Многие мужчины готовы к изнасилованию — просто не называют это этим словом.
Профессорка Сара Эдвардс из Миннесоты провела исследование: студентов колледжа спрашивали, совершали ли они изнасилование. Почти никто не ответил «да».
Но когда задавали тот же вопрос иначе — «Принуждали ли вы кого-то к сексу силой, удерживая?» — честно признавались: да, делали.
31% сказали, что согласились бы на секс с женщиной без её согласия, если бы им за это ничего не было. Но если вместо слов «секс без согласия» употребить «изнасилование», количество «да» резко падает — до 13%.
Вывод жёсткий: люди совершают насилие, пока это не называют насилием. Они готовы насиловать, если на упаковке не будет ярлыка «изнасилование».
Это не случайность. Общество годами внушало, что насильник — это незнакомец в переулке, а не твой знакомый, парень, муж или ты сам. Что если без побоев и пистолета — то не считается. Что «просто немного настоял» — это не страшно.
Вот почему критически важно говорить с мужчинами о согласии — чётко, прямо, без мягких формулировок. Пока мы стесняемся произнести слово «изнасилование», кто-то будет считать, что это вовсе не оно.
Многие мужчины готовы к изнасилованию — просто не называют это этим словом.
Профессорка Сара Эдвардс из Миннесоты провела исследование: студентов колледжа спрашивали, совершали ли они изнасилование. Почти никто не ответил «да».
Но когда задавали тот же вопрос иначе — «Принуждали ли вы кого-то к сексу силой, удерживая?» — честно признавались: да, делали.
31% сказали, что согласились бы на секс с женщиной без её согласия, если бы им за это ничего не было. Но если вместо слов «секс без согласия» употребить «изнасилование», количество «да» резко падает — до 13%.
Вывод жёсткий: люди совершают насилие, пока это не называют насилием. Они готовы насиловать, если на упаковке не будет ярлыка «изнасилование».
Это не случайность. Общество годами внушало, что насильник — это незнакомец в переулке, а не твой знакомый, парень, муж или ты сам. Что если без побоев и пистолета — то не считается. Что «просто немного настоял» — это не страшно.
Вот почему критически важно говорить с мужчинами о согласии — чётко, прямо, без мягких формулировок. Пока мы стесняемся произнести слово «изнасилование», кто-то будет считать, что это вовсе не оно.
Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. The regulator took order for the search and seizure operation from Judge Purushottam B Jadhav, Sebi Special Judge / Additional Sessions Judge. The account, "War on Fakes," was created on February 24, the same day Russian President Vladimir Putin announced a "special military operation" and troops began invading Ukraine. The page is rife with disinformation, according to The Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, which studies digital extremism and published a report examining the channel. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements.
from ua
