* * * У нас такая долгая зима, что мы не помним живости деревьев, и только кости их в напольных вазах порой напоминают о тепле. И снега у нас столько, что дома (а городок наш сплошь пятиэтажный) завалены им по уши, вернее по крыши, лишь кресты антенн торчат. И ветер, и мороз у нас такой, что стынет в жилах кровь и в батареях. И где-то под сугробами котельная кипит и пышет, как ядро земное, отапливая наши склепы, лишь бы они не превратились в мерзлоту. А мы живём на первом этаже. И наш этаж то первый, то последний, последний чаще, ибо, как сказали, у нас такая долгая зима. Так и живём в потёмках. Долго спим, проснувшись, за нос чайник поднимаем, из форточки зачерпываем снег и разжигаем газовую плитку куском луны. Завариваем чай из трав, что собраны коротким летом, себя и дом свой чаем согреваем. Чайком одним и духом божьим живы. На окнах пишем пальцами молитвы, читаем книги задом наперёд и по углам чего-то мастерим. А если станет скучно, то в подъезд к соскучившимся, как и мы, выходим, на подоконнике играем в нарды и забиваем вчетвером козла. Тем и живём. Без неба целый год почти что год не кажем нос наружу. Наружа нас нисколько не прельщает, нисколько нас ни манит, ни влечёт. И только дядя Федя, наш сосед, наш беззаветный заполярный лама, выходит с венским стулом в пустоту, в глухой степи заснеженной садится на ветхий стул. Полярную звезду берёт в ладонь, вздыхает глубоко и с выдохом скульптурой замерзает. С тех пор мы ждём пришествие весны, как день сурка, но только день собаки. Когда пёс дяди Феди, рыжий Бим, что до того калачиком свернулся, проснётся, побежит наверх и слижет звезду с ладони. И над мёртвой степью повиснет, как в других краях заря, слюнявый розовый язык собаки. Тогда мы всей гурьбой наверх выходим, пируем, пляшем, хороводы водим, сжигаем прошлогодние скелеты деревьев. Так встречаем новый год.
* * * У нас такая долгая зима, что мы не помним живости деревьев, и только кости их в напольных вазах порой напоминают о тепле. И снега у нас столько, что дома (а городок наш сплошь пятиэтажный) завалены им по уши, вернее по крыши, лишь кресты антенн торчат. И ветер, и мороз у нас такой, что стынет в жилах кровь и в батареях. И где-то под сугробами котельная кипит и пышет, как ядро земное, отапливая наши склепы, лишь бы они не превратились в мерзлоту. А мы живём на первом этаже. И наш этаж то первый, то последний, последний чаще, ибо, как сказали, у нас такая долгая зима. Так и живём в потёмках. Долго спим, проснувшись, за нос чайник поднимаем, из форточки зачерпываем снег и разжигаем газовую плитку куском луны. Завариваем чай из трав, что собраны коротким летом, себя и дом свой чаем согреваем. Чайком одним и духом божьим живы. На окнах пишем пальцами молитвы, читаем книги задом наперёд и по углам чего-то мастерим. А если станет скучно, то в подъезд к соскучившимся, как и мы, выходим, на подоконнике играем в нарды и забиваем вчетвером козла. Тем и живём. Без неба целый год почти что год не кажем нос наружу. Наружа нас нисколько не прельщает, нисколько нас ни манит, ни влечёт. И только дядя Федя, наш сосед, наш беззаветный заполярный лама, выходит с венским стулом в пустоту, в глухой степи заснеженной садится на ветхий стул. Полярную звезду берёт в ладонь, вздыхает глубоко и с выдохом скульптурой замерзает. С тех пор мы ждём пришествие весны, как день сурка, но только день собаки. Когда пёс дяди Феди, рыжий Бим, что до того калачиком свернулся, проснётся, побежит наверх и слижет звезду с ладони. И над мёртвой степью повиснет, как в других краях заря, слюнявый розовый язык собаки. Тогда мы всей гурьбой наверх выходим, пируем, пляшем, хороводы водим, сжигаем прошлогодние скелеты деревьев. Так встречаем новый год.
Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat.
from tw
