поверхности. Их отношения развивались по слишком предсказуемому сценарию. Уже в ноябре 2024 года исход был вполне предсказуем.
Источник: YouTube каналь Общественное ТВ Азербайджана
@CPBView
Источник: YouTube каналь Общественное ТВ Азербайджана
@CPBView
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Поделился некоторыми мыслями о событиях в Калифорнии в эфире REAL TV (на азербайджанском языке).
@CPBView
https://youtu.be/eRnSbsvJjbo
@CPBView
https://youtu.be/eRnSbsvJjbo
YouTube
ABŞ-də etirazlar davam edir/ Nümayişçilər miqrasiya qanununa qarşı etiraz edirlər
#REAL #REALTV #Realİntervyu
Siyasi analitik Əhməd Əlili “Real İntervyu”dadır.
REAL kanalına abunə olun: http://bit.ly/30LiYxV
Buna da bax:
Mir Şahinin Vaxtı : http://bit.ly/2Omnq1F
Real İntervyu: http://bit.ly/2NW5bB7
Eksklüziv: http://bit.ly/2NXpGxG
Araşdırma:…
Siyasi analitik Əhməd Əlili “Real İntervyu”dadır.
REAL kanalına abunə olun: http://bit.ly/30LiYxV
Buna da bax:
Mir Şahinin Vaxtı : http://bit.ly/2Omnq1F
Real İntervyu: http://bit.ly/2NW5bB7
Eksklüziv: http://bit.ly/2NXpGxG
Araşdırma:…
Решили попробовать новый формат с Гелой Васадзе.
Новости с Кавказа:
«Зачем нам Европа. Разговор азербайджанца с грузином»
«Ахмед предложил записать наш разговор в фойе гостиницы Sheraton. Визуально шедевра не получилось, зато разговор получился очень интересным, а это главное. Ну какие из нас кинозвезды. А в Тбилиси Ахмед приехал на конференцию, в которой участвуют очень интересные люди. Название - зачем нам Европа пришло как-то само собой, я столько за последнее время слышал о том, что Европа нам не нужна, причем от тех, кому правда не нужна Европа, этим уже ничем не помочь, что вся эта бравада у меня давно вызывает кривую усмешку.
Поэтому для меня так важна экспертная оценка Ахмеда, профессиональная, без лишних эмоций и упрощений, как диагноз врача, часто увы неприятный. Надеюсь вам, дорогие зрители, тоже будет интересно.»
@CPBView
Новости с Кавказа:
«Зачем нам Европа. Разговор азербайджанца с грузином»
«Ахмед предложил записать наш разговор в фойе гостиницы Sheraton. Визуально шедевра не получилось, зато разговор получился очень интересным, а это главное. Ну какие из нас кинозвезды. А в Тбилиси Ахмед приехал на конференцию, в которой участвуют очень интересные люди. Название - зачем нам Европа пришло как-то само собой, я столько за последнее время слышал о том, что Европа нам не нужна, причем от тех, кому правда не нужна Европа, этим уже ничем не помочь, что вся эта бравада у меня давно вызывает кривую усмешку.
Поэтому для меня так важна экспертная оценка Ахмеда, профессиональная, без лишних эмоций и упрощений, как диагноз врача, часто увы неприятный. Надеюсь вам, дорогие зрители, тоже будет интересно.»
@CPBView
YouTube
Зачем нам Европа. Разговор азербайджанца с грузином
Ахмед предложил записать наш разговор в фойе гостиницы Sheraton. Визуально шедевра не получилось, зато разговор получился очень интересным, а это главное. Ну какие из нас кинозвезды. А в Тбилиси Ахмед приехал на конференцию, в которой участвуют очень интересные…
Принимая во внимание, что наша экспертиза в основном ограничена вопросами безопасности стран Южного Кавказа, в будущем мы сможем более детально комментировать потенциальные риски прямого ирано-израильского конфликта для региона. Однако на данном этапе настоятельно рекомендуется опираться на анализ тех экспертов и изданий, чья компетентность в данной теме признана международно.
В этом контексте особенно выделяется статья Гидеона Рахмана в Financial Times.
По мнению автора, существует шесть ключевых факторов, которые подтолкнули Израиль к решению об атаке:
1. Радикализация политического истеблишмента после нападения ХАМАС на Израиль 7 октября 2023 года. Израильские лидеры как никогда убеждены, что ведут борьбу за национальное выживание и не могут больше мириться с подобными угрозами.
2. Оборонительный потенциал Ирана заметно ослаб по сравнению с предыдущими годами. Авиаудары Израиля в октябре прошлого года нанесли серьёзный урон иранским системам ПВО и ракетному производству.
3. Иран приблизился к «точке прорыва», которая позволила бы ему в короткие сроки создать ядерное оружие. Ранее на этой неделе МАГАТЭ сообщило о нарушениях Ираном своих международных обязательств.
4. Израиль ощущает растущую уверенность в своей способности радикально изменить политическую архитектуру Ближнего Востока и утвердиться в качестве региональной сверхдержавы. Несмотря на предупреждения администрации Байдена о возможных разрушительных последствиях атаки на «Хезболлу», правительство Нетаньяху проигнорировало их, ликвидировало руководство группировки и успешно сдержало возможную эскалацию.
5. Израиль испытывает усиливающееся международное давление в связи с военными действиями и гуманитарным кризисом в Газе. Атака на Иран позволяет сменить повестку и, возможно, вынудит европейские страны выразить поддержку Израилю.
6. Утрата доверия к ядерным переговорам администрации Трампа с Тегераном. Израиль считал, что эти переговоры представляют угрозу, поскольку могли оставить за Ираном ядерный потенциал.
«В администрации Трампа понимали, что такой сценарий возможен».
Согласно сообщениям, высокопоставленные американские чиновники говорили своим европейским коллегам, что существует высокая вероятность заключения сделки с Ираном, но Израиль вряд ли примет её. Ожидалось, что правительство Нетаньяху продолжит курс на военную эскалацию.
