Потрёпанный временем и вандалами вагон в это воскресное утро уносит нас всё дальше от тишины. Вестница московской суеты — суетливость билетёра.

Кто он, ближний? Вот мужчина в старой кожанке. Сидит, сутулясь, и медленно достаёт из сумки снедь. У него перекус в вагоне. Ближний мой ест? Мирно жуётся ему перед большим окном, за которым полей бескрайних не счесть...

Вот дама в полосатой кофте. Суетится. У неё странные очки с тонкой бордовой оправой. Видно, и мысли у неё столь же странные. Взор её безумно скачет по вагону, выискивает что-то безуглое по углам. Суете поддался и её спутник — тревожно ёрзает, теряясь в домыслах и чужих взглядах...

А вот ещё один испачканный лик... Мужчина средних лет. Тёмные очки скрывают безразличие к этому безрассудному блужданию из вагона в вагон — безликие «они» всё ещё ищут место почище. Скверная татуировка ползёт по его шее к лицу. Всё никак не доползёт. Примёрзла неистовая печать его скорби.

Золото лучей, пробивающееся сквозь ветви проносящихся за окном деревьев, набивает свой звенящий ритм. Свет тоже может звучать, но тихо, скромно...

Кто же ближний?

Самарянин, отвергнутый взором, традицией, мыслями о суете безликих «они»? Или, может, самарянка в полосатой кофте? Евангельская притча заиграла для меня по-новому. И вот этот, самый грязный в вагоне, вдруг взглядом зацепит. Ведь и он — человек, и он умеет плакать, и он может исцелить! И зрачки его мелькают так же, как когда-то мелькали у Христа...

И неистовая татуировка того холодного незнакомца в очках — теперь символ, печать моего собственного отвращения к...

А он, вопреки всему, — ближний мой. Сидит тихо, и кто знает — может быть, готовит елей и вино для моих язв, скрипит потертым динарием для моей лечебницы, готовит слово за меня перед Тем, Кому вручена моя хрупкая жизнь...

И снова в молчании вычитываю в лицах/ликах сегодняшнюю притчу Христову:

Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым.
По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо.
Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо.

Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе.

Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?

Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.