Максим Фалилеев (clone_me)
⚠️ 26 апреля 1986 года, первый день после аварии на Чернобыльской АЭС — позже его назовут «субботой незнания». Главный герой картины — комсомольский инструктор, случайно узнавший о катастрофе, безуспешно пытается убежать из зоны поражения, однако обстоятельства…
В фильме «В субботу» Миндадзе поднимает (опять) тему катастрофичности последних лет существования Советского Союза, но на этот раз уводит её в противоположную от лозунгов и моралей сторону. Помещая в центр своего рассказа не реактор и не героев-ликвидаторов даже, а абсолютно серого и мелкого человечка, угодившего меж жерновов судьбы, режиссёр подробно исследует свойственную русскому менталитету черту, когда нерв жизни острее всего чувствуется на грани бытия; но здесь это уже не просто заворожённость смертью, а какое-то оголтелое равнодушие к ней, а то и вовсе пьяная пляска на краю пропасти — что-то между «авось пронесёт» и «да и пошло оно всё!»
Автор в одном из интервью вспоминал, что сделанная совместно с немцами и для немцев (фильм участвовал в основном конкурсе Берлинале), картина эта вызвала у европейцев непонимание онтологическое: почему вместо того, чтобы сломя голову убегать куда подальше от эпицентра катастрофы, героя несёт в общежитие за женщиной, которая, в сущности, и не его даже… И вот этот порыв (как будто цветы под действием радиации взрываются вспышкой аномального роста) затягивает его в какой-то странный замкнутый круг, в котором мы все живём, когда — по европейским меркам — жить и вовсе невозможно: как говорится, что русскому хорошо, то немцу шмерц…
Это состояние гипнотического транса перед опасностью разрешается либо подвигом, либо гибелью, и для русского характера нет ничего упоительней, чем раз за разом переживать присутствие катастрофы — только рядом с ней наш человек расправляет плечи что твой атлант и дорастает до своего подлинного уровня, именно в эти минуты на поверхность выходят не отвратительные мещанские инстинкты, а некое подлинное величие, тем более выдающееся, что совершается оно без разглагольствований о героизме (недавний «Снегирь» Хлебникова и об этом тоже)
Но вот только — и это ещё одна уловка Миндадзе — подвиг его героя тонет в воронке мелочных подробностей, да он и сам не особо сопротивляется тому, что замысел о высоком разбился о быт: и если с точки зрения метафизики так быть не должно, то с точки зрения самой жизни — может и ещё как. Открытый финал вроде бы не оставляет героям шансов на спасение и нависающий над ними реактор чернеет как эмблема, но, может статься, вся жизнь была прожита ради этой одной единственной субботы, той самой высшей точки бытия
Шесть с половиной сломанных каблуков из десяти
Автор в одном из интервью вспоминал, что сделанная совместно с немцами и для немцев (фильм участвовал в основном конкурсе Берлинале), картина эта вызвала у европейцев непонимание онтологическое: почему вместо того, чтобы сломя голову убегать куда подальше от эпицентра катастрофы, героя несёт в общежитие за женщиной, которая, в сущности, и не его даже… И вот этот порыв (как будто цветы под действием радиации взрываются вспышкой аномального роста) затягивает его в какой-то странный замкнутый круг, в котором мы все живём, когда — по европейским меркам — жить и вовсе невозможно: как говорится, что русскому хорошо, то немцу шмерц…
Это состояние гипнотического транса перед опасностью разрешается либо подвигом, либо гибелью, и для русского характера нет ничего упоительней, чем раз за разом переживать присутствие катастрофы — только рядом с ней наш человек расправляет плечи что твой атлант и дорастает до своего подлинного уровня, именно в эти минуты на поверхность выходят не отвратительные мещанские инстинкты, а некое подлинное величие, тем более выдающееся, что совершается оно без разглагольствований о героизме (недавний «Снегирь» Хлебникова и об этом тоже)
Но вот только — и это ещё одна уловка Миндадзе — подвиг его героя тонет в воронке мелочных подробностей, да он и сам не особо сопротивляется тому, что замысел о высоком разбился о быт: и если с точки зрения метафизики так быть не должно, то с точки зрения самой жизни — может и ещё как. Открытый финал вроде бы не оставляет героям шансов на спасение и нависающий над ними реактор чернеет как эмблема, но, может статься, вся жизнь была прожита ради этой одной единственной субботы, той самой высшей точки бытия
Шесть с половиной сломанных каблуков из десяти
group-telegram.com/maxfalileev/658
Create:
Last Update:
Last Update:
В фильме «В субботу» Миндадзе поднимает (опять) тему катастрофичности последних лет существования Советского Союза, но на этот раз уводит её в противоположную от лозунгов и моралей сторону. Помещая в центр своего рассказа не реактор и не героев-ликвидаторов даже, а абсолютно серого и мелкого человечка, угодившего меж жерновов судьбы, режиссёр подробно исследует свойственную русскому менталитету черту, когда нерв жизни острее всего чувствуется на грани бытия; но здесь это уже не просто заворожённость смертью, а какое-то оголтелое равнодушие к ней, а то и вовсе пьяная пляска на краю пропасти — что-то между «авось пронесёт» и «да и пошло оно всё!»
