Учитывая обстоятельства, старший на месте Севыч дожидается группу специального назначения, отправляет их работать в сторону крика – ближнюю сторону реки, и до этого не работает на отклик, чтобы, не дай бог, не сорвать человека, который кричал из леса, в реку, например. А когда ГСН работает, уже все, орем. Орем, внимательно слушаем, смотрим, что происходит. Ничего не получается – нет никакого ответа. Либо это был паразитный крик, либо кричали какие-то хулиганы – а такое бывает: даже самая глухая местность оказывается полна людьми, в том числе ночью, и заброшенное кладбище тоже может быть местом для посещения людей, у которых достаточное количество свободного времени для бурных фантазий.
В итоге отклик отработан, но эффекта никакого нет. Планируется работа беспилотника с тепловизором на следующий день – Евген должен произвести техническую работу со своим беспилотником и к вечеру быть в нашем распоряжении. Старший на месте высказывает предположение, что можно увеличить количество людей, которые будут работать в лесу, за счет снижения требований к группам, потому что даже если мы и предполагали какие-то риски в связи с особенностями нашего потеряшки, то они через столько времени в околонулевой температуре значительно снижаются. Я с ним соглашаюсь, и мы ожидаем следующего дня.
Переносимся в утро, в Думу.
Я сижу на экспертном совете в первом ряду, передо мной президиум, выступают заместители министров по разным ведомствам, кстати, очень интересно выступает глава региона Коми с действительно классными и реализованными идеями.
И в этот момент у нас появляется человек с полным ФИО нашего потерявшегося, который находится в 67 больнице города Москвы. Это установила наша группа коротких прозвонов, которая звонит по кругу по больницам. Еще раз: нет базы, в которой можно смотреть и получать эту информацию, типа базы неизвестных пациентов, нет оперативно работающего бюро регистрации несчастных случаев. Огромного количества случаев, которые нам крайне важны, в БРНС, к сожалению, не будет – они появятся, но спустя какое-то время, или не появятся вовсе, а мне надо сразу: в таком случае мы можем прекратить морозить наших ребят, которые работают в лесу, чтобы они отдохнули и потом потратили свое время на других потерях, а сейчас смогут высушить свою одежду, выспаться, заняться своими близкими, работой и так далее. Отряд очень заинтересован в экономии ресурса каждого из наших поисковиков.
По прошествии какого-то времени удается созвониться с больницей и выяснить, что это действительно наш, что он поступил туда по скорой в связи с острым состоянием. Это состояние потребовало участия конкретных врачей-специалистов. Врачи осмотрели парня и не нашли угрозы, видимо. Он ушел.
Когда мы узнаем, что он ушел, наши ребята еще не подъехали к больнице. Мы просим всех подъезжать, кричим в чат «Будет поиск», кричим везде, народ начинает движение – кто-то уже на территории больницы, кто-то около нее…
Парень ушел. Куда? Для этого надо понимать, откуда он туда попал. Выясняется, что его привезли из социального центра имени Елизаветы Глинки, а значит, он и туда как-то попал. И тут начинаются чудеса. Туда он приехал на такси, потому что узнал, что там можно бесплатно переночевать. Там ему стало как-то не очень, и в результате этого он оказался в скорой и попал в 67 больницу.
Мы ожидаем, что он может вернуться на Ижорскую улицу в центр Елизаветы Глинки, поэтому там патруль, в метро работает встреча из Лианозово, Ховрино, даже Марфино, потому что оттуда ходит автобус. Начинаем действовать по местности – ищем, где около больницы может оказаться наш потеряха, к какому метро он пойдет или каким транспортом сможет воспользоваться. Неоценимую помощь оказывает оперативно работающая полиция, которая дает нам данные по его перемещениям. И мы видим, что он оказывается в автобусе – рядом, прямо на Карамышевской набережной, дальше из автобуса попадает в метро «Народное ополчение». Мы ждем выхода, ждем мучительно. Ничего не происходит. Непонятно, сколько ждать и чем все это закончится.
