#a_poem_a_day_overnight

Валерий Горюнов

*
под дождём
воздух тактилен,
и голос звучит троисто.

сквозь синюю пробку
«святого источника»
смотрю на промокшую ветку:

обрубок дерева
окрашен в синий,
внутри очертания торса
и ржавчина вместо

вода как древесная сердцевина
смотрит прямо из тела

*

Взъерошенное
зеркало.

Тёмное-зеленое
поглощает силуэты,

впиваясь в пустоту.

Иногда мы подражаем
перелётным птицам,

ищем себя
в другом месте,

спим всегда в одном
и том же теле.

больше ничего
не написано
от нашего имени

язык
сдается,

и лжет
языку.

#стихи

Ушёл Джордж Гуницкий, создатель «Аквариума» и великий абсурдист.

***
На Большой Монетной
И на Малой
И на Средней
И на никакой
На загруженной задроченной Садовой
И на Невском возле трёх колонн

Всюду город
Тот или который
Лица рожи лужи да дожди
Если долго – больше лучше завтра
Если снова – будет кое-как
За мостом Таврической деревни
Фонари аптеки и огни

Умирать опять пойдём на остров
Вниз Невы пробросим пятачок
На Суворовском углу резвятся чайки
И Растрелли вдоль по Кирочной поёт
Не торопится
Он знает что успеет

Дмитрий Пиликин пишет, что умерла Аня Желудь. Мы ее очень любили. Ее искусство казалось всегда таким родным, и в Москве, и в Венеции, оно не требовало разворачивания дискурсивных башен вокруг, но четко указывало на саму математическую сущность вещей и пространства, которая была, с одной стороны, до боли объективной, а с другой такой щемящей и милой сердцу

КЛАРК КУЛИДЖ
"The Crystal Text" (фрагмент)
пер. Фролов А.

*
Луна появляется на потолке. Каждый кто
приходит узнать сюда приходит узнать это.
Но кристалл – вял. Только писать только
думать в трещинах. Думать - значит ничего
не записывать. Все это одинаково плавно
переходит в ряд. Ряд перламутровых ручек,
не имеющих ничего общего с кристаллом. Да
и не из лепестков он сделан, как можно подумать. В дальнейшем
будет отменено по мере того как будет расти. То, что
выросло, и только это. Склонившись над кристаллом,
они все гадали, что же дальше будет написано.
Будет ли это из-за кристалла и ясности. Никто
не задумывался, как кристалл пускает явные корни.
Если бы только речь могла говорить. Если бы только разговор
мог перемалываться под волевыми ногами. Кристалл
был не в фаворе, вне любого подобного пространства и времени.
Поскольку говорение не укоренилось бы в нём, снисхождение
не выболтало бы его. Целый том мыслей
потрачен впустую, разложенный по полочкам так же
как может быть почищен зуб, но ведь зуб больше
не живёт в голове. Этот кристалл, такой же вялый,
как челюсть, что можно потерять. Земля
сдвинула их, и я подумал, еще одна странность, еще один адрес.
Мысль всегда дальше, о продвижении вниз по чёткой линии.

Всё это слишком скудно. Вода никогда не скудна,
кристалл заставляет меня думать или. Как и мои знаки.
Как и любая такая закваска может обратить мой кристалл в страх.
Но это не моё. Обладание кристаллом
не входит в планы. Или процессия кристалла,
как вхождение в город. Ворота были каменными,
простыми и не оставляли мыслей. А если и оставляли,
то слабые и забытые. Но моё письмо сбивчиво.
А сейчас ещё даже не утро. Луна
на потолке. И кристалл на доске.

И всё то время пока я входил внутрь, я был синий от страха,
но кристалл уменьшил бы мою тревогу. Я записал
цифры, шесть, для обычного кристалла.
О числах нельзя думать, но кристалл
может занять мой ум. Сделать тебя объектом
среды, объект всегда окружает. И я
никогда не определю мои основания. Никогда
не сделаю этого. Стороны жизни, хоть какие-нибудь.
Целые числа тогда, чтобы удержать прозрачность. Здания,
чтобы окружить их и вдохнуть в них другую жизнь.
Приют света. Из того, что говорит луна, как мало же
мы слышим. Если бы только тельце, планета
была бы на столе. Он представляет венчание воды и
удара. Всё же, кристалл принимает ноль,
центр между моих глаз. Моё здоровье и последующее
враньё.

Персонаж написал стих, с очертаниями
кристалла. Персонаж позади. Был ли он
рад этому или хотел вообще, зависит от того,
будет ли уменьшаться то, что защищает кристалл.
Всё это уходит со стихами, все это уходит тут же, прочь.
Заканчивай, продолжай, радуйся ярким неудачам, кружись
в снопах подобий ночи.
Равномерность кукареканья с наступлением рассвета.
Засыпание снова, замершее начало, рассеивающее
возрастающий покой. Матери в гнезде нет.
Затем. Поверь. Видимость усиливается
за счёт заземления всех волокон, даже оптических если.
Даже неподвижного лица. Как например, обычные грани
для маскировки воды. Яркое целое
драгоценного камня на столе.

Если бы я мог безучастно стоять в речи кристалла.
Близость дышащего. Звенящая сфера,
осёдланная ручками. Раскалённый шар, завидующий верёвкам.
Блеск конечного продукта на всех стойлах. Это не
драгоценный камень, но настоящее равновесие стоячей воды.
Будто весь объём надуманной работы отдал дочери.
Лучшее. Остался после бойни стоять,
как без ручки. Мои глаза снова видят и ничего не
параллельно. Никто не удивляется, и земля
понятна. Конечная точка. Рядом маятник.

Philip Guston In His Woodstock Studio, 1964

#слова

белая дверь и сияние смерти в глазах старой женщины и молодая женщина смотрит устало будто на выцветшем фото тонкая линия неостывающих облаков и над ними магнитными бурями возбуждённое солнце просто так убивает время ростки слабой жизни просто так ни за что идёт собирая тёмные тучи летний влагой пылью земной наполненный дождь