Господи, я расскажу Тебе о первой любви — не так, как пишут в книгах, а так, как она жила в нас. Без красивых фраз. Без гарантий. Только так, как Ты видел её изнутри, когда мы ещё не понимали, что Ты рядом.
Ты помнишь, Господи, как Саша впервые заметил Катю? Это было не в саду под цветущей яблоней, а в школьном коридоре, где пахло краской и мокрыми куртками. Она уронила учебник, он нагнулся поднять — и вдруг увидел, что у неё на руке шрам от ожога. Маленький, белесый. И почему-то именно это запомнил: не её смех (хотя он любил её смех), а эту отметину. Как будто в ней была какая-то правда, которую он должен был разгадать.
А потом — Ты ведь видел? — эти глупые, прекрасные ритуалы. Он «случайно» оказывался у её парты, когда она решала задачу по алгебре. Она «забывала» учебник на подоконнике, зная, что он зайдёт в класс последним. Они не целовались, не признавались — они просто существовали в одном пространстве, как две планеты на одной орбите, боясь приблизиться, чтобы не разрушить всё.
И самое странное, Господи: они даже не думали о будущем. Для них «навсегда» было завтрашним днём, когда он передаст ей записку через одноклассника, а она сомнёт её в кармане, но не выбросит.
Ты видел, как однажды он подарил ей камешек? Не гладкий, не красивый — просто кусок гранита с дороги. Она положила его в коробку из-под конфет и хранила три года. Потом потеряла при переезде. Но в тот момент этот камень значил больше, чем кольцо.
Господи, почему первая любовь такая нелепая и такая святая? Почему в ней нет ничего важного, но без неё всё кажется пустым? Почему мы помним не поцелуи, а вот это:
— как она морщила нос, когда читала; — как он терял голос, когда говорил с ней; — как они молча сидели на остановке, даже когда автобус уже уехал.
Ты создал это. Ты знал, что это будет больно. Ты знал, что они вырастут, разойдутся, забудут. Но Ты всё равно подарил им эти дни — не для счастья, а для того, чтобы они узнали: сердце бьётся не только для крови. Оно бьётся для чего-то ещё.
А потом — Ты видел? — она вышла замуж за другого. Он женился. И когда их дети спросят: «А ты кого-нибудь любил до мамы/папы?», они улыбнутся и скарятся: «Да нет, это же детские глупости».
Господи, я расскажу Тебе о первой любви — не так, как пишут в книгах, а так, как она жила в нас. Без красивых фраз. Без гарантий. Только так, как Ты видел её изнутри, когда мы ещё не понимали, что Ты рядом.
Ты помнишь, Господи, как Саша впервые заметил Катю? Это было не в саду под цветущей яблоней, а в школьном коридоре, где пахло краской и мокрыми куртками. Она уронила учебник, он нагнулся поднять — и вдруг увидел, что у неё на руке шрам от ожога. Маленький, белесый. И почему-то именно это запомнил: не её смех (хотя он любил её смех), а эту отметину. Как будто в ней была какая-то правда, которую он должен был разгадать.
А потом — Ты ведь видел? — эти глупые, прекрасные ритуалы. Он «случайно» оказывался у её парты, когда она решала задачу по алгебре. Она «забывала» учебник на подоконнике, зная, что он зайдёт в класс последним. Они не целовались, не признавались — они просто существовали в одном пространстве, как две планеты на одной орбите, боясь приблизиться, чтобы не разрушить всё.
И самое странное, Господи: они даже не думали о будущем. Для них «навсегда» было завтрашним днём, когда он передаст ей записку через одноклассника, а она сомнёт её в кармане, но не выбросит.
Ты видел, как однажды он подарил ей камешек? Не гладкий, не красивый — просто кусок гранита с дороги. Она положила его в коробку из-под конфет и хранила три года. Потом потеряла при переезде. Но в тот момент этот камень значил больше, чем кольцо.
Господи, почему первая любовь такая нелепая и такая святая? Почему в ней нет ничего важного, но без неё всё кажется пустым? Почему мы помним не поцелуи, а вот это:
— как она морщила нос, когда читала; — как он терял голос, когда говорил с ней; — как они молча сидели на остановке, даже когда автобус уже уехал.
Ты создал это. Ты знал, что это будет больно. Ты знал, что они вырастут, разойдутся, забудут. Но Ты всё равно подарил им эти дни — не для счастья, а для того, чтобы они узнали: сердце бьётся не только для крови. Оно бьётся для чего-то ещё.
А потом — Ты видел? — она вышла замуж за другого. Он женился. И когда их дети спросят: «А ты кого-нибудь любил до мамы/папы?», они улыбнутся и скарятся: «Да нет, это же детские глупости».
Но Ты-то знаешь правду, Господи.
Аминь.
BY Виктор Куприянчук
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. In December 2021, Sebi officials had conducted a search and seizure operation at the premises of certain persons carrying out similar manipulative activities through Telegram channels. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. "This time we received the coordinates of enemy vehicles marked 'V' in Kyiv region," it added.
from it
