Плавильный котёл

Машины в обмен на зерно. Россия возвращается в бартерное прошлое

Россия и Китай, крупнейшие торговые партнёры, всё активнее переходят к бартерным схемам. Автомобили в обмен на пшеницу, семена льна — на бытовую технику, алюминий — на услуги. Reuters насчитал как минимум восемь таких сделок за последние два года, но источники агентства утверждают: объёмы растут, и это только начало.

Формально речь идёт о «взаимозачётах в национальных валютах». На деле — о возвращении в 90-е, когда предприятия, лишённые ликвидности, расплачивались товарами. Разница лишь в том, что теперь ликвидность у России есть, но нет доступа к привычным каналам международных расчётов. Китайские банки не хотят рисковать вторичными санкциями и просто отказываются принимать российские деньги.

Бартер — это не экзотика и не изобретение креативных трейдеров. Это симптом системного сжатия финансовой инфраструктуры. Когда банки становятся ненадёжными посредниками, бизнес начинает искать обходные тропы, даже если они выглядят архаично. По сути, Россия пересаживается с «финансового Интернета» обратно на гужевой транспорт взаимозачётов.

Да, сельхозсырьё и металлы можно обменять на технику, автомобили или услуги по установке оборудования. Но такая схема неизбежно делает российскую сторону младшим партнёром. В бартере всегда сильнее тот, у кого больше альтернатив, а в данном случае — это Китай и другие страны глобального Юга. Москва не торгуется — она соглашается.

Правительство и Центробанк делают вид, что «не располагают данными о бартерных сделках». Это звучит почти как признание: процесс уходит в серую зону, из-под контроля и статистики. В такой экономике прозрачность подменяется кулуарными договорённостями, а эффективность — потерями на конвертации в натуральное хозяйство.

В 2025 году обмен зерна на машины звучит не как коммерческая находка, а как диагноз: российская внешняя торговля стремительно архаизируется. Там, где мир движется к цифровым валютам и мгновенным трансграничным платежам, Москва скатывается в бартер — в дофинансовую эпоху. Это не кризисный инструмент, а знак деградации: страна с сырьевым экспортом мирового масштаба снова расплачивается пшеницей за автомобили.

Бартер в XXI веке — это не только экономическая аномалия, но и символ. Символ того, что Россия всё глубже погружается в параллельную реальность, где деньги есть, но заплатить ими нельзя.

Telegram

Раньше всех. Ну почти.

Во внешней торговле России впервые с 1990-х годов набирает оборот традиционный бартер: отечественные компании обменивают пшеницу на китайские автомобили, а семена льна на строительные материалы, пишет Reuters со ссылкой на источники и аналитиков.

www.group-telegram.com/us/plavkotell.com/13305

6.54K viewsSep 16 at 10:38

Машины в обмен на зерно. Россия возвращается в бартерное прошлое

Россия и Китай, крупнейшие торговые партнёры, всё активнее переходят к бартерным схемам. Автомобили в обмен на пшеницу, семена льна — на бытовую технику, алюминий — на услуги. Reuters насчитал как минимум восемь таких сделок за последние два года, но источники агентства утверждают: объёмы растут, и это только начало.

Формально речь идёт о «взаимозачётах в национальных валютах». На деле — о возвращении в 90-е, когда предприятия, лишённые ликвидности, расплачивались товарами. Разница лишь в том, что теперь ликвидность у России есть, но нет доступа к привычным каналам международных расчётов. Китайские банки не хотят рисковать вторичными санкциями и просто отказываются принимать российские деньги.

Бартер — это не экзотика и не изобретение креативных трейдеров. Это симптом системного сжатия финансовой инфраструктуры. Когда банки становятся ненадёжными посредниками, бизнес начинает искать обходные тропы, даже если они выглядят архаично. По сути, Россия пересаживается с «финансового Интернета» обратно на гужевой транспорт взаимозачётов.

Да, сельхозсырьё и металлы можно обменять на технику, автомобили или услуги по установке оборудования. Но такая схема неизбежно делает российскую сторону младшим партнёром. В бартере всегда сильнее тот, у кого больше альтернатив, а в данном случае — это Китай и другие страны глобального Юга. Москва не торгуется — она соглашается.

Правительство и Центробанк делают вид, что «не располагают данными о бартерных сделках». Это звучит почти как признание: процесс уходит в серую зону, из-под контроля и статистики. В такой экономике прозрачность подменяется кулуарными договорённостями, а эффективность — потерями на конвертации в натуральное хозяйство.

В 2025 году обмен зерна на машины звучит не как коммерческая находка, а как диагноз: российская внешняя торговля стремительно архаизируется. Там, где мир движется к цифровым валютам и мгновенным трансграничным платежам, Москва скатывается в бартер — в дофинансовую эпоху. Это не кризисный инструмент, а знак деградации: страна с сырьевым экспортом мирового масштаба снова расплачивается пшеницей за автомобили.

Бартер в XXI веке — это не только экономическая аномалия, но и символ. Символ того, что Россия всё глубже погружается в параллельную реальность, где деньги есть, но заплатить ими нельзя.

BY Плавильный котёл