Увольнение Майка Уолтца с поста советника по национальной безопасности в мае было воспринято как ослабление провоенной, произраильской фракции в администрации. Однако действия Израиля застали врасплох даже сторонников сдержанности в Вашингтоне. В то же время в Израиле уверены, что США и их союзники всё равно будут защищать его от любого иранского возмездия. Альтернатива — баллистический удар по Тель-Авиву, с которым не согласится ни одно американское правительство. Тем не менее, Израиль рискует в долгосрочной перспективе утратить поддержку США, если его действия будут восприниматься как попытка втянуть Вашингтон в очередную ближневосточную войну. Администрация Трампа, стремящаяся обуздать инфляцию, также обеспокоена возможным ростом мировых цен на нефть.
Дальнейшее развитие событий будет зависеть от масштабов и эффективности иранского ответа. «Режим в Тегеране, как и в Иерусалиме, может ощущать, что борется за собственное выживание». Он будет стремиться продемонстрировать силу как собственному народу, так и всему региону.
«Возможно, мы лишь стоим у начала нового цикла эскалации», — резюмирует автор.
@CPBView
В этом контексте особенно выделяется статья Гидеона Рахмана в Financial Times.
По мнению автора, существует шесть ключевых факторов, которые подтолкнули Израиль к решению об атаке:
1. Радикализация политического истеблишмента после нападения ХАМАС на Израиль 7 октября 2023 года. Израильские лидеры как никогда убеждены, что ведут борьбу за национальное выживание и не могут больше мириться с подобными угрозами.
2. Оборонительный потенциал Ирана заметно ослаб по сравнению с предыдущими годами. Авиаудары Израиля в октябре прошлого года нанесли серьёзный урон иранским системам ПВО и ракетному производству.
3. Иран приблизился к «точке прорыва», которая позволила бы ему в короткие сроки создать ядерное оружие. Ранее на этой неделе МАГАТЭ сообщило о нарушениях Ираном своих международных обязательств.
4. Израиль ощущает растущую уверенность в своей способности радикально изменить политическую архитектуру Ближнего Востока и утвердиться в качестве региональной сверхдержавы. Несмотря на предупреждения администрации Байдена о возможных разрушительных последствиях атаки на «Хезболлу», правительство Нетаньяху проигнорировало их, ликвидировало руководство группировки и успешно сдержало возможную эскалацию.
5. Израиль испытывает усиливающееся международное давление в связи с военными действиями и гуманитарным кризисом в Газе. Атака на Иран позволяет сменить повестку и, возможно, вынудит европейские страны выразить поддержку Израилю.
6. Утрата доверия к ядерным переговорам администрации Трампа с Тегераном. Израиль считал, что эти переговоры представляют угрозу, поскольку могли оставить за Ираном ядерный потенциал.
«В администрации Трампа понимали, что такой сценарий возможен».
Согласно сообщениям, высокопоставленные американские чиновники говорили своим европейским коллегам, что существует высокая вероятность заключения сделки с Ираном, но Израиль вряд ли примет её. Ожидалось, что правительство Нетаньяху продолжит курс на военную эскалацию.
Увольнение Майка Уолтца с поста советника по национальной безопасности в мае было воспринято как ослабление провоенной, произраильской фракции в администрации. Однако действия Израиля застали врасплох даже сторонников сдержанности в Вашингтоне. В то же время в Израиле уверены, что США и их союзники всё равно будут защищать его от любого иранского возмездия. Альтернатива — баллистический удар по Тель-Авиву, с которым не согласится ни одно американское правительство. Тем не менее, Израиль рискует в долгосрочной перспективе утратить поддержку США, если его действия будут восприниматься как попытка втянуть Вашингтон в очередную ближневосточную войну. Администрация Трампа, стремящаяся обуздать инфляцию, также обеспокоена возможным ростом мировых цен на нефть.
Дальнейшее развитие событий будет зависеть от масштабов и эффективности иранского ответа. «Режим в Тегеране, как и в Иерусалиме, может ощущать, что борется за собственное выживание». Он будет стремиться продемонстрировать силу как собственному народу, так и всему региону.
«Возможно, мы лишь стоим у начала нового цикла эскалации», — резюмирует автор.
@CPBView
Ft
Why Israel chose to strike Iran now
In attacking, Netanyahu has short circuited the debate in Washington and started a possible new cycle of escalation
Война Иран–Израиль и Россия–Украина с точки зрения безопасности Южного Кавказа и почему нам нужно мирное соглашение как никогда раньше
Карабахская война 2020 года ознаменовали глубокий сдвиг в геополитическом ландшафте Южного Кавказа. Несколько ключевых выводов о новом порядке в регионе:
- Турция утвердилась как растущая держава на Южном Кавказе;
- Россия сумела сохранить и даже временно расширить своё присутствие (размещение миротворцев в Карабахе), но была вынуждена разделить его с Турцией (создание Совместного мониторингового центра в Агдаме);
- Иран фактически оказался в стороне от процессов, заняв жёсткую проармянскую позицию в последующие годы;
- Израиль оказался среди стран, получивших стратегические выгоды, укрепив партнёрство с Азербайджаном в военной и технологической сферах.
Появление Турции в качестве прямого внешнего актора подорвало прежний статус-кво, продемонстрировало ослабление влияния традиционных игроков. Россия и Иран долгое время формировавшие исходы на Кавказе, внезапно оказались в положении реагирующих на события, а не управляющих ими. Более того, они ощутили угрозу своему статусу и в других регионах. В результате — согласно распространённой интерпретации в экспертной среде — обе страны запустили новые циклы военных действий (здесь «запустили» не означает официальных заявлений, а распространённая интерпретация экспертного сообщества):
- Россия — против Украины (24 февраля 2022);
- Иран — с поддержкой прокси-сил на Израиль (7 октября 2023).
Можно ли утверждать, что Российско-Украинская война частично стало попыткой восстановить контроль над постсоветским пространством? Этот вопрос остаётся предметом споров, но с Южного Кавказа он выглядит вполне обоснованным.
