Но даже если дистант в школе охватит значительную часть занятий, что-то всё равно останется в традиционной форме (физкультура, например), и расписание этой оставшейся части будут строить, исходя из наличия и возможностей учительских кадров. То есть единая сетка и в этом случае не понадобится.

Таким образом, обсуждаемое всероссийское расписание не нужно (и не потребуется) никому. Сей «документ» разработан «Институтом развития ребёнка» по заказу Минпроса (не бесплатно, разумеется). Это очевидная бессмысленная растрата бюджетных денег в условиях нарастающего финансового кризиса. И тут вопрос: был ли тендер на выполнение этого «государственного заказа»?

Вопрос интересный, поскольку с такой «работой» мог бы справиться ребёнок за сто рублей и даже бесплатно. Для этого достаточно зайти на сайт любой школы и скопировать оттуда её текущее расписание. Результат был бы ничем не хуже обсуждаемого, поскольку (как уже было сказано) в представленное «единое расписание» никто и заглядывать не будет.

Итак, за Кравцовым обозначилась растрата в несколько миллионов (как минимум). А где растрата — там и коррупция. Словом две статьи, по которым карают нынешних чиновников. (Некомпетентность и возможное сознательное вредительство не наказывают, поскольку тут только начни, и доберёшься до самых верхов.)
Теперь дело за малым. Каждый, кто считает, что «креативный мальчик» давно пересидел в роли министра, может обратиться в прокуратуру, Счётную палату, к Бастрыкину, наконец.
Известно, что и депутаты Кравцова не жалуют. Им тоже тут карты в руки.

Массовое образование в нашей стране деградирует. Отрицать это невозможно, и провластные охранители продавливают тезис, что «оно так во всём мире». При этом известно, что во всём мире далеко не так, но пример Китая, Индии или Вьетнама для «наших» не является убедительным, ибо там «иной менталитет» и всё прочее. Поэтому давайте посмотрим, как учатся наши братья-славяне, в Сербии.

Эта страна (как и РФ) вошла в болонский процесс, там введены аналоги ОГЭ и ЕГЭ, но состояние её школы сильно отличается от нашего.

Основное образование в Сербии восьмилетнее (недавно начали переход на девятилетку, но это дело будущего). Оно обязательное. Независимо от национальности и гражданства ребёнка принимают учиться по месту жительства. Профилизации в основной школе нет. Программа всюду одинаковая, поэтому, как правило, дети идут в школу, расположенную в шаговой доступности. На выпуске сдают три тестовых выпускных экзамена (типа ОГЭ):
по сербскому языку (с максимальной оценкой 14 баллов),
математике (14)
и один экзамен по выбору из трёх: история-география, естественные науки, иностранный язык (с максимальной оценкой 12).
В сумме за эти экзамены выпускник может получить не более 40 баллов. Их складывают с баллами (максимум 60), характеризующими его успехи в школе, которые вычисляют по годовым оценкам.
В результате формируется итоговый балл (не более 100), определяющий возможности продолжения образования.



Вторая ступень обучения в Сербии — гимназия или СПО — не является обязательной, там конкурсный отбор по описанной выше итоговой оценке. Таким образом, каждый ребёнок заинтересован в хороших результатах на протяжении всей учёбы.

Отметим, что в сербских школах ставят оценку за поведение, которая имеет такой же вес, как и отметки по предметам. Получить низкий балл можно за драку, оскорбление одноклассника, использование телефона на уроке (независимо от цели) или за подсказки. Сербские школьники не списывают с телефонов и не решают задачи друг за друга — потому что это автоматически означает единицу за поведение, исправить которую крайне сложно.
Естественно, в Сербии несравнимо меньше буллинга, чем в РФ, а чтобы ученик оскорбил учителя — это уже ЧП школьного масштаба.
Вся текущая аттестация, дающая те самые 60 баллов для поступления в гимназию или учреждение СПО, целиком в руках учителя, которому в этом вопросе оказано полное доверие и сверху, и снизу. По текущим оценкам рейтингуют классы и школы, и никто не ставит вопрос о возможных приписках, очковтирательстве или коррупции. Никаких ВПР там нет в помине.

Дети учатся 5 дней в неделю — даже в гимназиях. Дневная нагрузка — 6 уроков. Домашнее задание небольшое, оно выполняется за час. У детей остаются время и силы на творчество, дружбу и занятия по интересам. Психотерапевты школьникам не нужны. Система оценивания — пятибалльная, но начинается с единицы (не как у нас). То есть, чтобы получить «двойку», нужно что-то знать — просто так её не поставят. Учитель может выставить четвертную оценку на основании одной работы. Это значит, что если ребёнок болел всю четверть, учителю не нужно ломать голову, как его аттестовать. Достаточно провести один опрос или проверочную работу и выставить оценку. При этом учитель сам выбирает, каким способом оценить ученика.

