Егор Холмогоров

Ненавижу пластиковый чай. Существо, придумавшее чайные пакетики и заварку кипятком в пластиковые стаканчики - это чудовище. Враг человечества.

Чай вот он, перед тобой. Но ты не можешь его отпить пять минут, десять, пятнадцать. Ты, конечно, не выдерживаешь и отпиваешь, но тут же отдергиваешься, так как тебе ошпарило губы и горло. И снова ждешь, переведя половину чая на эти провалившиеся попытки. И вот, наконец, чай можно пить... но это уже холодная жижа на дне.

Чай должен быть из заварочного чайника. Уже едва теплого, к которому ты подбавляешь кипяток по вкусу. Его воспаленные края должен охлаждать белоснежный мейсенский фарфор.

Ты должен пить и жалеть, что у тебя нет жены-купчихи, которая сидя на террасе в Мытищах, будет прихлебывать чай вприкуску, отставив мизинчик, такой тонкий на фоне колыхающейся её дородной груди, рифмующейся с округлостями самовара и взывающей к многочадию Рахили.

Впрочем, в Мытищах теперь нет купчих. Только Купецкая с её любимками.

Да и у меня нет ни мейсенского фарфора, ни самовара. Я завариваю из термопота в большом фаянсовом чайнике два пакетика - черную смородину с мятой гринфильда и чабрец из вкусвиля. Получается гармония.

А потом, когда заварка чуть остынет, наливаю ее пополам с кипятком в большую кружку. Либо "Мариамполь" из Успенского монастыря под Бахчисараем у подножия Чуфут-Кале, либо викингов, известный средневековый рисунок с кораблем взятый с какого-то рунического камня. На выставке в Историческом музее я отхватил таких варяжских кружки аж две, одна в одном городе другая в другом, и создают ощущение, что я всегда дома - и в начале пути из Варяг в Персы, и в его не то что середине, но на трети.

Раньше я в такую кружку сыпал шесть ложек сахара, это было Пойло. Но диабет с этим покончил. Пришлось выбирать - сахар в чай или шоколадки и я выбрал шоколад.

Жизнь не в Мытищах, таким образом, не сахар. Но все-таки заваривать кипятком пакетик в пластиковый стаканчик - это непотребство и придумал его человек непотребный.

❤197👏70😁63👍35💯5🔥3🏆3

www.group-telegram.com/us/holmogor_talks.com/40137

12K viewsedited  Jun 2 at 07:41

Ненавижу пластиковый чай. Существо, придумавшее чайные пакетики и заварку кипятком в пластиковые стаканчики - это чудовище. Враг человечества.

Чай вот он, перед тобой. Но ты не можешь его отпить пять минут, десять, пятнадцать. Ты, конечно, не выдерживаешь и отпиваешь, но тут же отдергиваешься, так как тебе ошпарило губы и горло. И снова ждешь, переведя половину чая на эти провалившиеся попытки. И вот, наконец, чай можно пить... но это уже холодная жижа на дне.

Чай должен быть из заварочного чайника. Уже едва теплого, к которому ты подбавляешь кипяток по вкусу. Его воспаленные края должен охлаждать белоснежный мейсенский фарфор.

Ты должен пить и жалеть, что у тебя нет жены-купчихи, которая сидя на террасе в Мытищах, будет прихлебывать чай вприкуску, отставив мизинчик, такой тонкий на фоне колыхающейся её дородной груди, рифмующейся с округлостями самовара и взывающей к многочадию Рахили.

Впрочем, в Мытищах теперь нет купчих. Только Купецкая с её любимками.

Да и у меня нет ни мейсенского фарфора, ни самовара. Я завариваю из термопота в большом фаянсовом чайнике два пакетика - черную смородину с мятой гринфильда и чабрец из вкусвиля. Получается гармония.

А потом, когда заварка чуть остынет, наливаю ее пополам с кипятком в большую кружку. Либо "Мариамполь" из Успенского монастыря под Бахчисараем у подножия Чуфут-Кале, либо викингов, известный средневековый рисунок с кораблем взятый с какого-то рунического камня. На выставке в Историческом музее я отхватил таких варяжских кружки аж две, одна в одном городе другая в другом, и создают ощущение, что я всегда дома - и в начале пути из Варяг в Персы, и в его не то что середине, но на трети.

Раньше я в такую кружку сыпал шесть ложек сахара, это было Пойло. Но диабет с этим покончил. Пришлось выбирать - сахар в чай или шоколадки и я выбрал шоколад.

Жизнь не в Мытищах, таким образом, не сахар. Но все-таки заваривать кипятком пакетик в пластиковый стаканчик - это непотребство и придумал его человек непотребный.

BY Егор Холмогоров