В дискуссиях об организации науки я регулярно встречаю тоску по сильной хозяйской руке. Чтобы пришёл суровый товарищ Сталин-Берия-Курчатов в одном лице, вывел всех злодеев на чистую воду, безжалостно наказал жуликов, уволил бездельников и поднял оклады честным учёным.
Чтобы наконец провели ревизию научных тематик и выкинули всё лишнее, не дающее пользы народному хозяйству. Чтобы ввели жесткую систему финансового контроля - ни одного лишнего рубля из казны! Чтобы наконец повернули учёных к нуждам людей и заставили присутствовать на рабочем месте с 8 до 17:30. Чтобы был контроль и порядок.
Острое желание восстановить справедливость вполне понятно и вызывает сочувствие, но есть нюансы.
Дело в том, что в жёсткой и контролирующей системе жулики будут выживать гораздо лучше честных учёных. Ведь накручивать можно не только статьи. Паразитирующие деятели отлично умеют приходить на работу вовремя и вовремя подавать красивые отчёты, заводить полезные связи, оформлять документы как положено, получать письма поддержки по знакомству, одним словом, создавать образ порядочных и надёжных работников. Это основа их выживания за неимением стоящих результатов. В связи со сложностью самого объекта контроля — научной деятельности — конъюнктурные навыки и сегодня неплохо заменяют реальную научную продуктивность, а при ужесточении формального надзора будут заменять её в ещё большей степени.
Да, безусловно, среди учёных есть мошенники и бездельники. Думаю, их примерно столько же, сколько и среди представителей других профессий. Бывают талантливые бездельники, бывают жулики-трудоголики. И перегретые направления исследований, в которых толпа учёных выдаёт вторичные результаты, тоже существуют.
Но единственный реальный способ борьбы с этими явлениями — развитие и поддержание института научной репутации, а не жесткий контроль. Серьезные последствия для карьеры должны иметь доказанная фальсификация результатов, плагиат и грубые ошибки в исследованиях, а не ошибка в оформлении журнала учёта рабочего времени.
В таких дискуссиях часто говорят о внедрении результатов как о настоящем показателе эффективности работы. Но это тоже не панацея. Во-первых, для фундаментальной науки такой критерий неприменим, а без фундаментальной науки прикладные разработки неизбежно отстанут от переднего края и постепенно загнутся. Об этом я писал неоднократно: чтобы применять что-то новое, нужно, чтобы его для начала хоть кто-то понимал.
Во-вторых, внедрения полностью привязаны к развитию промышленности: само изобретение может быть выдающимся и перспективным, но для его использования может оказаться необходимой целая технологическая цепочка, которая в стране не функционирует. Должно ли это стать поводом для отказа от продолжения разработок? Или разработки всё же нужно вести, поддерживая уровень и надеясь на восстановление спроса со стороны предприятий? Администраторы часто дают ответ в духе "идите и постройте свой завод", который, конечно, не выдерживает критики.
А вообще такие разговоры напоминают тоску по золотому веку Российской империи: каждому приятно представлять себя в собрании благородных дворян, а стремящихся быть крепостными почему-то не наблюдается. Также и здесь, при товарище Сталине-Берии-Курчатове многие хотели бы стать судьями своих коллег и выгодоприобретателями, а не теми, чью работу признают ненужной. Часто сюда примешивается непонимание деятельности пресловутых шарашек: они занимались, в первую очередь, решением срочных конструкторских задач, а не научной работой, и не заменяли собой АН СССР. Дискуссию на тему их эффективности и желания конкретного учёного работать в такой структуре я бы опустил.
Как это ни парадоксально, с психологической точки зрения стремление к жесткому госконтролю слабо отличается от склонности слепо следовать всем трендам мировой науки и от поклонения наукометрии. В обоих случаях происходит перенос ответственности с себя лично на дядю, который знает, чем надо заниматься, и всех справедливо рассудит. Однако вопрос о нужности своей работы имеет смысл задавать в первую очередь самому себе.