Сербские дети много пишут сочинений. Учебный год начинается с классического: «Как я провёл лето». Никто не считает количество абзацев или слов — просто учат формулировать мысли в письменной форме. Пишут карандашом, чтобы ошибку можно было легко исправить. На литературе изучают и русских классиков: Гоголя, Пушкина, Толстого, Тургенева. В основной школе ученики еженедельно сдают на проверку тетради с домашним заданием. В гимназиях только фиксируют факт выполнения «домашки», причём, как правило, учитель просто спрашивает, выполнена ли работа. Обманывать профессора (так именуют учителя в сербской школе) категорически не принято.
Учителям в Сербии не дарят подарки. Совсем. Ни на 1 сентября, ни на дни рождения, ни на 8 марта. Что разумно и естественно, поскольку такие подарки по ходу учебного процесса — дурной тон по отношению к учителю (это как минимум).

Педагоги занимаются дополнительно с отстающими, там это норма. Речь не о репетиторстве за дополнительную плату «по просьбе родителей», а о бесплатных занятиях по инициативе учителя. Мотивацией служит профессиональный долг и желание поднять успеваемость в классе. Казалось бы, чего проще: нарисуй дополнительные пятёрки. Но это не в Сербии. Учителей там уважают, и они ценят и берегут собственное достоинство.

Бездельники среди учеников встречаются. В конце концов им натягивают необходимые двойки, но их «социальный статус» в школе крайне низок, поэтому пример безделья никак не заразителен. Активно поощряется взаимопомощь среди учеников (подсказывать нельзя, а помогать учиться можно и нужно).

Ежемесячно по каждому предмету проводится большая контрольная по всем темам месяца или устный опрос. Детей никогда не спрашивают то, чего они не проходили. Всё необходимое есть у них в тетрадях. Список вопросов объявляют в начале месяца. В назначенную дату начинается опрос. Сначала — по желанию. Каждый знает, что в течение недели дойдёт очередь и до него, а значит, придётся выучить и ответить. Пропустить школу «по записке от мамы» не получится: в Сербии это не документ.

С такой системой обучения каждый школьник — даже троечник — выходит с базовыми знаниями по изучаемым предметам, не просиживая часы над домашними заданиями и не проводя большую часть жизни в школе.
Заметим, что сербские дети знают лучше наших даже историю и географию РФ. Для школьников Сербии не секрет (в отличие от многих наших), куда впадает река Волга, с кем воевала Россия в Отечественной войне 1812 года и т. п.

Приведём характерный пример. В городе Нови-Сад (второй по величине в Сербии) есть русско-сербская гимназия. Носителей русского туда брали обычно вне конкурса, чтобы создать языковую среду. Но после известных событий «понаехавших из РФ» стало много, и принять всех было невозможно. Руководство гимназии решило провести отборочный экзамен по математике, аналогичный тому, что пишут сербские школьники на выпуске из основной школы.
Из 60 русских детей только двое набрали проходной балл. И директор гимназии искренне удивлялся, почему русские ученики «так не любят математику».
А среди участников экзамена в большинстве были отличники ОГЭ и ВПР из страны «с лучшим в мире математическим образованием».

Заметим, что в целом программа по математике в основной школе Сербии проще нашей. Например, геометрия не изучается отдельным курсом — только в общих рамках предмета. Но зато там и духу нет идиотизма имени Ященко под названием «вероятность и статистика».

В Сербии зарплата учителя со стажем 10-15 лет (по мере роста которого происходит её ежегодное увеличение) близка к средней по стране. Различие в оплате в столице и «глубинке» весьма незначительное. Российского дефицита учительских кадров там нет. Среди педагогов много мужчин. Учителя активно борются за свои права (вплоть до национальных забастовок с требованиями повышения зарплаты и улучшения условий труда) и нередко добиваются результата.

Сербия — небольшая страна, пережившая натовскую агрессию. Её географическое положение и стремление в ЕС налагают обязательства следовать «глобальной образовательной политике». Под диктатом Запада страну (как и РФ) обязали заменить школьные выпускные экзамены на централизованные тесты типа ОГЭ – ЕГЭ. Но у нас деструктивное влияние этих новаций максимально усилили, добавив к ним ВПР (которым уже придают функции годовой аттестации), ввели профильное обучение (по ФГОС — с седьмого класса, а по факту — с пятого и даже с первого), поощряя тем самым свободу игнорировать «ненужные» предметы, которая даёт учителям возможность не учить каждого (а в пределе — вообще никого не учить). В итоге педагогов задвинули в дальний угол системы «образования», и школа превратилась в камеру хранения детей.

