Тут некая Анастасия Макаренко написала в Адвокатской газете целый дисс на статью про незаконную банковскую деятельность.

Даешь юридическое мясо.

Всем читать.

У коллег возник вопрос. Свое мнение напишу чуть позже.

А пока можете свое мнение указать в опросе, а обоснование - в комментариях.

Приятно видеть как охват опроса, так и цифры - 93% “за” верный ответ.

Естественно, роли потерпевшего и гражданского истца не всегда соединены в одном лице. Лучший пример, который я нашел, чтобы описать это расхождение - убийство, совершенное в чьем-то магазине: я, стреляющий в жертву и попадающий по полкам с дорогостоящими товарами, естественно, буду нести ответственность по ст. 105 УК РФ, но будет ли владелец магазина, чей товар я мимоходом расстрелял, потерпевшим? Думаю, нет.

И на помощь в обосновании этого тезиса приходит сама формулировка “потерпевший - лицо, которому преступлением причинен вред”. Здесь акцент не на слове “вред”, а, скорее, “преступлением”. В моем прочтении (хотя не претендую на истину в последней инстанции), это означает, что потерпевшим может признаваться только то лицо, которому причинен предусмотренный составом преступления вред. И тогда в нашем примере с убийством в магазине владелец точно не будет потерпевшим.

Гражданский истец же - носитель гражданско-правового требования к виновному в самом общем смысле. Если понимать концепцию гражданского истца так, то она охватывает и потерпевшего - он имеет такое же право на возмещение, как и другие. Только уголовно-процессуальное право фактически признает его “специальным гражданским истцом”, наделяя, в связи с совершенными в отношении него преступными действиями, бОльшим объемом процессуальных прав. Все же остальные - довольствуются ограниченными правами гражданского истца.

Итого получается, каждый потерпевший - гражданский истец, но не каждый гражданский истец - потерпевший.

Пятница - время несерьезности.

Это я в 2023 году сижу и делаю очередной Кубок Яковлева. Как видите, мне было весело.

Это произведение хореографического искусства мы между собой называли «танец победы над здравым смыслом».

Сегодня для него самое время.

Развлекаемся с ChatGPT и action figures. Вот так, с судейским молотком, наручниками и кофе, выглядит юрист-уголовник.

Похож.

Понравился мне формат опроса, поэтому запускаем еще один, на первый взгляд, менее практический, но только на первый взгляд.

Так же, как и в прошлый раз, сначала посмотрим на коллективное мнение, а потом, через несколько дней, поделюсь своим.

Пока мнения о толковании contra legem еще формируются, поделюсь одним интереснейшим наблюдением, offtop.

Сейчас активно занимаюсь сбором теоретической базы для диссертации, которая в большинстве своем состоит из американских научных статей по толкованию уголовно-правовых норм.

Сколько бы вы думали среднее количество страниц в каждой такой статье? Ответ вызывает неподдельное уважение и некоторую зависть - около 100 в каждой работе.

Сразу видно - каждая статья - это самостоятельный и цельный научный продукт, где автор использовал столько печатного пространства, сколько ему нужно для аргументации своих выводов. И в них, в абсолютном большинстве случаев, нет “воды” для создания иллюзий научной обоснованности и “важности”.

Учимся писать так же.

В этот раз результаты опроса мне нравятся больше - минимальный разрыв между теми, кто в целом положительно оценивает contra legem (56%) и теми, кто к нему относится скорее негативно (44%).

Мое мнение - с меньшинством.

Во-первых, contra legem всегда возникает там, где есть проблема в норме - законодательно закреплено такое положение, которое, как следует из природы contra legem, дает несправедливый, противоречивый или абсурдный результат, который и стремится купировать судья, используя этот интеллектуальный прием.

Кроме того, во-вторых, contra legem - это орудие, которое без должного контроля легко превращается из юридического пластыря на ране правовой системы в катализатор еще больших правовых проблем. Здесь сразу встают вопросы “регионального” и “комнатного” правосудия, двери которым широко распахиваются возможностью судьи настолько грубо привносить свою субъективную справедливость в правоприменительную практику. И для меня крайне неочевиден перевес “полезности” contra legem в сравнении с тем вредом, который может повлечь признание его допустимым судебным инструментом.

В-третьих, мне абсолютно не ясны критерии допустимости этого инструмента на практике. Сторонники contra legem в качестве таковых предлагают, например, аргументативный (формальный) - применение contra legem должно быть обосновано в судебном решении ссылкой на правовой принцип, в соответствии с которым и разрешается дело. Вспоминая рассказы учеников Вениамина Федоровича Яковлева, который мог с равной степенью убедительности последовательно отстаивать две противоположные точки зрения на один вопрос, это предложение сразу же кажется очень опасным. Аргументировать можно многое, но все ли из этого будет иметь что-то общее с правом?

И, в-четвертых, как адепту уголовно-правовой науки, мне страшно представить contra legem в уголовной юстиции. Какими принципами будет руководствоваться судья, выносящий приговор “против буквы”? Принципом неотвратимости наказания? Тогда на нас всех скоро можно будет посмотреть сквозь железные прутья.

Если и играться с этим юридическим огнем, разработчику этой теории нужно предложить ее настройку с такой хирургической точностью, которая бы исключала всякие злоупотребления со стороны правоприменителя. Пока этого нет даже близко.

9 мая тоже отмечаем по-юридически.

Мой университет, University of Illinois, совместно с Winston & Strawn организовал правовой симпозиум “TEACHING THE NEXT GENERATION OF TRIAL LAWYERS: DIFFICULT CASES AND DIFFICULT CLIENTS”.

Основная тема дискуссии - как юридически защищать тех, кто не всегда с моральной точки зрения “достоин” защиты.

В числе спикеров - мой профессор по этике - Патрик Кинан (на фото - второй слева за столом). В прошлом - адвокат в Джорджии и Алабаме, который несколько лет защищал преступников, которым грозил смертный приговор. А уже присоединившь к факультету права UIUC, профессор Кинан создал и 10 лет руководил Юридической клиникой по правам человека, которая работала с африканскими адвокатами, предоставляя юридическую помощь в сложные для этого континента времена.

Смотрим, учимся, перенимаем опыт.