Та же логика применима к Ирану. Израильский союзник Азербайджан упрочил свои позиции на Южном Кавказе, что вызвало тревогу в Тегеране. Усиление турецко-азербайджанского альянса, запуск новых транспортных коридоров в обход Ирана — всё это усилило в Тегеране ощущение изоляции и утраты стратегической глубины. Дополнительным фактором стало сближение Израиля с арабскими странами в рамках Авраамских соглашений, что ещё больше маргинализировало Иран в ближневосточной политике.
Пока неясно, выйдут ли Россия и Иран из этих войн ослабленными — экономически истощёнными, дипломатически изолированными и военным образом перегруженными — или же сохранятся в статусе «раскочегаренных военных держав»: акторов с высоким дестабилизирующим потенциалом, чья способность угрожать безопасности по-прежнему обеспечивает им присутствие на международной арене, несмотря на снижение авторитета.
В этом контексте будущее стратегическое поведение Армении приобретает особое значение. Во время российско-грузинской войны 2008 года российские военные ресурсы, размещённые в Армении, были использованы для ударов по грузинским позициям. Этот эпизод остаётся серьёзным предостережением: наличие иностранных военно-дипломатических ресурсов на армянской территории может втянуть страну в конфликты, которые не соответствуют её национальным интересам и противоречат стремлению к миру и сотрудничеству.
Армения — единственная страна в регионе, которая одновременно предоставляет «расширенное» военно-дипломатическое присутствие двум державам, вовлечённым в масштабные войны ради удержания или восстановления своего международного статуса — России и Ирану.
Сегодня, когда эти две страны продолжают участвовать в военных кампаниях, их «расширенное» военно-дипломатическое присутствие в Армении становится не гарантом, а, скорее, источником риска для стабильности на Южном Кавказе. Это усиливает давление на Ереван и повышает вероятность того, что страна окажется в ненужное время в ненужном месте.
В этом опасном и непредсказуемом контексте значение регионального мира и интеграции становится как никогда актуальным. Только укрепление самостоятельности и расширение сотрудничества между странами региона может предотвратить превращение Южного Кавказа в арену чужих войн и конфликтов.
@CPBView
Карабахская война 2020 года ознаменовали глубокий сдвиг в геополитическом ландшафте Южного Кавказа. Несколько ключевых выводов о новом порядке в регионе:
- Турция утвердилась как растущая держава на Южном Кавказе;
- Россия сумела сохранить и даже временно расширить своё присутствие (размещение миротворцев в Карабахе), но была вынуждена разделить его с Турцией (создание Совместного мониторингового центра в Агдаме);
- Иран фактически оказался в стороне от процессов, заняв жёсткую проармянскую позицию в последующие годы;
- Израиль оказался среди стран, получивших стратегические выгоды, укрепив партнёрство с Азербайджаном в военной и технологической сферах.
Появление Турции в качестве прямого внешнего актора подорвало прежний статус-кво, продемонстрировало ослабление влияния традиционных игроков. Россия и Иран долгое время формировавшие исходы на Кавказе, внезапно оказались в положении реагирующих на события, а не управляющих ими. Более того, они ощутили угрозу своему статусу и в других регионах. В результате — согласно распространённой интерпретации в экспертной среде — обе страны запустили новые циклы военных действий (здесь «запустили» не означает официальных заявлений, а распространённая интерпретация экспертного сообщества):
- Россия — против Украины (24 февраля 2022);
- Иран — с поддержкой прокси-сил на Израиль (7 октября 2023).
Можно ли утверждать, что Российско-Украинская война частично стало попыткой восстановить контроль над постсоветским пространством? Этот вопрос остаётся предметом споров, но с Южного Кавказа он выглядит вполне обоснованным.
Та же логика применима к Ирану. Израильский союзник Азербайджан упрочил свои позиции на Южном Кавказе, что вызвало тревогу в Тегеране. Усиление турецко-азербайджанского альянса, запуск новых транспортных коридоров в обход Ирана — всё это усилило в Тегеране ощущение изоляции и утраты стратегической глубины. Дополнительным фактором стало сближение Израиля с арабскими странами в рамках Авраамских соглашений, что ещё больше маргинализировало Иран в ближневосточной политике.
Пока неясно, выйдут ли Россия и Иран из этих войн ослабленными — экономически истощёнными, дипломатически изолированными и военным образом перегруженными — или же сохранятся в статусе «раскочегаренных военных держав»: акторов с высоким дестабилизирующим потенциалом, чья способность угрожать безопасности по-прежнему обеспечивает им присутствие на международной арене, несмотря на снижение авторитета.
В этом контексте будущее стратегическое поведение Армении приобретает особое значение. Во время российско-грузинской войны 2008 года российские военные ресурсы, размещённые в Армении, были использованы для ударов по грузинским позициям. Этот эпизод остаётся серьёзным предостережением: наличие иностранных военно-дипломатических ресурсов на армянской территории может втянуть страну в конфликты, которые не соответствуют её национальным интересам и противоречат стремлению к миру и сотрудничеству.
Армения — единственная страна в регионе, которая одновременно предоставляет «расширенное» военно-дипломатическое присутствие двум державам, вовлечённым в масштабные войны ради удержания или восстановления своего международного статуса — России и Ирану.
Сегодня, когда эти две страны продолжают участвовать в военных кампаниях, их «расширенное» военно-дипломатическое присутствие в Армении становится не гарантом, а, скорее, источником риска для стабильности на Южном Кавказе. Это усиливает давление на Ереван и повышает вероятность того, что страна окажется в ненужное время в ненужном месте.
В этом опасном и непредсказуемом контексте значение регионального мира и интеграции становится как никогда актуальным. Только укрепление самостоятельности и расширение сотрудничества между странами региона может предотвратить превращение Южного Кавказа в арену чужих войн и конфликтов.
@CPBView
Благодарен ANSPressCom за продолжение перевода и публикации контента ТГ канала «Вид из Центрального парка Баку» на азербайджанском языке.
