Нарыл много интересного про фильм «9 дней одного года» (1962) Ромма, который в утвержденном режиссерском сценарии имел название «Я иду в неизвестное» (или «365 дней»). Прежде всего, картина имела сильный пропагандистский уклон. Было запланировано три длинных хроникальных вставки с закадровым текстом вот такого содержания: Огромные события происходили в эти месяцы в мире. Человечество стояло на грани войны. (далее описание кадров хроники) Опускаются со стапелей военные эсминцы, гигантские авианосцы бороздят воды океанов. Поднимаются бомбардировщики с ядерным грузом. По дорогам Западной Германии ползут широкогорлые атомные пушки. Маршируют вновь созданные дивизии. (а это уже инсценировка, разумеется) Заседают иностранные генералы. На карту Советского Союза наносятся кружки и протягиваются стрелы атомных ударов. Рука обводит жирным кружком на иностранной карте Москву. В начале, где Смоктуновский в аэропорту прощается с невестой, в фильме он произносит: «И вообще, противно думать, что вот там, на той стороне планеты, пять-шесть человек решают, - жить мне или не жить». При просмотре непонятно, к чему это относится, тем более, фраза прерывается посередине обсуждением красоты случайной прохожей. Я, вообще, решил что это про физиков-светил идет речь, которые на пороге великих открытий. Ан нет. В режиссерском сценарии этот диалог был гораздо длиннее, и речь шла про риск начала ядерной войны. Эти 5-6 человек представляли собой пьяного солдата на Аляске, которому что-то померещилось в радаре. А президент США в уборной. Министра обороны нет, и вот команду ответного запуска может дать дежурный полковник, который как две капли похож на нелюбезного работника аэропорта, встретившегося Смоктуновскому. В фильм не вошла отснятая эффектная сцена похорон ученого, который получил смертельную дозу облучения в первом эпизоде. Его хоронили на Новодевичьем – клали свинцовый ящик в бетонный склеп автокраном. Сверху стальная плита с надписью «Деталь № 128. Глубина захоронения 10 метров. Не вскрывать 50 лет. Высшая степень радиоактивности». Такой же обелиск поставили в закрытом городе физиков, где похоронили остатки взорвавшегося реактора. Из речи Смоктуновского в ресторане убрали сентенцию: «а современным питекантропам мало пяти миллионов (жертв – прим. КС) от одной бомбы», видимо, потому что, побоялись что в этом можно углядеть и Хрущева, и даже питекантропа заменили на более отдаленного австралопитека. Речь «желчного ученого» (как его называют в сценарии) про неэффективность межзвездных полетов, которого играет Евстигнеев, была длиннее. В ней, например, была фраза: «Два молодца (в ранней версии - болваны) летели восемьдесят лет. Не мылись, не брились, питались из клизмы, последние сорок лет не разговаривали друг с другом, прилетели и сообщили, что там ни хрена нет». Также, в его знаменитом споре про войну как двигатель прогресса, Евстигнееву в один из моментов задают вопрос: - Вы кто? Советский человек или американский конгрессмен? - А советскому человеку свойственно думать! Но самая прекрасное в обозначении персонажа, которого играет Лев Дуров (см. прил. кадр). Это сидевший за столом во время празднования свадьбы, который постоянно прерывал и не давал сказать слова выступавшему, насчет нюансов научной работы. По сути, это сотрудник спецслужб, который не пил, но ел винегрет. Так вот, в сценарии он обозначен как человек с ничем не примечательным лицом)! Фильм выдвигали на Ленинскую премию, но на Пленуме Комитета предложение секции кино принято не было (Голосование за – 28, против – 35, 5 – воздержались.). Несколько членов (А. Сурков, А. Аджубей и пр.) отдавая должное достоинствам постановки и игре центральных персонажей, не считали, что данный фильм по своим художественным качествам достигает уровня «Судьба человека» и «Баллада о солдате», что он получился излишне «головным», скучноватым и, имея успех у интеллигенции, не пользуется признанием у широких кругов народа (кстати, вранье - 19 место за год и почти 24 млн. зр. - прим. КС). Говорилось также о недостаточной драматургической мотивированности необходимости смерти главного героя.
