О скифской этике, левом евразийстве и страхе перед будущим Всякий раз, когда в России поднимается нечто живое — с корнями, с мечтой, с дерзостью — обязательно появляются те, кто начинает визжать о «диверсии», о «наивной провинциальности», о «заражении идеологической инфекцией». Как будто русский народ — это дохлая лягушка, которую можно отравить одним словом «скиф».
Выходит, мы снова кого-то испугали. Скифы, красные и левые, снова идут. С мечами, но не за головами — за смыслами. А у кого смыслов нет, тот сразу начинает визжать.
"Красные скифы и драники": юмор мёртвого Вы правда думаете, что шутки про «скифов и лепреконов» кого-то ранят, кроме вашего собственного чувства собственного ничтожия? Это уровень провинциального школьника, который прячется за мемом, потому что не может выдержать разговор по существу. Впрочем - пану Антоновскому это не в новинку. Мы уже знаем уровень его способностей.
Но ведь дело не в шутках. Дело в страхе. Вы боитесь самой идеи, что русская идентичность — не завершённая конструкция XIX века, а текучий, исторический процесс. Что она может включать в себя скифскую глубину, восточную открытость, левую чувствительность, евразийскую судьбу.
Вы боитесь, что русское — это не про царя и солдафона, а про народ, пространство и труд.
Скифская идея: не теория, а вызов Скиф — это символ. Это архетип в русской культуре: от Блока и Трубецкого до Гумилёва и Фрунзе. Скиф — это тот, кто не вписывается в вашу картотеку: не европеец, не азиат, не чиновник, не охранитель.
Скиф — это русский, который не боится быть собой, даже если это "собой" — трагично, степно, жертвенно, метафизически одиноко. Вы зовёте к покорности, а скифы зовут к судьбе. Вы зовёте к дряхлой европе, а мы — Домой на Восток.
Вот потому вы и трясётесь. Беларусь как "угроза"? — смейтесь дальше Вы называете белорусскую мысль «наивной провинциальной геополитикой», потому что втайне чувствуете: именно там сегодня рождается культурное содержание Евразии. В Минске, где срабатывает сцепка идеи и народа, формы и смелости. В речи философов, которые говорят языком этики и правды.
Ваша Европа — это мертвый город, полный тоски и тьмы . А мы соединяем веру с правдой, народ с надеждой, традицию с будущим. Потому что у нас — не система. У нас — мечта.
А у вас — только власть и страх, что кто-то скажет: "Русский — это не подданный, а человек".
Евразийство — это и Лукашенко. Для нас он — евразиец и настоящий русский человек по духу: соборный, твердый, народный. А вас выдаёт ваше латентное либеральное халдейство: вы начинаете шипеть про «авторитаризм», потому что боитесь силы, не купленной у Запада.
Мы опираемся не на циркуляры, а на Традицию. Ту, что не пыльная и не созданная в салонах Парижа и Лондона, а дышит — как нестяжатели, как странники сибирские, как волюшка Разина, как левый корень Блока, и как наша русская Атлантида - Советский Союз.
Вы не поняли главное: Вы обвиняете нас в том, что мы хотим «забалтывать» русский путь. А мы — его освобождаем от гнили, от музейного национализма, от идей которыми вы готовы уничтожить страну.
Вы говорите: «Они хотят, чтобы русские перестали быть русскими». А мы отвечаем: мы как раз за то, чтобы русский стал САМИМ СОБОЙ, а не слепком с уставов и имитаций.
Финал: вы проиграете Вы думаете, что можно остановить идею, выставив её смешной? А мы смеёмся последними. Потому что у нас — народ. У нас — история. У нас — глубина. И, главное, у нас — вера, не в «чувство ранга», а в справедливость.
Скифы идут. И они будут говорить. На языке огня, на языке духа, на языке, который вы не поймёте, но который услышат те, кто ещё способен чувствовать.
