roguelike theory

Есть такая книжка у Рорти, «Случайность, ирония и солидарность», немного грустная... Я её сейчас не просто "перевру", я просто расскажу что-то ею отдаленно навеянное, а вы книжку сами правильно читайте.

Вот такая проблема. Макиавелли написал книжку "для принцев", ее читают "обычные люди", и им это не нравится, что они читают. Ну или всякие Ницше, Бодрийяр, Лакан критикуют понятия типа "истины", пишут это для "всех и никого", но пока это читают "никто" типа меня, нам прикольно, но если мы представим себе общество, построенное "по Лакану" или "по Бодрийяру" (его в Думе РФ цитировали, говорят, and it shows это про Дерриду), то это будет какая-то странная и бредовая жесть.

Стоит разделять два вида философствования, говорит Рорти: "приватное" и "публичное". Публичное это всякие хорошие вещи про истину, справедливость – Аристотель, Гегель, Хабермас. Приватное это вышеперечисленные странные философы, которых он называет "ироники".

Для Рорти "ироники" нужны для тех из нас, у кого "не удалась социализация", и они не хотят просто так с жизнью в обществе смиряться. Это такой для нас типа креативный нон-фикшен. Начитавшись приватно Ницше, если мы не совсем дураки, мы сможем чуть-чуть лучше социализироваться – это чтение будет успокаивать наши сомнения, пока мы "в нормальной жизни" оперируем вполне нормальными понятиями. Я могу сидеть и читать Маркса с Лаканом, ставить под сомнение что угодно, но в бытовом споре с соседом буду обращаться к обычным нормальным понятиям истины и справедливости, потому что они в этих спорах более-менее работают, и это для бытовой жизни главное. Поэтому "в жизни" мы являемся обычными либералами, и наши надежды на какую-то абсолютно другую политику оставляем в основном для литературы и иногда, возможно, для каких-то может быть нелитературных публичных жестов.

Но я добавлю кое-что, что делает меня еще хуже, чем Рорти: про использование "ироников" "для принцев".

Мне кажется, это очень важно, что "принцы" тоже так же критикуют истину и справедливость, и относятся к ним с сомнением и иронией, в рамках некого такого непрозрачного истинного "ведения дел". И то, о чем говорят эти иронисты – это эффективность, а не истина.

Когда какие-то власть-имущие начинают обращаться к истине, начинается полный ад и фундаментализм. Эффективность, конечно, жестока, но эта жестокость ограничена этой эффективностью; а вот власть-насилие, которое настаивает на истинности и справедливости своих проявлений, это власть-насилие, которое себя не ограничивает ничем.

И на деле (а не на словах) мы больше всего ненавидим власть не за ее отказ от истины и справедливости, что было бы немного смешно, а именно за ее неэффективность. Если очень упрощенно, с риском, что вы меня возненавидите: Вот есть одна война, достаточно неправедная, у которой было несколько событий, первое было "эффективное", потом была куча неэффективных. И да, первое нам тоже не нравится – оно было неправедным, но мы с ним еще как-то более-менее жили (многие даже быстро забыли), а вот когда пошли неэффективные события, тогда вокруг них пошел и уже совсем тотальный ад. (Это и есть беньяминовское различие "божественного насилия" и "мифического".)

Что делает, скажем, такой политический жест, как забастовка – это настаивает на том, чтобы делать что-то неправедное неэффективным для власти. В этом этой забастовки, собственно, и политическая эффективность. Столкнувшись с ней, власти остается либо эффективно пытаться договариваться, либо неэффективно настаивать на своей собственной мифической истине.

www.group-telegram.com/sa/roguelike_theory.com/659

4.5K viewsedited  Oct 30, 2023 at 14:52

Есть такая книжка у Рорти, «Случайность, ирония и солидарность», немного грустная... Я её сейчас не просто "перевру", я просто расскажу что-то ею отдаленно навеянное, а вы книжку сами правильно читайте.

Вот такая проблема. Макиавелли написал книжку "для принцев", ее читают "обычные люди", и им это не нравится, что они читают. Ну или всякие Ницше, Бодрийяр, Лакан критикуют понятия типа "истины", пишут это для "всех и никого", но пока это читают "никто" типа меня, нам прикольно, но если мы представим себе общество, построенное "по Лакану" или "по Бодрийяру" (его в Думе РФ цитировали, говорят, and it shows это про Дерриду), то это будет какая-то странная и бредовая жесть.

Стоит разделять два вида философствования, говорит Рорти: "приватное" и "публичное". Публичное это всякие хорошие вещи про истину, справедливость – Аристотель, Гегель, Хабермас. Приватное это вышеперечисленные странные философы, которых он называет "ироники".

Для Рорти "ироники" нужны для тех из нас, у кого "не удалась социализация", и они не хотят просто так с жизнью в обществе смиряться. Это такой для нас типа креативный нон-фикшен. Начитавшись приватно Ницше, если мы не совсем дураки, мы сможем чуть-чуть лучше социализироваться – это чтение будет успокаивать наши сомнения, пока мы "в нормальной жизни" оперируем вполне нормальными понятиями. Я могу сидеть и читать Маркса с Лаканом, ставить под сомнение что угодно, но в бытовом споре с соседом буду обращаться к обычным нормальным понятиям истины и справедливости, потому что они в этих спорах более-менее работают, и это для бытовой жизни главное. Поэтому "в жизни" мы являемся обычными либералами, и наши надежды на какую-то абсолютно другую политику оставляем в основном для литературы и иногда, возможно, для каких-то может быть нелитературных публичных жестов.

Но я добавлю кое-что, что делает меня еще хуже, чем Рорти: про использование "ироников" "для принцев".

Мне кажется, это очень важно, что "принцы" тоже так же критикуют истину и справедливость, и относятся к ним с сомнением и иронией, в рамках некого такого непрозрачного истинного "ведения дел". И то, о чем говорят эти иронисты – это эффективность, а не истина.

Когда какие-то власть-имущие начинают обращаться к истине, начинается полный ад и фундаментализм. Эффективность, конечно, жестока, но эта жестокость ограничена этой эффективностью; а вот власть-насилие, которое настаивает на истинности и справедливости своих проявлений, это власть-насилие, которое себя не ограничивает ничем.

И на деле (а не на словах) мы больше всего ненавидим власть не за ее отказ от истины и справедливости, что было бы немного смешно, а именно за ее неэффективность. Если очень упрощенно, с риском, что вы меня возненавидите: Вот есть одна война, достаточно неправедная, у которой было несколько событий, первое было "эффективное", потом была куча неэффективных. И да, первое нам тоже не нравится – оно было неправедным, но мы с ним еще как-то более-менее жили (многие даже быстро забыли), а вот когда пошли неэффективные события, тогда вокруг них пошел и уже совсем тотальный ад. (Это и есть беньяминовское различие "божественного насилия" и "мифического".)

Что делает, скажем, такой политический жест, как забастовка – это настаивает на том, чтобы делать что-то неправедное неэффективным для власти. В этом этой забастовки, собственно, и политическая эффективность. Столкнувшись с ней, власти остается либо эффективно пытаться договариваться, либо неэффективно настаивать на своей собственной мифической истине.

BY roguelike theory