@CPBView
https://anspress.com/ne-ucun-sulh-sazishine-hemishekinden-daha-cox-ehtiyacimiz-var
@CPBView
https://anspress.com/ne-ucun-sulh-sazishine-hemishekinden-daha-cox-ehtiyacimiz-var
ANS Press
Nə üçün sülh sazişinə həmişəkindən daha çox ehtiyacımız var?
Cənubi Qafqazda təhlükəsizlik baxımından İran-İsrail və Rusiya-Ukrayna müharibələri...
Между Россией и Ираном: «Средний коридор» как источник стратегической стабильности на Южном Кавказе
Мы настолько часто повторяли, что «Азербайджан находится в самом сердце одного из самых нестабильных геополитических регионов мира», что со временем перестали по-настоящему осмысливать, насколько серьёзно и опасно это утверждение. Южный Кавказ стал стратегическим коридором Евразии — между Россией на севере и Ираном на юге, двумя странами, которые в настоящее время вовлечены в высокорисковые войны.
Повторим ещё раз: Южный Кавказ окружён конфликтами, соперничеством великих держав и нарастающей неопределённостью. И нет другой страны в мире, которая одновременно граничила бы с обеими этими воюющими державами — кроме Азербайджана.
Такое уникальное геополитическое положение подвергает Азербайджан не только риску приграничной напряжённости, но и воздействию более широких последствий этих конфликтов.
Гипотетически, если Россия победит в Украине, её политический курс и отношение к региону изменятся радикально. Воодушевлённая военным успехом и менее ограниченная международным давлением, Москва может решительно вернуться на Южный Кавказ и попытаться восстановить утраченные рычаги влияния. Если же Россия проиграет, то возникший в результате вакуум власти будет не менее опасен: дестабилизация даже только в одном Северо-Кавказском регионе способна породить серьёзные угрозы.
Иран представляет параллельный риск. Если Тегеран укрепится в результате конфронтации с Израилем и, в перспективе, обзаведётся ядерным оружием, он может предпринять дополнительные шаги для усиления своего стратегического присутствия на Южном Кавказе. Если же Иран ослабнет или рухнет, Азербайджан столкнётся с хаосом на южных границах: возможным массовым притоком этнических азербайджанцев из Ирана, транснациональными угрозами в неуправляемых пограничных зонах и общей дестабилизацией региона.
Как раньше, уже не будет — в этом можно быть уверенным.
Турецко-азербайджанский альянс, являющийся краеугольным камнем оборонной и внешнеполитической стратегии Азербайджана, может нуждаться в дополнительных ресурсах для противодействия масштабным и комплексным угрозам со стороны двух крупных, потенциально ядерных государств с долгосрочными региональными амбициями.
В этой связи оптимальные стратегические решения могут быть реализованы по трём направлениям:
(i) развитие проекта «Среднего коридора»,
(ii) углубление региональной интеграции на Южном Кавказе,
(iii) формирование устойчивой оси сотрудничества Анкара–Вашингтон–Брюссель–Баку.
Средний коридор предлагает эффективную платформу для интеграции Азербайджана в цепочки сотрудничества с Европейским Союзом, Китаем и Пакистаном (включая, конечно, страны Центральной Азии). При этом Пакистан — учитывая его тесные отношения с Азербайджаном — заслуживает особого внимания как стратегический партнёр. (Ранее мы писали об этом здесь.)
Региональная интеграция Южного Кавказа — это не только объединение усилий, но и инструмент устранения взаимных стратегических подозрений. Примером может служить использование российской военной инфраструктуры в Армении во время российско-грузинской войны 2008 года — фактор, который вызывает новые опасения и требует серьёзного переосмысления в условиях меняющейся архитектуры региональной безопасности (про это дополнительно тут).
Обобщая: географическое расположение Азербайджана (и всего Южного Кавказа) между двумя воюющими державами, каждая из которых способна либо впасть в хаос, либо навязать новые формы давления, делает эту ситуацию исключительной. Турецко-азербайджанский союз остаётся важным, но должен быть дополнен более прочными стратегическими связями между Анкарой, Брюсселем и Вашингтоном.
Одновременно — прочный мир на Южном Кавказе, углублённое партнёрство с ЕС и Китаем, а также подлинная региональная интеграция — представляют собой единственный устойчивый путь вперёд. С реализацией этих стратегий у Южного Кавказа появляется шанс превратить унаследованную нестабильность в источник устойчивого развития и безопасности.
@CPBView
Мы настолько часто повторяли, что «Азербайджан находится в самом сердце одного из самых нестабильных геополитических регионов мира», что со временем перестали по-настоящему осмысливать, насколько серьёзно и опасно это утверждение. Южный Кавказ стал стратегическим коридором Евразии — между Россией на севере и Ираном на юге, двумя странами, которые в настоящее время вовлечены в высокорисковые войны.
Повторим ещё раз: Южный Кавказ окружён конфликтами, соперничеством великих держав и нарастающей неопределённостью. И нет другой страны в мире, которая одновременно граничила бы с обеими этими воюющими державами — кроме Азербайджана.
Такое уникальное геополитическое положение подвергает Азербайджан не только риску приграничной напряжённости, но и воздействию более широких последствий этих конфликтов.
Гипотетически, если Россия победит в Украине, её политический курс и отношение к региону изменятся радикально. Воодушевлённая военным успехом и менее ограниченная международным давлением, Москва может решительно вернуться на Южный Кавказ и попытаться восстановить утраченные рычаги влияния. Если же Россия проиграет, то возникший в результате вакуум власти будет не менее опасен: дестабилизация даже только в одном Северо-Кавказском регионе способна породить серьёзные угрозы.
Иран представляет параллельный риск. Если Тегеран укрепится в результате конфронтации с Израилем и, в перспективе, обзаведётся ядерным оружием, он может предпринять дополнительные шаги для усиления своего стратегического присутствия на Южном Кавказе. Если же Иран ослабнет или рухнет, Азербайджан столкнётся с хаосом на южных границах: возможным массовым притоком этнических азербайджанцев из Ирана, транснациональными угрозами в неуправляемых пограничных зонах и общей дестабилизацией региона.
