Во вступлении к I книге De rerum natura Лукреция есть крайне любопытное место, которое многими издателями толкуется как позднейшая вставка, а иные склонны здесь видеть вмешательство interpolatoris irrisoris, «насмешливого интерполятора». Разберемся, в чем тут дело. Поэма открывается знаменитым проэмием, в котором прославляется Венера, родоначальница всех потомков Энея и покровительница рода Меммиев. В какой-то момент поэт напрямую обращается к богине с просьбой о даровании римлянам «приятного» мира, ведь он не смог бы в трудный для отечества час со спокойной душой предаваться философским штудиям. Дальше же идет весьма характерная для Лукреция дидактическая концовка, примечательные строчки которой (44-49) часто перемещаются издателями в другое место (2, 646-651). Они звучат так:
omnis enim per se divum natura necessest immortali aevo summa cum pace fruatur semota ab nostris rebus seiunctaque longe; nam privata dolore omni, private periclis, ipsa suis pollens opibus, nihil indiga nostri, nec bene promeritis capitur nec tangitur ira.
«Ибо все боги должны по природе своей непременно Жизнью бессмертной всегда наслаждаться в полнейшем покое, Чуждые наших забот и от них далеко отстранившись. Ведь безо всяких скорбей, далеки от опасностей всяких, Всем обладают они и ни в чем не нуждаются нашем; Благодеяния им ни к чему, да и гнев неизвестен». (Перевод Ф. А. Петровского)
Ф. А. Петровский указывает, что «эти строчки являются поэтической перифразой первой из “Главных мыслей” (Κύριαι δόξαι) Эпикура». В остальном мы видим, что сначала поэт молится богине, а следом же заявляет о бесполезности всяческих молитв богам и о полной безмятежности оных. Конечно, ничто не мешает согласиться с большинством издателей и перенести фрагмент в кажущееся более удачным место, однако я бы предложил иной взгляд, встречающийся в исследовательской литературе. Тем более, что фрагмент обычно переносится в концовку эпизода о «Великой матери», при этом противоречие сохраняется, впрочем, не столь явственно. Так или иначе попытка интерпретации эпизода наводит на определенные мысли о природе поэзии и поэтическом гении. Возможно, здесь происходит столкновение двух природ Лукреция, двух ликов его естества. С одной стороны, Лукреций, ведомый возвышенным вдохновением, написал замечательный проэмий, развернул мощный образ всепроникающей Любви, зиждительных сил природы, его поэтическое воображение рисует перед ним исполненные жизни картины. С другой стороны, в то же время он и философ-эпикуреец, «счастливец, познавший причины вещей», а потому рационально осознает, что то, о чем он говорит, с философской точки зрения неразумно.
На мой взгляд, наиболее удачным кажется предположить, что здесь перед нами разворачивается напряженная внутренняя борьба, противостояние двух творческих начал — философского и поэтического — в сердце одного гения. Отдавшись воображению, поэт вступает туда, куда воспретил ему философствующий разум, и, как бы осекшись, он добавляет эти проникнутые эпикурейской теологией строки. Итак, в этом фрагменте наиболее ярко проявляется конфликт между Лукрецием-философом и Лукрецием-поэтом. В чем причина этого напряжения? — возможно, ответ дает сам поэт.
primum quod magnis doceo de rebus et artis religionum animum nodis exsolvere pergo, deinde quod obscura de re tam lucida pango carmina musaeo contingens cuncta lepore.
«Ибо, во-первых, учу я великому знанью, стараясь Дух человека извлечь из тесных тенёт суеверий, А, во-вторых, излагаю туманный предмет совершенно Ясным стихом, усладив его Муз обаянием всюду». (Перевод Ф. А. Петровского)
Во вступлении к I книге De rerum natura Лукреция есть крайне любопытное место, которое многими издателями толкуется как позднейшая вставка, а иные склонны здесь видеть вмешательство interpolatoris irrisoris, «насмешливого интерполятора». Разберемся, в чем тут дело. Поэма открывается знаменитым проэмием, в котором прославляется Венера, родоначальница всех потомков Энея и покровительница рода Меммиев. В какой-то момент поэт напрямую обращается к богине с просьбой о даровании римлянам «приятного» мира, ведь он не смог бы в трудный для отечества час со спокойной душой предаваться философским штудиям. Дальше же идет весьма характерная для Лукреция дидактическая концовка, примечательные строчки которой (44-49) часто перемещаются издателями в другое место (2, 646-651). Они звучат так:
omnis enim per se divum natura necessest immortali aevo summa cum pace fruatur semota ab nostris rebus seiunctaque longe; nam privata dolore omni, private periclis, ipsa suis pollens opibus, nihil indiga nostri, nec bene promeritis capitur nec tangitur ira.
«Ибо все боги должны по природе своей непременно Жизнью бессмертной всегда наслаждаться в полнейшем покое, Чуждые наших забот и от них далеко отстранившись. Ведь безо всяких скорбей, далеки от опасностей всяких, Всем обладают они и ни в чем не нуждаются нашем; Благодеяния им ни к чему, да и гнев неизвестен». (Перевод Ф. А. Петровского)
Ф. А. Петровский указывает, что «эти строчки являются поэтической перифразой первой из “Главных мыслей” (Κύριαι δόξαι) Эпикура». В остальном мы видим, что сначала поэт молится богине, а следом же заявляет о бесполезности всяческих молитв богам и о полной безмятежности оных. Конечно, ничто не мешает согласиться с большинством издателей и перенести фрагмент в кажущееся более удачным место, однако я бы предложил иной взгляд, встречающийся в исследовательской литературе. Тем более, что фрагмент обычно переносится в концовку эпизода о «Великой матери», при этом противоречие сохраняется, впрочем, не столь явственно. Так или иначе попытка интерпретации эпизода наводит на определенные мысли о природе поэзии и поэтическом гении. Возможно, здесь происходит столкновение двух природ Лукреция, двух ликов его естества. С одной стороны, Лукреций, ведомый возвышенным вдохновением, написал замечательный проэмий, развернул мощный образ всепроникающей Любви, зиждительных сил природы, его поэтическое воображение рисует перед ним исполненные жизни картины. С другой стороны, в то же время он и философ-эпикуреец, «счастливец, познавший причины вещей», а потому рационально осознает, что то, о чем он говорит, с философской точки зрения неразумно.
На мой взгляд, наиболее удачным кажется предположить, что здесь перед нами разворачивается напряженная внутренняя борьба, противостояние двух творческих начал — философского и поэтического — в сердце одного гения. Отдавшись воображению, поэт вступает туда, куда воспретил ему философствующий разум, и, как бы осекшись, он добавляет эти проникнутые эпикурейской теологией строки. Итак, в этом фрагменте наиболее ярко проявляется конфликт между Лукрецием-философом и Лукрецием-поэтом. В чем причина этого напряжения? — возможно, ответ дает сам поэт.
primum quod magnis doceo de rebus et artis religionum animum nodis exsolvere pergo, deinde quod obscura de re tam lucida pango carmina musaeo contingens cuncta lepore.
«Ибо, во-первых, учу я великому знанью, стараясь Дух человека извлечь из тесных тенёт суеверий, А, во-вторых, излагаю туманный предмет совершенно Ясным стихом, усладив его Муз обаянием всюду». (Перевод Ф. А. Петровского)
Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats.
from pl
