О сепарации и сепарационной тревоге мне доводилось слышать самые разные мнения: одни специалисты считают, что если в детском возрасте бессознательное «разделение» психик матери и ребёнка не случилось, то, повзрослев, такой человек уже не сможет отделиться от «семейного тела». Другая точка зрения сводится к тому, что сепарированность – одно из главных достижений «зрелой личности», и к ней стоит стремиться, чтобы жить по собственным правилам. Обе эти позиции представляются мне максимально далёкими от реальности, объясню почему.
Ребёнок начинает познавать мир и самого себя через значимых взрослых, которые вводят его в язык, учат обращаться с телом и накладывают определённые ограничения. Ещё до рождения мы подчинены родительскому желанию: мать может хотеть или не хотеть ребёнка, фантазировать, каким он будет, выбирать, в какую одежду она его оденет и т.д. Впитывая как губка всё, что говорят родители, ребёнок вынужден выстраивать свою картину мира из чужого материала. Взрослея, он испытывает всё больше трудностей с тем, чтобы расположиться в этом неудобном пространстве, поэтому подростки, к примеру, часто бунтуют против родителей, сметая их с пьедестала, и отчаянно ищут «своих», тех, кто сможет добавить в их арсенал недостающие краски. Но такое сопротивление редко приводит к желанной независимости, поскольку даже протестное поведение обуславливается родительской речью, опирается на неё. Если мама, к примеру, хочет, чтобы я стал врачом, я могу либо слепо последовать за её желанием и поступить в медицинский, либо выбрать наобум любую другую профессию, даже не задумавшись, испытываю ли я к ней подлинный интерес. Две разные стратегии обусловлены одним и тем же – чужим желанием.
Зачастую привычку действовать наперекор родителям ошибочно принимают за ту самую сепарированность тогда, как именно родительские слова определяют, как человек будет действовать: папа говорит, что мне нужно сбросить вес, – я его наберу, мама призывает быть более социально активным – запрусь в четырёх стенах. То же самое относится и к противопоставлению себя и родителей, когда человек называет отца или мать своей полной противоположностью. Зачастую такие дети бессознательно копируют своих «ненавистных» родителей и становятся всё больше на них похожи.
Дистанция или частота общения с родителями тоже мало о чём говорит. Можно жить на другом конце планеты и годами не звонить маме, но всю свою жизнь посвятить тому, чтобы доказать «кому-то» свою значимость. И тогда заработанные миллионы, социальные статусы и всё, что можно положить в корзинку достижений, лишь отчуждает человека от самого себя.
Так по каким критериям можно судить о том, что человек действительно сепарировался от родителей и достижима ли такая сепарация в принципе? На мой взгляд, всё, что мы можем сделать – это приступить к ревизии означающих, начать тщательно вслушиваться в собственную речь и задумываться о значении слов, которыми мы описываем себя или свой опыт. Что-то (зачастую самое главное) будет ускользать от нашего внимания, поэтому такую работу лучше всего проводить в кабинете психоаналитика, который поможет уловить эти невидимые связи. Мы не можем изобрести новый язык, но можем научиться обходиться с ним более искусно.
Процесс сепарации очень напоминает выработку фирменного стиля: и Достоевский, и Пушкин, и Толстой писали на русском (то есть родительском) языке, но очевидно обладали уникальным авторским почерком. В начале пути многие писатели, поэты и художники подражают кому-то, а затем постепенно отказываются от использования штампов и устойчивых грамматических конструкций, учатся смешивать краски и не бояться белого листа.
О сепарации и сепарационной тревоге мне доводилось слышать самые разные мнения: одни специалисты считают, что если в детском возрасте бессознательное «разделение» психик матери и ребёнка не случилось, то, повзрослев, такой человек уже не сможет отделиться от «семейного тела». Другая точка зрения сводится к тому, что сепарированность – одно из главных достижений «зрелой личности», и к ней стоит стремиться, чтобы жить по собственным правилам. Обе эти позиции представляются мне максимально далёкими от реальности, объясню почему.
Ребёнок начинает познавать мир и самого себя через значимых взрослых, которые вводят его в язык, учат обращаться с телом и накладывают определённые ограничения. Ещё до рождения мы подчинены родительскому желанию: мать может хотеть или не хотеть ребёнка, фантазировать, каким он будет, выбирать, в какую одежду она его оденет и т.д. Впитывая как губка всё, что говорят родители, ребёнок вынужден выстраивать свою картину мира из чужого материала. Взрослея, он испытывает всё больше трудностей с тем, чтобы расположиться в этом неудобном пространстве, поэтому подростки, к примеру, часто бунтуют против родителей, сметая их с пьедестала, и отчаянно ищут «своих», тех, кто сможет добавить в их арсенал недостающие краски. Но такое сопротивление редко приводит к желанной независимости, поскольку даже протестное поведение обуславливается родительской речью, опирается на неё. Если мама, к примеру, хочет, чтобы я стал врачом, я могу либо слепо последовать за её желанием и поступить в медицинский, либо выбрать наобум любую другую профессию, даже не задумавшись, испытываю ли я к ней подлинный интерес. Две разные стратегии обусловлены одним и тем же – чужим желанием.
Зачастую привычку действовать наперекор родителям ошибочно принимают за ту самую сепарированность тогда, как именно родительские слова определяют, как человек будет действовать: папа говорит, что мне нужно сбросить вес, – я его наберу, мама призывает быть более социально активным – запрусь в четырёх стенах. То же самое относится и к противопоставлению себя и родителей, когда человек называет отца или мать своей полной противоположностью. Зачастую такие дети бессознательно копируют своих «ненавистных» родителей и становятся всё больше на них похожи.
Дистанция или частота общения с родителями тоже мало о чём говорит. Можно жить на другом конце планеты и годами не звонить маме, но всю свою жизнь посвятить тому, чтобы доказать «кому-то» свою значимость. И тогда заработанные миллионы, социальные статусы и всё, что можно положить в корзинку достижений, лишь отчуждает человека от самого себя.
Так по каким критериям можно судить о том, что человек действительно сепарировался от родителей и достижима ли такая сепарация в принципе? На мой взгляд, всё, что мы можем сделать – это приступить к ревизии означающих, начать тщательно вслушиваться в собственную речь и задумываться о значении слов, которыми мы описываем себя или свой опыт. Что-то (зачастую самое главное) будет ускользать от нашего внимания, поэтому такую работу лучше всего проводить в кабинете психоаналитика, который поможет уловить эти невидимые связи. Мы не можем изобрести новый язык, но можем научиться обходиться с ним более искусно.
Процесс сепарации очень напоминает выработку фирменного стиля: и Достоевский, и Пушкин, и Толстой писали на русском (то есть родительском) языке, но очевидно обладали уникальным авторским почерком. В начале пути многие писатели, поэты и художники подражают кому-то, а затем постепенно отказываются от использования штампов и устойчивых грамматических конструкций, учатся смешивать краски и не бояться белого листа.
BY Magic cave
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike.
from ye