Как раньше, уже не будет — в этом можно быть уверенным.
Турецко-азербайджанский альянс, являющийся краеугольным камнем оборонной и внешнеполитической стратегии Азербайджана, может нуждаться в дополнительных ресурсах для противодействия масштабным и комплексным угрозам со стороны двух крупных, потенциально ядерных государств с долгосрочными региональными амбициями.
В этой связи оптимальные стратегические решения могут быть реализованы по трём направлениям:
(i) развитие проекта «Среднего коридора»,
(ii) углубление региональной интеграции на Южном Кавказе,
(iii) формирование устойчивой оси сотрудничества Анкара–Вашингтон–Брюссель–Баку.
Средний коридор предлагает эффективную платформу для интеграции Азербайджана в цепочки сотрудничества с Европейским Союзом, Китаем и Пакистаном (включая, конечно, страны Центральной Азии). При этом Пакистан — учитывая его тесные отношения с Азербайджаном — заслуживает особого внимания как стратегический партнёр. (Ранее мы писали об этом здесь.)
Региональная интеграция Южного Кавказа — это не только объединение усилий, но и инструмент устранения взаимных стратегических подозрений. Примером может служить использование российской военной инфраструктуры в Армении во время российско-грузинской войны 2008 года — фактор, который вызывает новые опасения и требует серьёзного переосмысления в условиях меняющейся архитектуры региональной безопасности (про это дополнительно тут).
Обобщая: географическое расположение Азербайджана (и всего Южного Кавказа) между двумя воюющими державами, каждая из которых способна либо впасть в хаос, либо навязать новые формы давления, делает эту ситуацию исключительной. Турецко-азербайджанский союз остаётся важным, но должен быть дополнен более прочными стратегическими связями между Анкарой, Брюсселем и Вашингтоном.
Одновременно — прочный мир на Южном Кавказе, углублённое партнёрство с ЕС и Китаем, а также подлинная региональная интеграция — представляют собой единственный устойчивый путь вперёд. С реализацией этих стратегий у Южного Кавказа появляется шанс превратить унаследованную нестабильность в источник устойчивого развития и безопасности.
@CPBView
Telegram
Взгляд из Центрального Парка
Только что вышел с приёма одного из посольств в Баку, и, конечно, интерес аудитории к визиту президента Алиева в Китай был вполне понятен. Честно говоря, я не являюсь большим сторонником теории «выбора одного партнёра» и идеи о том, что тесные отношения с…
Мы становимся свидетелями рождения нового геополитического пространства — Среднего региона. Хаос в граничащих с ним центрах силы подталкивает эти страны и их представителей к более интенсивному и масштабному сотрудничеству, что ещё больше ускоряет процесс формирования этого региона. Многое будет зависеть от того, как будут выстраиваться и развиваться отношения между этими странами — особенно между Грузией, Азербайджаном, Арменией, Турцией и Грецией (порядок приблизительно соответствует расположению представителей на фото).
@CPBView
@CPBView
Удар по Ирану: «Момент пробуждения» для военной силы США?
Недавний военный удар США по территории Ирана можно считать поворотным моментом в американской военной политике после 2003 года. На протяжении более двух десятилетий операции США в основном были направлены против негосударственных акторов — террористических групп и прокси-формирований. Даже резонансные операции, такие как ликвидация Касема Сулеймани в 2020 году, проходили не на территории Ирана, а в Ираке. Аналогично, авиаудары в Сирии, Ливии, Йемене и Пакистане, хотя и затрагивали суверенные государства, либо обосновывались как контртеррористические меры, либо проводились на территории третьих стран, предоставлявших убежище негосударственным угрозам. Общая логика была очевидна: США избегали прямых ударов по территории cуверенных государств.
Удар по Ирану в 2025 году нарушил этот устойчивый принцип. Впервые со времён военной операции против Ирака в 2003 году Соединённые Штаты нанесли прямой военный удар по суверенной территории государств-оппонентов — не через прокси, не с участием региональных союзников и не в спорных зонах. Таким образом, произошёл стратегический сдвиг: от управления угрозами через точечные удары к открытому противостоянию с государством-противником на его собственной территории.
Этот сдвиг перекликается с более широкой исторической моделью, наблюдавшейся после войны во Вьетнаме. После вывода американских войск в 1975 году США на долгое время перешли к политике военного сдерживания — эпохе, ознаменованной так называемым «вьетнамским синдромом». Тогда применение силы ограничивалось небольшими или символическими акциями, такими как вторжение в Гренаду в 1983 году или авиаудары по Ливии в 1986-м. Только в начале 1990-х годов, с началом войны в Персидском заливе, США вновь продемонстрировали способность к масштабному применению силы против суверенного государства. А затем последовал целый ряд других операций.
Период после Ирака 2003 года также был отмечен сдвигом к косвенному вмешательству с использованием дронов, спецопераций и прокси-моделей. Последний удар по Ирану может свидетельствовать о новой точке перелома. Подобно тому, как война в Персидском заливе положила конец поствьетнамской осторожности, этот удар может ознаменовать завершение сдержанной линии США, выстроенной после глобальной войны с терроризмом.
Тем не менее, нельзя с уверенностью утверждать, является ли это началом новой стратегической линии или разовой акцией. Удар был нанесён по распоряжению администрации Дональда Трампа, и пока неясно, будут ли будущие президенты придерживаться этого курса или вернутся к более сдержанным стратегиям. Будет ли это начало долговременного сдвига или исключение эпохи Трампа — покажут решения Конгресса, судебные интерпретации президентских полномочий и внешнеполитические приоритеты следующих администраций.
Особенно примечательно, что удар по Ирану пришёлся на момент, когда авторитет американского разведывательного сообщества переживает фазу восстановления. После неудачи 2003 года, когда заявления о наличии оружия массового поражения в Ираке не подтвердились, она была существенно укреплена в 2022 году, когда прогнозы о готовящемся военной операции России против Украины оказались исключительно точными и своевременными. Операция против Ирана — включая точное попадание в спальные помещения иранских генералов — воспринимается многими как продолжение этого тренда и отражение выросшего доверия к данным американской разведки…
P.S. Кстати, вы можете погуглить, в скольких военных операциях США участвовали в период с 1991 по 2003 год — просто чтобы не перечислять их здесь вручную.
