WeHistory

Предыдущая часть статьи — тут

В войска Маяковский всё же попал — в том же 1915 году его зачисляют на службу в Учебную автомобильную школу, довольно тёплое местечко. Не обошлось без помощи хороших знакомых — помог Максим Горький. Подобная история была и с Сергеем Есениным, по протекции друзей получившим место санитара в Царском селе, и с Велимиром Хлебниковым, уже на второй месяц службы начавшим искать возможности вернуться домой по здоровью.

После первого года войны запал общества сильно спадает, и почти никто ничего хорошего от неё уже не ждёт. Особенно это заметно по Фёдору Сологубу, который сразу воспринял её не иначе, как роковое знамение, но способное дать начало новому русскому обществу. Первоначально его заметки были полны пафоса, но к 1917 году он окончательно разуверился в этом.

Оказавшиеся на фронте писатели начинают запечатлевать суровые будни в дневниках и письмах, и тут наиболее показательны примеры Александра Блока и Николая Гумилёва, которые сами пошли воевать. Блок пишет домой о невыносимой рутине позиционной войны, когда месяцами войска ждали «дела»:
Я озверел, полдня с лошадью по лесам, полям и болотам разъезжаю, почти неумытый; потом — выпиваем самовары чаю, ругаем начальство, дремлем или засыпаем, строчим в конторе, иногда на завалинке сидим и смотрим на свиней и гусей.
— Письмо А. Блока матери от 4 сентября, 1916

В воспоминаниях Николая Гумилёва сквозь описываемую ожесточённость боя проскальзывала и нескрываемая бравада:

«Пики к бою, шашки вон!» — скомандовал я, и мы продолжали нестись. Немцы орали и вертели пики над головой. Улан, бывший на той стороне, подцепил рогатку, чтобы загородить проезд, едва мы проскачем. И мы действительно проскакали. Я слышал тяжёлый храп и стук копыт передовой немецкой лошади, видел всклокоченную бороду и грозно поднятую пику её всадника. Опоздай я на пять секунд, мы бы сшиблись. Но я проскочил за проволоку, а он с размаху промчался мимо.
— Николай Гумилёв, «Записки кавалериста» (1915)

Интересно и то, как порой реагировали дома на полученные награды. Николай Гумилёв отменно проявил себя в ходе боёв в Волыни, однако на семейном фронте у него всё было не так ясно: жена Анна Ахматова осталась дома с сыном одна, зная, что Николай Степанович пишет отнюдь не им, а любовнице. На получение Георгиевского креста в в 1915 году она с иронией ответила четверостишием, в стихотворении обращаясь к сыну:

Долетают редко вести
К нашему крыльцу.
Подарили белый крестик
Твоему отцу.

Впрочем, Гумилёва-старшего война увлекла с головой, о чём он и сам признавался: ратные подвиги по его убеждению оказались тем, что было способно пробудить дух многих достойных людей, в мирное время практически потерявших свой дух. То же было и с ним: Он расцветал в подвиге. Так же было и со многими другими демобилизованными, сразу по возвращении домой окунувшихся в новую, ещё более кровавую гражданскую войну.

👍35💔9🕊4❤1🔥1

www.group-telegram.com/sg/wehistory.com/12001

2.13K viewsedited  Jan 8 at 03:04

Предыдущая часть статьи — тут

В войска Маяковский всё же попал — в том же 1915 году его зачисляют на службу в Учебную автомобильную школу, довольно тёплое местечко. Не обошлось без помощи хороших знакомых — помог Максим Горький. Подобная история была и с Сергеем Есениным, по протекции друзей получившим место санитара в Царском селе, и с Велимиром Хлебниковым, уже на второй месяц службы начавшим искать возможности вернуться домой по здоровью.

После первого года войны запал общества сильно спадает, и почти никто ничего хорошего от неё уже не ждёт. Особенно это заметно по Фёдору Сологубу, который сразу воспринял её не иначе, как роковое знамение, но способное дать начало новому русскому обществу. Первоначально его заметки были полны пафоса, но к 1917 году он окончательно разуверился в этом.

Оказавшиеся на фронте писатели начинают запечатлевать суровые будни в дневниках и письмах, и тут наиболее показательны примеры Александра Блока и Николая Гумилёва, которые сами пошли воевать. Блок пишет домой о невыносимой рутине позиционной войны, когда месяцами войска ждали «дела»:
Я озверел, полдня с лошадью по лесам, полям и болотам разъезжаю, почти неумытый; потом — выпиваем самовары чаю, ругаем начальство, дремлем или засыпаем, строчим в конторе, иногда на завалинке сидим и смотрим на свиней и гусей.
— Письмо А. Блока матери от 4 сентября, 1916

«Пики к бою, шашки вон!» — скомандовал я, и мы продолжали нестись. Немцы орали и вертели пики над головой. Улан, бывший на той стороне, подцепил рогатку, чтобы загородить проезд, едва мы проскачем. И мы действительно проскакали. Я слышал тяжёлый храп и стук копыт передовой немецкой лошади, видел всклокоченную бороду и грозно поднятую пику её всадника. Опоздай я на пять секунд, мы бы сшиблись. Но я проскочил за проволоку, а он с размаху промчался мимо.
— Николай Гумилёв, «Записки кавалериста» (1915)

Долетают редко вести
К нашему крыльцу.
Подарили белый крестик
Твоему отцу.

BY WeHistory