Нарыл много интересного про фильм «9 дней одного года» (1962) Ромма, который в утвержденном режиссерском сценарии имел название «Я иду в неизвестное» (или «365 дней»). Прежде всего, картина имела сильный пропагандистский уклон. Было запланировано три длинных хроникальных вставки с закадровым текстом вот такого содержания: Огромные события происходили в эти месяцы в мире. Человечество стояло на грани войны. (далее описание кадров хроники) Опускаются со стапелей военные эсминцы, гигантские авианосцы бороздят воды океанов. Поднимаются бомбардировщики с ядерным грузом. По дорогам Западной Германии ползут широкогорлые атомные пушки. Маршируют вновь созданные дивизии. (а это уже инсценировка, разумеется) Заседают иностранные генералы. На карту Советского Союза наносятся кружки и протягиваются стрелы атомных ударов. Рука обводит жирным кружком на иностранной карте Москву. В начале, где Смоктуновский в аэропорту прощается с невестой, в фильме он произносит: «И вообще, противно думать, что вот там, на той стороне планеты, пять-шесть человек решают, - жить мне или не жить». При просмотре непонятно, к чему это относится, тем более, фраза прерывается посередине обсуждением красоты случайной прохожей. Я, вообще, решил что это про физиков-светил идет речь, которые на пороге великих открытий. Ан нет. В режиссерском сценарии этот диалог был гораздо длиннее, и речь шла про риск начала ядерной войны. Эти 5-6 человек представляли собой пьяного солдата на Аляске, которому что-то померещилось в радаре. А президент США в уборной. Министра обороны нет, и вот команду ответного запуска может дать дежурный полковник, который как две капли похож на нелюбезного работника аэропорта, встретившегося Смоктуновскому. В фильм не вошла отснятая эффектная сцена похорон ученого, который получил смертельную дозу облучения в первом эпизоде. Его хоронили на Новодевичьем – клали свинцовый ящик в бетонный склеп автокраном. Сверху стальная плита с надписью «Деталь № 128. Глубина захоронения 10 метров. Не вскрывать 50 лет. Высшая степень радиоактивности». Такой же обелиск поставили в закрытом городе физиков, где похоронили остатки взорвавшегося реактора. Из речи Смоктуновского в ресторане убрали сентенцию: «а современным питекантропам мало пяти миллионов (жертв – прим. КС) от одной бомбы», видимо, потому что, побоялись что в этом можно углядеть и Хрущева, и даже питекантропа заменили на более отдаленного австралопитека. Речь «желчного ученого» (как его называют в сценарии) про неэффективность межзвездных полетов, которого играет Евстигнеев, была длиннее. В ней, например, была фраза: «Два молодца (в ранней версии - болваны) летели восемьдесят лет. Не мылись, не брились, питались из клизмы, последние сорок лет не разговаривали друг с другом, прилетели и сообщили, что там ни хрена нет». Также, в его знаменитом споре про войну как двигатель прогресса, Евстигнееву в один из моментов задают вопрос: - Вы кто? Советский человек или американский конгрессмен? - А советскому человеку свойственно думать! Но самая прекрасное в обозначении персонажа, которого играет Лев Дуров (см. прил. кадр). Это сидевший за столом во время празднования свадьбы, который постоянно прерывал и не давал сказать слова выступавшему, насчет нюансов научной работы. По сути, это сотрудник спецслужб, который не пил, но ел винегрет. Так вот, в сценарии он обозначен как человек с ничем не примечательным лицом)! Фильм выдвигали на Ленинскую премию, но на Пленуме Комитета предложение секции кино принято не было (Голосование за – 28, против – 35, 5 – воздержались.). Несколько членов (А. Сурков, А. Аджубей и пр.) отдавая должное достоинствам постановки и игре центральных персонажей, не считали, что данный фильм по своим художественным качествам достигает уровня «Судьба человека» и «Баллада о солдате», что он получился излишне «головным», скучноватым и, имея успех у интеллигенции, не пользуется признанием у широких кругов народа (кстати, вранье - 19 место за год и почти 24 млн. зр. - прим. КС). Говорилось также о недостаточной драматургической мотивированности необходимости смерти главного героя.
If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. The S&P 500 fell 1.3% to 4,204.36, and the Dow Jones Industrial Average was down 0.7% to 32,943.33. The Dow posted a fifth straight weekly loss — its longest losing streak since 2019. The Nasdaq Composite tumbled 2.2% to 12,843.81. Though all three indexes opened in the green, stocks took a turn after a new report showed U.S. consumer sentiment deteriorated more than expected in early March as consumers' inflation expectations soared to the highest since 1981. "For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital. He adds: "Telegram has become my primary news source."
from it