@CPBView
Недавний военный удар США по территории Ирана можно считать поворотным моментом в американской военной политике после 2003 года. На протяжении более двух десятилетий операции США в основном были направлены против негосударственных акторов — террористических групп и прокси-формирований. Даже резонансные операции, такие как ликвидация Касема Сулеймани в 2020 году, проходили не на территории Ирана, а в Ираке. Аналогично, авиаудары в Сирии, Ливии, Йемене и Пакистане, хотя и затрагивали суверенные государства, либо обосновывались как контртеррористические меры, либо проводились на территории третьих стран, предоставлявших убежище негосударственным угрозам. Общая логика была очевидна: США избегали прямых ударов по территории cуверенных государств.
Удар по Ирану в 2025 году нарушил этот устойчивый принцип. Впервые со времён военной операции против Ирака в 2003 году Соединённые Штаты нанесли прямой военный удар по суверенной территории государств-оппонентов — не через прокси, не с участием региональных союзников и не в спорных зонах. Таким образом, произошёл стратегический сдвиг: от управления угрозами через точечные удары к открытому противостоянию с государством-противником на его собственной территории.
Этот сдвиг перекликается с более широкой исторической моделью, наблюдавшейся после войны во Вьетнаме. После вывода американских войск в 1975 году США на долгое время перешли к политике военного сдерживания — эпохе, ознаменованной так называемым «вьетнамским синдромом». Тогда применение силы ограничивалось небольшими или символическими акциями, такими как вторжение в Гренаду в 1983 году или авиаудары по Ливии в 1986-м. Только в начале 1990-х годов, с началом войны в Персидском заливе, США вновь продемонстрировали способность к масштабному применению силы против суверенного государства. А затем последовал целый ряд других операций.
Период после Ирака 2003 года также был отмечен сдвигом к косвенному вмешательству с использованием дронов, спецопераций и прокси-моделей. Последний удар по Ирану может свидетельствовать о новой точке перелома. Подобно тому, как война в Персидском заливе положила конец поствьетнамской осторожности, этот удар может ознаменовать завершение сдержанной линии США, выстроенной после глобальной войны с терроризмом.
Тем не менее, нельзя с уверенностью утверждать, является ли это началом новой стратегической линии или разовой акцией. Удар был нанесён по распоряжению администрации Дональда Трампа, и пока неясно, будут ли будущие президенты придерживаться этого курса или вернутся к более сдержанным стратегиям. Будет ли это начало долговременного сдвига или исключение эпохи Трампа — покажут решения Конгресса, судебные интерпретации президентских полномочий и внешнеполитические приоритеты следующих администраций.
Особенно примечательно, что удар по Ирану пришёлся на момент, когда авторитет американского разведывательного сообщества переживает фазу восстановления. После неудачи 2003 года, когда заявления о наличии оружия массового поражения в Ираке не подтвердились, она была существенно укреплена в 2022 году, когда прогнозы о готовящемся военной операции России против Украины оказались исключительно точными и своевременными. Операция против Ирана — включая точное попадание в спальные помещения иранских генералов — воспринимается многими как продолжение этого тренда и отражение выросшего доверия к данным американской разведки…
P.S. Кстати, вы можете погуглить, в скольких военных операциях США участвовали в период с 1991 по 2003 год — просто чтобы не перечислять их здесь вручную.
@CPBView
Президенты Франции и Германии совместно выступили со статьёй в Financial Times, в которой объяснили, почему для Европы важно наращивать оборонный потенциал.
На фоне глобальной нестабильности, когда НАТО собирается в Гааге, Франция и Германия подтверждают свою непоколебимую приверженность европейской и трансатлантической безопасности. Они называют Россию основным источником региональной нестабильности, ссылаясь на её продолжающуюся агрессию — от вторжения в Грузию до полномасштабной войны в Украине. Париж и Берлин подчёркивают необходимость поддержки суверенитета Украины через военную помощь, санкции против России и инвестиции в украинскую оборонную промышленность. Они подчёркивают срочность прекращения огня, признавая, что стабильность в Европе зависит от долгосрочной стратегии сдерживания российской агрессии и восстановления Украины как безопасного и устойчивого государства.
Помимо войны в Украине, Франция и Германия акцентируют внимание на более широких вызовах безопасности — от терроризма до защиты интересов Европы по всему миру. Они заявляют о намерении значительно увеличить оборонные расходы, доведя их до 3,5% ВВП, и подчёркивают важность укрепления европейского компонента НАТО. Военное присутствие на восточном фланге Европы служит доказательством их решимости, как и их приверженность ядерному сдерживанию, реформе системы оборонных закупок и углублению сотрудничества между ЕС и НАТО. В конечном итоге, они выступают единым фронтом, продвигая развитие европейского оборонного потенциала и утверждая, что свобода, мир и безопасность требуют как солидарности, так и стратегической дальновидности.
Это ещё один пример того, как Франция и Германия при канцлере Мерце формируют общее видение европейского суверенитета.
@CPBView
На фоне глобальной нестабильности, когда НАТО собирается в Гааге, Франция и Германия подтверждают свою непоколебимую приверженность европейской и трансатлантической безопасности. Они называют Россию основным источником региональной нестабильности, ссылаясь на её продолжающуюся агрессию — от вторжения в Грузию до полномасштабной войны в Украине. Париж и Берлин подчёркивают необходимость поддержки суверенитета Украины через военную помощь, санкции против России и инвестиции в украинскую оборонную промышленность. Они подчёркивают срочность прекращения огня, признавая, что стабильность в Европе зависит от долгосрочной стратегии сдерживания российской агрессии и восстановления Украины как безопасного и устойчивого государства.