О скифской этике, левом евразийстве и страхе перед будущим Всякий раз, когда в России поднимается нечто живое — с корнями, с мечтой, с дерзостью — обязательно появляются те, кто начинает визжать о «диверсии», о «наивной провинциальности», о «заражении идеологической инфекцией». Как будто русский народ — это дохлая лягушка, которую можно отравить одним словом «скиф».
Выходит, мы снова кого-то испугали. Скифы, красные и левые, снова идут. С мечами, но не за головами — за смыслами. А у кого смыслов нет, тот сразу начинает визжать.
"Красные скифы и драники": юмор мёртвого Вы правда думаете, что шутки про «скифов и лепреконов» кого-то ранят, кроме вашего собственного чувства собственного ничтожия? Это уровень провинциального школьника, который прячется за мемом, потому что не может выдержать разговор по существу. Впрочем - пану Антоновскому это не в новинку. Мы уже знаем уровень его способностей.
Но ведь дело не в шутках. Дело в страхе. Вы боитесь самой идеи, что русская идентичность — не завершённая конструкция XIX века, а текучий, исторический процесс. Что она может включать в себя скифскую глубину, восточную открытость, левую чувствительность, евразийскую судьбу.
Вы боитесь, что русское — это не про царя и солдафона, а про народ, пространство и труд.
Скифская идея: не теория, а вызов Скиф — это символ. Это архетип в русской культуре: от Блока и Трубецкого до Гумилёва и Фрунзе. Скиф — это тот, кто не вписывается в вашу картотеку: не европеец, не азиат, не чиновник, не охранитель.
Скиф — это русский, который не боится быть собой, даже если это "собой" — трагично, степно, жертвенно, метафизически одиноко. Вы зовёте к покорности, а скифы зовут к судьбе. Вы зовёте к дряхлой европе, а мы — Домой на Восток.
Вот потому вы и трясётесь. Беларусь как "угроза"? — смейтесь дальше Вы называете белорусскую мысль «наивной провинциальной геополитикой», потому что втайне чувствуете: именно там сегодня рождается культурное содержание Евразии. В Минске, где срабатывает сцепка идеи и народа, формы и смелости. В речи философов, которые говорят языком этики и правды.
Ваша Европа — это мертвый город, полный тоски и тьмы . А мы соединяем веру с правдой, народ с надеждой, традицию с будущим. Потому что у нас — не система. У нас — мечта.
А у вас — только власть и страх, что кто-то скажет: "Русский — это не подданный, а человек".
Евразийство — это и Лукашенко. Для нас он — евразиец и настоящий русский человек по духу: соборный, твердый, народный. А вас выдаёт ваше латентное либеральное халдейство: вы начинаете шипеть про «авторитаризм», потому что боитесь силы, не купленной у Запада.
Мы опираемся не на циркуляры, а на Традицию. Ту, что не пыльная и не созданная в салонах Парижа и Лондона, а дышит — как нестяжатели, как странники сибирские, как волюшка Разина, как левый корень Блока, и как наша русская Атлантида - Советский Союз.
Вы не поняли главное: Вы обвиняете нас в том, что мы хотим «забалтывать» русский путь. А мы — его освобождаем от гнили, от музейного национализма, от идей которыми вы готовы уничтожить страну.
Вы говорите: «Они хотят, чтобы русские перестали быть русскими». А мы отвечаем: мы как раз за то, чтобы русский стал САМИМ СОБОЙ, а не слепком с уставов и имитаций.
Финал: вы проиграете Вы думаете, что можно остановить идею, выставив её смешной? А мы смеёмся последними. Потому что у нас — народ. У нас — история. У нас — глубина. И, главное, у нас — вера, не в «чувство ранга», а в справедливость.
Скифы идут. И они будут говорить. На языке огня, на языке духа, на языке, который вы не поймёте, но который услышат те, кто ещё способен чувствовать.
"Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30.
from pl
