Тем временем на Уолл-стрит начали кое-что подозревать: в беседах с The New York Times в выходные банкиры, руководители и трейдеры говорили, что у них возникли воспоминания о мировом финансовом кризисе 2007-2008 годов, который уничтожил ряд гигантов Уолл-стрит, однако уникальность этого кризиса заключается в том, что вместо того, чтобы рассчитывать на помощь правительства в сборе осколков, финансовый сектор не видит надежды на немедленное спасение. Мировой порядок, построенный на взаимосвязанности, был разорван самим Белым домом.

В эти выходные на Уолл-стрит было мало отдыха. Было много гнева, беспокойства, разочарования и страха.

Гнев на президента Трампа за дерзкое и хаотичное введение тарифов, которые за два дня уничтожили триллионы долларов стоимости на фондовом рынке. Тревога за состояние индустрии прямых инвестиций и других колоссальных фондов с глобальными инвестициями. Разочарование элиты Уолл-стрит из-за внезапной неспособности повлиять на президента и его советников.

И страх перед тем, что может произойти дальше. Хедж-фонды подсчитывали убытки и хвастались, что потеряли совсем немного. Банкиры и юристы рвали и без того скудные календари сделок, решив, что ни один руководитель не рискнет в ближайшее время провести крупное слияние или публичное размещение акций. Крупнейшие банки разыгрывали сценарии чрезвычайных ситуаций, пытаясь угадать, не потерпит ли тот или иной клиент крах в результате каскадных последствий международной торговой войны.

Уолл-стрит и ФРС действительно имеют причины для беспокойства: против них выступает по сути свой — один из самых авторитетных управляющих макрохедж-фондов в мире Скотт Бессент, ныне являющийся министром финансов США, которому по должности положено не отслеживание динамики S&P 500, а контроль за доходностью десятилетних казначейских облигаций.

Администрация Трампа, используя как старые, так и новые механизмы (включая создание DOGE), стремится снизить стоимость заимствований. Это необходимо, чтобы сократить стремительно растущий бюджетный дефицит и предотвратить потенциальный финансовый кризис в будущем. Это не гарантия успеха, однако если не действовать сейчас, то даже такого шанса не останется. Госдолг США уже достиг $36 трлн и продолжает увеличиваться.

Доходность десятилетних облигаций снизилась до 4,07% против 4,80% в январе 2025 года, но окно возможностей Трампа на внешнем и внутреннем треках стремительно закрывается. Поэтому в ход пошли торговые войны, которые должны не только принести дополнительные доходы в бюджет (Бессент оценивает их в $300–600 млрд ежегодно), но и ослабить доллар (что стимулирует реальное производство и экспорт и заодно сокращает импорт), а также оказать давление на ФРС с целью снижения ставок под угрозой рецессии и даже тяжб в Верховном суде. Цель — поставить под контроль финансовые круги, которые зарабатывают не на реальной экономике, а на спекуляциях (ФРС включает 12 региональных банков и около 3 тыс. коммерческих банков), и в итоге сэкономить триллионы долларов на рефинансировании долга.

Поэтому с точки зрения Трампа и его министра финансов пока что всё развивается в рамках этого рискованного (вопрос в том, хватит ли запаса прочности), но внутренне последовательного плана.

При этом на кон поставлено абсолютно всё.