Помимо войны в Украине, Франция и Германия акцентируют внимание на более широких вызовах безопасности — от терроризма до защиты интересов Европы по всему миру. Они заявляют о намерении значительно увеличить оборонные расходы, доведя их до 3,5% ВВП, и подчёркивают важность укрепления европейского компонента НАТО. Военное присутствие на восточном фланге Европы служит доказательством их решимости, как и их приверженность ядерному сдерживанию, реформе системы оборонных закупок и углублению сотрудничества между ЕС и НАТО. В конечном итоге, они выступают единым фронтом, продвигая развитие европейского оборонного потенциала и утверждая, что свобода, мир и безопасность требуют как солидарности, так и стратегической дальновидности.
Это ещё один пример того, как Франция и Германия при канцлере Мерце формируют общее видение европейского суверенитета.
@CPBView
Ft
Macron and Merz: Europe must arm itself in an unstable world
Norms are eroding and old certainties are being challenged — we must act accordingly
Вчера обсудили с Гелой что может появится в регионе после «геополитического Ирана», какое будет динамика отношений между Израил-Турция-Арабские страны и много чего.
Новости Кавказа: Кто и зачем разжигает войну на Ближнем Востоке? США, Китай, Европа преследуют свои цели. Арабские страны балансируют между улицей и дворцом. Турция и страны Южного Кавказа ощущают прямое давление конфликта. Ахмед Алили — о войне как продолжении политики, роли Трампа и MAGA, и о том, почему Иран и Израиль — звено в цепи глобального противостояния.
@CPBView
Новости Кавказа: Кто и зачем разжигает войну на Ближнем Востоке? США, Китай, Европа преследуют свои цели. Арабские страны балансируют между улицей и дворцом. Турция и страны Южного Кавказа ощущают прямое давление конфликта. Ахмед Алили — о войне как продолжении политики, роли Трампа и MAGA, и о том, почему Иран и Израиль — звено в цепи глобального противостояния.
@CPBView
YouTube
Кому выгодна война на Ближнем Востоке? Интересы мировых игроков
Кто и зачем разжигает войну на Ближнем Востоке? США, Китай, Европа преследуют свои цели. Арабские страны балансируют между улицей и дворцом. Турция и страны Южного Кавказа ощущают прямое давление конфликта. Ахмед Алили — о войне как продолжении политики,…
Армения, Беларусь и Иран: новые возможные индикаторы геополитического статуса России
По мере углубления геополитической напряжённости в Восточной Европе, на Южном Кавказе и на Ближнем Востоке на первый план выходят три ключевых вопроса, выступающих в качестве индикаторов регионального влияния России:
1. Будет ли Россия защищать Иран как своего стратегического партнёра, сталкивающегося с растущим давлением со стороны Израиля и США? Очевидно, что израило-иранское противостояние ещё не завершилось.
2. Как Россия отреагирует на внутреннюю дестабилизацию в Армении, где внешние акторы (то есть Россия) уже упоминаются как возможные источники планов по силовому захвату власти?
3. Какова будет реакция Москвы на последние шаги Беларуси, включая громкое освобождение политических заключённых и постепенное сближение с США (а возможно, и с ЕС)?
Траектории Армении и Беларуси — различные по политическому контексту, но схожие по стратегической сути — могут указывать на более глубокую тенденцию в постсоветском пространстве.
В Армении арест высокопоставленных оппозиционных деятелей и обострение отношений с религиозными кругами могут спровоцировать реакцию со стороны армянской диаспоры и усилить внешнее давление на власти. Это давление потенциально может трансформироваться в официальную позицию западных дипломатов. Однако в общественном восприятии арестованные часто ассоциируются с пророссийскими кругами. Таким образом, Армения реализует стратегический отказ от опоры на Россию — без гарантированного перехода под западный зонтик безопасности.
Беларусь, традиционно считавшаяся самым лояльным союзником Москвы, совершила символический и неожиданный шаг — освободила 14 политических заключённых, включая известного оппозиционера Сергея Тихановского, сразу после визита специального посланника президента США. Этот шаг, возможно, является частью тактического, но продуманного сдвига в сторону нормализации отношений с США и ЕС.
Обе страны — члены ОДКБ, и на этом фоне действия Минска и Еревана представляют важный сигнал для Кремля. Если даже Беларусь начинает тестировать пределы лояльности Москве, а Армения позволяет себе публичные репрессии против фигур, ассоциируемых с российским влиянием, то это может указывать на новую реальность даже среди членов ОДКБ.
Санкции, усталость от войны и ограниченные ресурсы — возможно всё это подрывает способность Москвы навязывать повестку даже своим ближайшим союзникам.
Освобождение политзаключённых в Беларуси и усиливающееся антироссийски действия против пророссийски настроенных политиков в Армении — это может быть не единичные эпизоды, а стратегические сигналы. В этой связи перед аналитиками по всему миру стоит выявление новых индикаторов: способна ли Россия и дальше контролировать периферию своей сферы влияния? Является ли её статус регионального гегемона устойчивым?
@CPBView
По мере углубления геополитической напряжённости в Восточной Европе, на Южном Кавказе и на Ближнем Востоке на первый план выходят три ключевых вопроса, выступающих в качестве индикаторов регионального влияния России:
1. Будет ли Россия защищать Иран как своего стратегического партнёра, сталкивающегося с растущим давлением со стороны Израиля и США? Очевидно, что израило-иранское противостояние ещё не завершилось.
2. Как Россия отреагирует на внутреннюю дестабилизацию в Армении, где внешние акторы (то есть Россия) уже упоминаются как возможные источники планов по силовому захвату власти?
3. Какова будет реакция Москвы на последние шаги Беларуси, включая громкое освобождение политических заключённых и постепенное сближение с США (а возможно, и с ЕС)?
Траектории Армении и Беларуси — различные по политическому контексту, но схожие по стратегической сути — могут указывать на более глубокую тенденцию в постсоветском пространстве.
