Эта странная пара погрузилась в луганский автобус в Волновахе. До этого они сидели на открытой террасе шашлычной - осанистая женщина с тёмными, мелко вьющимися волосами, что вырывались из узла прически, подобно молодым виноградным плетям, и мужчина неясного возраста, в куртке и шапке, несмотря на тёплую уже погоду поздней весны. Женщина пила кофе и покрикивала на своего спутника, перед которым стоял чай и пирожок. Автобус скоро должен был отойти, а пирожок оставался нетронутым. Два автобуса - наш, горловский, и этот, луганский, шли в Крым и принадлежали одной компании. На пункте пропуска в Чонгаре водители обычно устаивали перегруппировку пассажиров: один автобус забирал у другого тех, кто ехал в Феодосию, другой перехватывал следующих на ЮБК. Таким образом, оба сокращали маршрут. Так эта пара и оказалась в нашем автобусе. "Уфф, хоть облегчились наконец!" - непосредственно порадовалась женщина с волосами, как виноград, залезая в салон на Чонгаре. Её спутник висел у неё на плече, словно раненый у медсестры из фильма про войну. На Чонгаре была первая остановка после Мариуполя - ведь на этой земле снова была война и заправки на всём пути следования закрылись из-за угрозы обстрелов. Усадив спутника на свободное место, женщина достала из сумки давешний несъеденный пирожок, банку домашнего йогурта и принялась пичкать мужчину этой снедью, точно крупная громкая птица - своего непослушного птенца. Приглядевшись, я поняла, что мужчина не может быть супругом женщины. Он для этого слишком стар. Да так стар, что, казалось, он рассыплется, не доехав до конечной точки их маршрута. Его острый нос клевал йогурт из рук женщины, сине-пегие от щетины щеки запали, и жалко дрожал колючий подбородок. Шапка сползала на лоб. Женщина поправила её. "Как бы, действительно, кони не двинул дедушка... " - подумалось мне. Проскочив Белогорск и Симферополь, автобус вынырнул меж отрогов к берегу в Алуште. К тому времени прозрачная ночь рассеялась, за горами в последний раз сверкнуло золотое лезвие месяца и в салон хлынуло солнце, отразившиеся от морской глади. Пассажиры, утомлённые дорогой и сном вполглаза, принялись задергивать занавески, а некоторые даже мигрировали на ту сторону, куда солнце доставало меньше - некоторые уже вышли к этому времени, автобус шёл полупустым. Женщина с виноградными волосами - напротив, просияла вместе с солнцем. Споро упаковав снедь, она перетащила старика на солнечную сторону и пересела сама. Закинув голову, женщина впитывала лучи бронзовой кожей, и профиль её светился, словно роспись краснофигурной амфоры. Старик стянул шапку и тоже подставил свету сине-седую голову с античной плешью. Вскоре они уже весело щебетали - и теперь их действительно можно было принять за странную пару. "Скоро Балаклава" - сказала женщина. - "Мы почти дома, папа". История их, скорее всего, была вполне обычной - приазовские греки, давно поселились в Донбассе, затем дочь перебралась на прародину, в Крым. А отец остался в Волновахе и там его застала война. Он долго не хотел переезжать из пострадавшего дома, как это часто бывает со стариками. Но вот наконец дочь уговорила - а, может, попросту умерла её мать и его жена. Теперь они едут в Балаклаву, откуда когда-то их предки ушли от преследований османов. Полно таких историй. Солнце ласкало инопланетные профили греков - женщины средних лет и старого мужчины, и с каждым его лучом и каждым убегающим из под колёс автобуса километром сухой крымской земли, с каждым взблеском морских волн - они становились моложе и прекраснее, словно олимпийцы, наконец вкусившие амброзии.
Эта странная пара погрузилась в луганский автобус в Волновахе. До этого они сидели на открытой террасе шашлычной - осанистая женщина с тёмными, мелко вьющимися волосами, что вырывались из узла прически, подобно молодым виноградным плетям, и мужчина неясного возраста, в куртке и шапке, несмотря на тёплую уже погоду поздней весны. Женщина пила кофе и покрикивала на своего спутника, перед которым стоял чай и пирожок. Автобус скоро должен был отойти, а пирожок оставался нетронутым. Два автобуса - наш, горловский, и этот, луганский, шли в Крым и принадлежали одной компании. На пункте пропуска в Чонгаре водители обычно устаивали перегруппировку пассажиров: один автобус забирал у другого тех, кто ехал в Феодосию, другой перехватывал следующих на ЮБК. Таким образом, оба сокращали маршрут. Так эта пара и оказалась в нашем автобусе. "Уфф, хоть облегчились наконец!" - непосредственно порадовалась женщина с волосами, как виноград, залезая в салон на Чонгаре. Её спутник висел у неё на плече, словно раненый у медсестры из фильма про войну. На Чонгаре была первая остановка после Мариуполя - ведь на этой земле снова была война и заправки на всём пути следования закрылись из-за угрозы обстрелов. Усадив спутника на свободное место, женщина достала из сумки давешний несъеденный пирожок, банку домашнего йогурта и принялась пичкать мужчину этой снедью, точно крупная громкая птица - своего непослушного птенца. Приглядевшись, я поняла, что мужчина не может быть супругом женщины. Он для этого слишком стар. Да так стар, что, казалось, он рассыплется, не доехав до конечной точки их маршрута. Его острый нос клевал йогурт из рук женщины, сине-пегие от щетины щеки запали, и жалко дрожал колючий подбородок. Шапка сползала на лоб. Женщина поправила её. "Как бы, действительно, кони не двинул дедушка... " - подумалось мне. Проскочив Белогорск и Симферополь, автобус вынырнул меж отрогов к берегу в Алуште. К тому времени прозрачная ночь рассеялась, за горами в последний раз сверкнуло золотое лезвие месяца и в салон хлынуло солнце, отразившиеся от морской глади. Пассажиры, утомлённые дорогой и сном вполглаза, принялись задергивать занавески, а некоторые даже мигрировали на ту сторону, куда солнце доставало меньше - некоторые уже вышли к этому времени, автобус шёл полупустым. Женщина с виноградными волосами - напротив, просияла вместе с солнцем. Споро упаковав снедь, она перетащила старика на солнечную сторону и пересела сама. Закинув голову, женщина впитывала лучи бронзовой кожей, и профиль её светился, словно роспись краснофигурной амфоры. Старик стянул шапку и тоже подставил свету сине-седую голову с античной плешью. Вскоре они уже весело щебетали - и теперь их действительно можно было принять за странную пару. "Скоро Балаклава" - сказала женщина. - "Мы почти дома, папа". История их, скорее всего, была вполне обычной - приазовские греки, давно поселились в Донбассе, затем дочь перебралась на прародину, в Крым. А отец остался в Волновахе и там его застала война. Он долго не хотел переезжать из пострадавшего дома, как это часто бывает со стариками. Но вот наконец дочь уговорила - а, может, попросту умерла её мать и его жена. Теперь они едут в Балаклаву, откуда когда-то их предки ушли от преследований османов. Полно таких историй. Солнце ласкало инопланетные профили греков - женщины средних лет и старого мужчины, и с каждым его лучом и каждым убегающим из под колёс автобуса километром сухой крымской земли, с каждым взблеском морских волн - они становились моложе и прекраснее, словно олимпийцы, наконец вкусившие амброзии.
BY Hortus Conclusus
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Again, in contrast to Facebook, Google and Twitter, Telegram's founder Pavel Durov runs his company in relative secrecy from Dubai. The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media. "Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into."
from ye