В дискуссиях об организации науки я регулярно встречаю тоску по сильной хозяйской руке. Чтобы пришёл суровый товарищ Сталин-Берия-Курчатов в одном лице, вывел всех злодеев на чистую воду, безжалостно наказал жуликов, уволил бездельников и поднял оклады честным учёным.
Чтобы наконец провели ревизию научных тематик и выкинули всё лишнее, не дающее пользы народному хозяйству. Чтобы ввели жесткую систему финансового контроля - ни одного лишнего рубля из казны! Чтобы наконец повернули учёных к нуждам людей и заставили присутствовать на рабочем месте с 8 до 17:30. Чтобы был контроль и порядок.
Острое желание восстановить справедливость вполне понятно и вызывает сочувствие, но есть нюансы.
Дело в том, что в жёсткой и контролирующей системе жулики будут выживать гораздо лучше честных учёных. Ведь накручивать можно не только статьи. Паразитирующие деятели отлично умеют приходить на работу вовремя и вовремя подавать красивые отчёты, заводить полезные связи, оформлять документы как положено, получать письма поддержки по знакомству, одним словом, создавать образ порядочных и надёжных работников. Это основа их выживания за неимением стоящих результатов. В связи со сложностью самого объекта контроля — научной деятельности — конъюнктурные навыки и сегодня неплохо заменяют реальную научную продуктивность, а при ужесточении формального надзора будут заменять её в ещё большей степени.
Да, безусловно, среди учёных есть мошенники и бездельники. Думаю, их примерно столько же, сколько и среди представителей других профессий. Бывают талантливые бездельники, бывают жулики-трудоголики. И перегретые направления исследований, в которых толпа учёных выдаёт вторичные результаты, тоже существуют.
Но единственный реальный способ борьбы с этими явлениями — развитие и поддержание института научной репутации, а не жесткий контроль. Серьезные последствия для карьеры должны иметь доказанная фальсификация результатов, плагиат и грубые ошибки в исследованиях, а не ошибка в оформлении журнала учёта рабочего времени.
В таких дискуссиях часто говорят о внедрении результатов как о настоящем показателе эффективности работы. Но это тоже не панацея. Во-первых, для фундаментальной науки такой критерий неприменим, а без фундаментальной науки прикладные разработки неизбежно отстанут от переднего края и постепенно загнутся. Об этом я писал неоднократно: чтобы применять что-то новое, нужно, чтобы его для начала хоть кто-то понимал.
Во-вторых, внедрения полностью привязаны к развитию промышленности: само изобретение может быть выдающимся и перспективным, но для его использования может оказаться необходимой целая технологическая цепочка, которая в стране не функционирует. Должно ли это стать поводом для отказа от продолжения разработок? Или разработки всё же нужно вести, поддерживая уровень и надеясь на восстановление спроса со стороны предприятий? Администраторы часто дают ответ в духе "идите и постройте свой завод", который, конечно, не выдерживает критики.
А вообще такие разговоры напоминают тоску по золотому веку Российской империи: каждому приятно представлять себя в собрании благородных дворян, а стремящихся быть крепостными почему-то не наблюдается. Также и здесь, при товарище Сталине-Берии-Курчатове многие хотели бы стать судьями своих коллег и выгодоприобретателями, а не теми, чью работу признают ненужной. Часто сюда примешивается непонимание деятельности пресловутых шарашек: они занимались, в первую очередь, решением срочных конструкторских задач, а не научной работой, и не заменяли собой АН СССР. Дискуссию на тему их эффективности и желания конкретного учёного работать в такой структуре я бы опустил.
Как это ни парадоксально, с психологической точки зрения стремление к жесткому госконтролю слабо отличается от склонности слепо следовать всем трендам мировой науки и от поклонения наукометрии. В обоих случаях происходит перенос ответственности с себя лично на дядю, который знает, чем надо заниматься, и всех справедливо рассудит. Однако вопрос о нужности своей работы имеет смысл задавать в первую очередь самому себе.
BY Русский research
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. Artem Kliuchnikov and his family fled Ukraine just days before the Russian invasion. In December 2021, Sebi officials had conducted a search and seizure operation at the premises of certain persons carrying out similar manipulative activities through Telegram channels.
from us