Учитывая обстоятельства, старший на месте Севыч дожидается группу специального назначения, отправляет их работать в сторону крика – ближнюю сторону реки, и до этого не работает на отклик, чтобы, не дай бог, не сорвать человека, который кричал из леса, в реку, например. А когда ГСН работает, уже все, орем. Орем, внимательно слушаем, смотрим, что происходит. Ничего не получается – нет никакого ответа. Либо это был паразитный крик, либо кричали какие-то хулиганы – а такое бывает: даже самая глухая местность оказывается полна людьми, в том числе ночью, и заброшенное кладбище тоже может быть местом для посещения людей, у которых достаточное количество свободного времени для бурных фантазий.
В итоге отклик отработан, но эффекта никакого нет. Планируется работа беспилотника с тепловизором на следующий день – Евген должен произвести техническую работу со своим беспилотником и к вечеру быть в нашем распоряжении. Старший на месте высказывает предположение, что можно увеличить количество людей, которые будут работать в лесу, за счет снижения требований к группам, потому что даже если мы и предполагали какие-то риски в связи с особенностями нашего потеряшки, то они через столько времени в околонулевой температуре значительно снижаются. Я с ним соглашаюсь, и мы ожидаем следующего дня.
Переносимся в утро, в Думу.
Я сижу на экспертном совете в первом ряду, передо мной президиум, выступают заместители министров по разным ведомствам, кстати, очень интересно выступает глава региона Коми с действительно классными и реализованными идеями.
И в этот момент у нас появляется человек с полным ФИО нашего потерявшегося, который находится в 67 больнице города Москвы. Это установила наша группа коротких прозвонов, которая звонит по кругу по больницам. Еще раз: нет базы, в которой можно смотреть и получать эту информацию, типа базы неизвестных пациентов, нет оперативно работающего бюро регистрации несчастных случаев. Огромного количества случаев, которые нам крайне важны, в БРНС, к сожалению, не будет – они появятся, но спустя какое-то время, или не появятся вовсе, а мне надо сразу: в таком случае мы можем прекратить морозить наших ребят, которые работают в лесу, чтобы они отдохнули и потом потратили свое время на других потерях, а сейчас смогут высушить свою одежду, выспаться, заняться своими близкими, работой и так далее. Отряд очень заинтересован в экономии ресурса каждого из наших поисковиков.
По прошествии какого-то времени удается созвониться с больницей и выяснить, что это действительно наш, что он поступил туда по скорой в связи с острым состоянием. Это состояние потребовало участия конкретных врачей-специалистов. Врачи осмотрели парня и не нашли угрозы, видимо. Он ушел.
Когда мы узнаем, что он ушел, наши ребята еще не подъехали к больнице. Мы просим всех подъезжать, кричим в чат «Будет поиск», кричим везде, народ начинает движение – кто-то уже на территории больницы, кто-то около нее…
Парень ушел. Куда? Для этого надо понимать, откуда он туда попал. Выясняется, что его привезли из социального центра имени Елизаветы Глинки, а значит, он и туда как-то попал. И тут начинаются чудеса. Туда он приехал на такси, потому что узнал, что там можно бесплатно переночевать. Там ему стало как-то не очень, и в результате этого он оказался в скорой и попал в 67 больницу.
Мы ожидаем, что он может вернуться на Ижорскую улицу в центр Елизаветы Глинки, поэтому там патруль, в метро работает встреча из Лианозово, Ховрино, даже Марфино, потому что оттуда ходит автобус. Начинаем действовать по местности – ищем, где около больницы может оказаться наш потеряха, к какому метро он пойдет или каким транспортом сможет воспользоваться. Неоценимую помощь оказывает оперативно работающая полиция, которая дает нам данные по его перемещениям. И мы видим, что он оказывается в автобусе – рядом, прямо на Карамышевской набережной, дальше из автобуса попадает в метро «Народное ополчение». Мы ждем выхода, ждем мучительно. Ничего не происходит. Непонятно, сколько ждать и чем все это закончится.
You may recall that, back when Facebook started changing WhatsApp’s terms of service, a number of news outlets reported on, and even recommended, switching to Telegram. Pavel Durov even said that users should delete WhatsApp “unless you are cool with all of your photos and messages becoming public one day.” But Telegram can’t be described as a more-secure version of WhatsApp. Anastasia Vlasova/Getty Images "We as Ukrainians believe that the truth is on our side, whether it's truth that you're proclaiming about the war and everything else, why would you want to hide it?," he said. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp.
from ye