В Армении арест высокопоставленных оппозиционных деятелей и обострение отношений с религиозными кругами могут спровоцировать реакцию со стороны армянской диаспоры и усилить внешнее давление на власти. Это давление потенциально может трансформироваться в официальную позицию западных дипломатов. Однако в общественном восприятии арестованные часто ассоциируются с пророссийскими кругами. Таким образом, Армения реализует стратегический отказ от опоры на Россию — без гарантированного перехода под западный зонтик безопасности.
Беларусь, традиционно считавшаяся самым лояльным союзником Москвы, совершила символический и неожиданный шаг — освободила 14 политических заключённых, включая известного оппозиционера Сергея Тихановского, сразу после визита специального посланника президента США. Этот шаг, возможно, является частью тактического, но продуманного сдвига в сторону нормализации отношений с США и ЕС.
Обе страны — члены ОДКБ, и на этом фоне действия Минска и Еревана представляют важный сигнал для Кремля. Если даже Беларусь начинает тестировать пределы лояльности Москве, а Армения позволяет себе публичные репрессии против фигур, ассоциируемых с российским влиянием, то это может указывать на новую реальность даже среди членов ОДКБ.
Санкции, усталость от войны и ограниченные ресурсы — возможно всё это подрывает способность Москвы навязывать повестку даже своим ближайшим союзникам.
Освобождение политзаключённых в Беларуси и усиливающееся антироссийски действия против пророссийски настроенных политиков в Армении — это может быть не единичные эпизоды, а стратегические сигналы. В этой связи перед аналитиками по всему миру стоит выявление новых индикаторов: способна ли Россия и дальше контролировать периферию своей сферы влияния? Является ли её статус регионального гегемона устойчивым?
@CPBView
Начало конца трансформации Дональда Трампа в «сравнительно стандартного» президента США можно считать завершённым. Он заявлял о намерении изолировать США от мировых дел, но на деле сделал обратное — нанёс удар по Ирану. Его заявления в первые дни президентства звучали как откровенно антиукраинские, однако недавние события в Гааге, на саммите НАТО, свидетельствуют о смене приоритетов. Президент Трамп теперь открыто заявляет, что Путин должен остановить войну.
Отношение к союзникам (и их удовлетворение итогами саммита), отказ от яркой публично-дипломатической риторики в пользу «тихой дипломатии» и ряд других шагов позволяют утверждать: Трамп всё больше действует в логике системного лидера…
@CPBView
Отношение к союзникам (и их удовлетворение итогами саммита), отказ от яркой публично-дипломатической риторики в пользу «тихой дипломатии» и ряд других шагов позволяют утверждать: Трамп всё больше действует в логике системного лидера…
@CPBView
YouTube
NATO's 5% percent spending goal: realistic or just sweet-talking Trump? | DW News
NATO members have agreed to Donald Trump's demand for drastically higher defense spending. The alliance's summit in the Netherlands has been dominated by Trump's call for European members to raise spending on defense to 5% of their national output by 2035.…
На недавнем саммите НАТО в Гааге государства-члены поддержали то, что может стать самым амбициозным ориентиром военных расходов в истории альянса после окончания холодной войны: цель по оборонным расходам на уровне 5% ВВП к 2035 году. В то время как действующая рекомендация НАТО составляет 2%, предлагаемое увеличение подчёркивает фундаментальный сдвиг в стратегическом мышлении, направленный не только на ответ на войну в Украине, но и на долгосрочную системную конкуренцию с Россией, Китаем и Ираном — тремя державами, стремящимися к переустройству мирового порядка с учётом их расширенной роли в региональных и глобальных делах.
При совокупном ВВП стран НАТО на уровне примерно 56,3 триллиона долларов США, достижение цели в 5% означало бы ежегодные оборонные расходы в размере 2,815 триллиона долларов. Это стало бы беспрецедентной мобилизацией ресурсов — почти втрое больше нынешнего совокупного оборонного бюджета альянса.
Даже с учётом стран БРИКС, а также государств с жёсткой антизападной повесткой, таких как Иран и Северная Корея, их совокупные военные расходы остаются ниже 610 миллиардов долларов.
Только расходы стран БРИКС (Китай, Индия, Россия, Бразилия, Южная Африка) составляют около 490,3 миллиарда долларов, что почти в шесть раз меньше, чем предполагаемые расходы НАТО при достижении 5% от ВВП. При этом остаётся неясной военная позиция таких стран, как Индия, Бразилия и Южная Африка, — смогут ли они стать активными участниками возможной конфронтации с НАТО или предпочтут сохранить стратегическую автономию.
Тем не менее, с большими бюджетами приходят и большие ожидания: даже 2,8 триллиона долларов не гарантируют безопасность без эффективного управления, политической воли и стратегической координации. Однако очевидно одно: в условиях выполнения этого ориентира НАТО не проиграет гонку расходов.
@CPBView
При совокупном ВВП стран НАТО на уровне примерно 56,3 триллиона долларов США, достижение цели в 5% означало бы ежегодные оборонные расходы в размере 2,815 триллиона долларов. Это стало бы беспрецедентной мобилизацией ресурсов — почти втрое больше нынешнего совокупного оборонного бюджета альянса.
Даже с учётом стран БРИКС, а также государств с жёсткой антизападной повесткой, таких как Иран и Северная Корея, их совокупные военные расходы остаются ниже 610 миллиардов долларов.
Только расходы стран БРИКС (Китай, Индия, Россия, Бразилия, Южная Африка) составляют около 490,3 миллиарда долларов, что почти в шесть раз меньше, чем предполагаемые расходы НАТО при достижении 5% от ВВП. При этом остаётся неясной военная позиция таких стран, как Индия, Бразилия и Южная Африка, — смогут ли они стать активными участниками возможной конфронтации с НАТО или предпочтут сохранить стратегическую автономию.
Тем не менее, с большими бюджетами приходят и большие ожидания: даже 2,8 триллиона долларов не гарантируют безопасность без эффективного управления, политической воли и стратегической координации. Однако очевидно одно: в условиях выполнения этого ориентира НАТО не проиграет гонку расходов.
@CPBView