Тетрадь Энеля

Пропагандистские манипуляции революционеров, или как Луцкий прорыв превратился в "Брусиловский"

Известно, что информационная война российских революционеров против Монархии пустила глубокие корни в русскую историю и терминологию.

Весна 1916 г. «подарила России победу, какой в мировую войну мы еще не одерживали», - писал историк Керсновский. Речь идет о Четвертой Галицийской битве.

Современники называли ее Луцким прорывом. Такое название мы находим и в мемуарах Брусилова (Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 180). Однако в исторических трудах закрепилось иное название.

«Мы не говорим “Кутузовская битва”, но - Бородинская, - справедливо писал военный теоретик русского зарубежья полковник Е. Э. Месснер, - не называем Полтавскую баталию Петровой баталией, а победу на Неве над шведским ярлом Биргером мы не наименовали именем Великого Князя Александра, а, наоборот, Князя назвали Невским, потому что битва называется Невскою. Но вот, вопреки традиции исторической, и нашей военной, боевые операции 1916 г. на Юго-Западном фронте получили наименование Брусиловского наступления. Почему Брусилову оказана такая нигде и никогда не виданная честь? В России либеральная пресса и общественность бывали очень энергичны, когда находили нужным прославить какого-либо масона
или же человека, возвеличение которого было сопряжено с унижением царизма. [...] Когда обнаружился успех Луцкого и Черновицкого прорывов и рождалась надежда, что битва примет вид победы решающей и войну завершающей, то в оппозиционных кругах не могло не возникнуть опасение, что победа эта... будет приписана Царю, а это укрепит монархию, режим. Чтобы этого не случилось, было только
одно средство: всю славу возложить на главнокомандующего - тогда она не ляжет на Верховного главнокомандующего. И Брусилова
стали возносить до небес, как не возносили ни Иванова за Галицийскую победу, ни Плеве за Томашев, ни Селиванова за Перемышль, ни Юденича [...] за Сарыкамыш и за Эрзерум. В безмерном восхвалении Брусилова битву назвали Брусиловским наступлением. По тем же антимонархическим побуждениям такое наименование битвы понравилось союзникам России в ту войну...».

Наконец, впоследствии такое название пришлось ко двору и советским историкам, поскольку, как известно, иуда Брусилов пошел на службу к большевикам. (Не зря советский генерал-лейтенант М. Галактионов в предисловии к послевоенному изданию мемуаров Брусилова писал: «Брусиловский прорыв является предтечей замечательных прорывов, осуществленных Красной армией в Великой Отечественной войне»). Ну, а потом и вовсе забылось, как всё было на самом деле.

Уже современники отмечали, что Брусилов, «не командуя ни
полком, ни бригадой, получил 2-ю Гвардейскую кавалерийскую
дивизию» (Андреев А. Далекое - близкое. (Обрывки воспоминаний) // Часовой. № 189. Париж. 1937. С. 24.). Назначение это он получил только благодаря протекции Вел. Кн. Николая Николаевича, до войны имевшего исключительное влияние на назначение старших начальников, особенно в кавалерии.

Такое выдвижение генерала, - писал Месснер, - «не имевшего, во-первых, высшего образования и, во-вторых, не получившего строевой командной основы, какая создается при командование полком», не было полезно, прежде всего, ему самому.

@enelsnotebook

www.group-telegram.com/sg/enelsnotebook.com/10

3.2K viewsedited  Nov 28, 2024 at 14:44

Пропагандистские манипуляции революционеров, или как Луцкий прорыв превратился в "Брусиловский"

Известно, что информационная война российских революционеров против Монархии пустила глубокие корни в русскую историю и терминологию.

Весна 1916 г. «подарила России победу, какой в мировую войну мы еще не одерживали», - писал историк Керсновский. Речь идет о Четвертой Галицийской битве.

Современники называли ее Луцким прорывом. Такое название мы находим и в мемуарах Брусилова (Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 180). Однако в исторических трудах закрепилось иное название.

«Мы не говорим “Кутузовская битва”, но - Бородинская, - справедливо писал военный теоретик русского зарубежья полковник Е. Э. Месснер, - не называем Полтавскую баталию Петровой баталией, а победу на Неве над шведским ярлом Биргером мы не наименовали именем Великого Князя Александра, а, наоборот, Князя назвали Невским, потому что битва называется Невскою. Но вот, вопреки традиции исторической, и нашей военной, боевые операции 1916 г. на Юго-Западном фронте получили наименование Брусиловского наступления. Почему Брусилову оказана такая нигде и никогда не виданная честь? В России либеральная пресса и общественность бывали очень энергичны, когда находили нужным прославить какого-либо масона
или же человека, возвеличение которого было сопряжено с унижением царизма. [...] Когда обнаружился успех Луцкого и Черновицкого прорывов и рождалась надежда, что битва примет вид победы решающей и войну завершающей, то в оппозиционных кругах не могло не возникнуть опасение, что победа эта... будет приписана Царю, а это укрепит монархию, режим. Чтобы этого не случилось, было только
одно средство: всю славу возложить на главнокомандующего - тогда она не ляжет на Верховного главнокомандующего. И Брусилова
стали возносить до небес, как не возносили ни Иванова за Галицийскую победу, ни Плеве за Томашев, ни Селиванова за Перемышль, ни Юденича [...] за Сарыкамыш и за Эрзерум. В безмерном восхвалении Брусилова битву назвали Брусиловским наступлением. По тем же антимонархическим побуждениям такое наименование битвы понравилось союзникам России в ту войну...».

Наконец, впоследствии такое название пришлось ко двору и советским историкам, поскольку, как известно, иуда Брусилов пошел на службу к большевикам. (Не зря советский генерал-лейтенант М. Галактионов в предисловии к послевоенному изданию мемуаров Брусилова писал: «Брусиловский прорыв является предтечей замечательных прорывов, осуществленных Красной армией в Великой Отечественной войне»). Ну, а потом и вовсе забылось, как всё было на самом деле.

Уже современники отмечали, что Брусилов, «не командуя ни
полком, ни бригадой, получил 2-ю Гвардейскую кавалерийскую
дивизию» (Андреев А. Далекое - близкое. (Обрывки воспоминаний) // Часовой. № 189. Париж. 1937. С. 24.). Назначение это он получил только благодаря протекции Вел. Кн. Николая Николаевича, до войны имевшего исключительное влияние на назначение старших начальников, особенно в кавалерии.

Такое выдвижение генерала, - писал Месснер, - «не имевшего, во-первых, высшего образования и, во-вторых, не получившего строевой командной основы, какая создается при командование полком», не было полезно, прежде всего, ему самому.

@enelsnotebook

BY Тетрадь Энеля