На моём канале я часто затрагиваю темы, связанные со средневековьем – как с эпохой в целом, так и с её отголосками в современности. Однако мне не кажется, что ситуация в Чечне, вызвавшая такой общественный резонанс, корректно описывается в подобной терминологии.
Думаю, основная проблема в том, что мы не до конца понимаем границы между культурными различиями и наложением политических практик.
Когда мы сталкиваемся с новостями вроде нападения подростка на полицейского с последующим убийством последнего, а затем и самосудом над этим подростком, нам крайне сложно осмыслить подобную политическую практику и культурный феномен.
Я почти уверен, что даже жители Чечни не всегда способны это осмыслить, а порой, возможно, и не хотят. Что стоит за этим ужасом, произошедшим в Чечне? Кто-то кого-то натравил, кто-то кого-то подкупил, а затем последовала реакция, проявившаяся в этом чеченском городе.
Мне кажется, корень непонимания ситуации кроется в нашем нежелании признать, что такое подобное происходит в мире довольно часто. Более того, такие вещи случаются и во вполне развитых обществах. Просто там не линчуют физически, но зато линчуют морально, ментально, подвергая людей схожим практикам – от поиска «козла отпущения» до создания «сакральной жертвы». Всё это происходит и в других культурах, просто скрыто за другими культурно-политическими декорациями, за другим фасадом.
Наша задача, по крайней мере, задача моего канала – разбирать эти фасады, показывать, что суть политической практики не сильно меняется в разных контекстах, а культурные различия лишь создают тот или иной фасад, окрашенный в определённые эстетические тона. Можно выразиться и так. По крайней мере, я иногда так описываю культуру.
На моём канале я часто затрагиваю темы, связанные со средневековьем – как с эпохой в целом, так и с её отголосками в современности. Однако мне не кажется, что ситуация в Чечне, вызвавшая такой общественный резонанс, корректно описывается в подобной терминологии.
Думаю, основная проблема в том, что мы не до конца понимаем границы между культурными различиями и наложением политических практик.
Когда мы сталкиваемся с новостями вроде нападения подростка на полицейского с последующим убийством последнего, а затем и самосудом над этим подростком, нам крайне сложно осмыслить подобную политическую практику и культурный феномен.
Я почти уверен, что даже жители Чечни не всегда способны это осмыслить, а порой, возможно, и не хотят. Что стоит за этим ужасом, произошедшим в Чечне? Кто-то кого-то натравил, кто-то кого-то подкупил, а затем последовала реакция, проявившаяся в этом чеченском городе.
Мне кажется, корень непонимания ситуации кроется в нашем нежелании признать, что такое подобное происходит в мире довольно часто. Более того, такие вещи случаются и во вполне развитых обществах. Просто там не линчуют физически, но зато линчуют морально, ментально, подвергая людей схожим практикам – от поиска «козла отпущения» до создания «сакральной жертвы». Всё это происходит и в других культурах, просто скрыто за другими культурно-политическими декорациями, за другим фасадом.
Наша задача, по крайней мере, задача моего канала – разбирать эти фасады, показывать, что суть политической практики не сильно меняется в разных контекстах, а культурные различия лишь создают тот или иной фасад, окрашенный в определённые эстетические тона. Можно выразиться и так. По крайней мере, я иногда так описываю культуру.
Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today."
from tw