Автор в одном из интервью вспоминал, что сделанная совместно с немцами и для немцев (фильм участвовал в основном конкурсе Берлинале), картина эта вызвала у европейцев непонимание онтологическое: почему вместо того, чтобы сломя голову убегать куда подальше от эпицентра катастрофы, героя несёт в общежитие за женщиной, которая, в сущности, и не его даже… И вот этот порыв (как будто цветы под действием радиации взрываются вспышкой аномального роста) затягивает его в какой-то странный замкнутый круг, в котором мы все живём, когда — по европейским меркам — жить и вовсе невозможно: как говорится, что русскому хорошо, то немцу шмерц…
Это состояние гипнотического транса перед опасностью разрешается либо подвигом, либо гибелью, и для русского характера нет ничего упоительней, чем раз за разом переживать присутствие катастрофы — только рядом с ней наш человек расправляет плечи что твой атлант и дорастает до своего подлинного уровня, именно в эти минуты на поверхность выходят не отвратительные мещанские инстинкты, а некое подлинное величие, тем более выдающееся, что совершается оно без разглагольствований о героизме (недавний «Снегирь» Хлебникова и об этом тоже)
Но вот только — и это ещё одна уловка Миндадзе — подвиг его героя тонет в воронке мелочных подробностей, да он и сам не особо сопротивляется тому, что замысел о высоком разбился о быт: и если с точки зрения метафизики так быть не должно, то с точки зрения самой жизни — может и ещё как. Открытый финал вроде бы не оставляет героям шансов на спасение и нависающий над ними реактор чернеет как эмблема, но, может статься, вся жизнь была прожита ради этой одной единственной субботы, той самой высшей точки бытия
Шесть с половиной сломанных каблуков из десяти
Автор в одном из интервью вспоминал, что сделанная совместно с немцами и для немцев (фильм участвовал в основном конкурсе Берлинале), картина эта вызвала у европейцев непонимание онтологическое: почему вместо того, чтобы сломя голову убегать куда подальше от эпицентра катастрофы, героя несёт в общежитие за женщиной, которая, в сущности, и не его даже… И вот этот порыв (как будто цветы под действием радиации взрываются вспышкой аномального роста) затягивает его в какой-то странный замкнутый круг, в котором мы все живём, когда — по европейским меркам — жить и вовсе невозможно: как говорится, что русскому хорошо, то немцу шмерц…
Это состояние гипнотического транса перед опасностью разрешается либо подвигом, либо гибелью, и для русского характера нет ничего упоительней, чем раз за разом переживать присутствие катастрофы — только рядом с ней наш человек расправляет плечи что твой атлант и дорастает до своего подлинного уровня, именно в эти минуты на поверхность выходят не отвратительные мещанские инстинкты, а некое подлинное величие, тем более выдающееся, что совершается оно без разглагольствований о героизме (недавний «Снегирь» Хлебникова и об этом тоже)
Но вот только — и это ещё одна уловка Миндадзе — подвиг его героя тонет в воронке мелочных подробностей, да он и сам не особо сопротивляется тому, что замысел о высоком разбился о быт: и если с точки зрения метафизики так быть не должно, то с точки зрения самой жизни — может и ещё как. Открытый финал вроде бы не оставляет героям шансов на спасение и нависающий над ними реактор чернеет как эмблема, но, может статься, вся жизнь была прожита ради этой одной единственной субботы, той самой высшей точки бытия
Шесть с половиной сломанных каблуков из десяти
BY Максим Фалилеев (clone_me)
Share with your friend now:
group-telegram.com/maxfalileev/658