А в Сербии сделали всё, чтобы этого не случилось. Как уже сказано, в основной школе — единая программа и нет никакой профилизации. Вся текущая аттестация — в руках учителя, которому государство оказывает полное доверие. Годовые отметки, выставленные учителем, дают решающий вклад в «выбор будущего» каждого ученика (60 баллов из 100 возможных). Учителя Сербии по-прежнему обязаны учить и научить каждого. И дети осознают свою долю ответственности — обязанность учиться.

О перспективах сербского образования судить не будем (они едва ли радужные, и это отдельная тема). Но там мы видим осознанное сопротивление разрушению образования при явной государственной поддержке.
А у нас — ровно наоборот.

Прошёл уже почти год со времени утверждения «комплексного плана мероприятий по повышению качества математического и естественно-научного образования», и можно подводить его первые итоги. В плане прописаны «показатели реализации», и там сказано, что «доля учащихся, выбравших единый государственный экзамен по профильной математике и естественно-научным предметам – химии, физике, информатике и биологии, – к 2030 году должна увеличиться до 35%». И если 35% – реальный ориентир, то для достижения таких показателей надо увеличивать эту долю (в среднем) на 5% ежегодно.

Что же мы видим по итогам ЕГЭ-2025?
Разумеется, Росбрнадзор отчитался о «росте» всего и вся. Но в действительности:
химию (в основную волну) в 2024 году сдавали 86.1 тыс чел, а в 2025-м — 85.8 тыс;
биологию — 116.3 и 114.1 соответственно;
информатику — 122.7 и 122.7;
физику — 91.1 и 94.3;
профильную математику — 289.6 и 305.8.
При этом надо отметить, что число сдающих русский язык (обязательный экзамен для всех) увеличилось с 609 тыс в 2024 году до 638 тыс в 2025-м (стало больше выпускников, поскольку в конце нулевых был заметный рост рождаемости). Таким образом, доля сдающих химию, биологию, информатику и физику уменьшилась. И лишь по профильной математике есть рост с 46% до 47.6%.

То есть «комплексный план» по данному показателю провален. Разумеется, никто об этом не скажет, и никаких претензий к Музаеву или Кравцову не будет.

Приведённые выше «результаты» достигнуты на фоне заметных усилий по повышению привлекательности перечисленных дисциплин. В 2024-м за счёт изменений заданий и критериев проверки было обеспечено повышение среднего балла ЕГЭ по профильной математике (+7), физике (+9.7), биологии (+2.1). А по гуманитарным предметам (включая обязательный русский язык) результаты ЕГЭ понизили. Детям, родителям и школам был дан ясный сигнал, что за высокими баллами ЕГЭ надо идти на «правильные» дисциплины.

Этот сигнал был услышан. Но чтобы сдать единый экзамен одного желания мало, нужна подготовка. Приведённая выше статистика показывает, что в школах большие проблемы с обучением по естественно-научным дисциплинам. Причём это проблемы нарастающие (несмотря на заявленный «комплексный план»).
И никаких перспектив выхода на искомые 35% к 2030 году при текущем отношении к учителю и образованию в целом не просматривается.

Но по профильной математике процент охвата можно поднять разом с текущих 47.6% до 60+. Для этого достаточно разрешить выпускникам сдавать оба математических ЕГЭ: базовый — для аттестации и профильный — для поступления. (До 2019 года так и было, и тогда 50% выпускников сдавали оба экзамена, а доля выбирающих «профиль» превышала 60%.) Понятно, что многие школьники, которые не готовились специально к профильному ЕГЭ, в такой ситуации попробуют его сдать, ибо при этом они ничем не рискуют (аттестация уже пройдена по «базе»).
Но кому они будут нужны со своими невысокими баллами, полученными, по сути, на халяву? Не лучше ли их сохранить в нынешнем качестве без шансов на образование, связанное с математикой?
Отвечая на эти вопросы, прежде всего отметим, что выпускники с нулевыми математическими знаниями профильный ЕГЭ провалят и ни в какие дополнительные конкурсные списки не попадут, то есть никому мешать не будут.

Но следует напомнить, что наша школа профилирована, и в гуманитарных (или химико-биологических) классах есть немало ребят с неплохими математическими способностями. Математику им преподают на базовом уровне с ориентиром на базовый ЕГЭ. На уроках они всё понимают, но в профильный ЕГЭ не заглядывают, потому что у них свои единые экзамены, на подготовку к которым уходит всё время. Сегодня такие школьники выбирают математическую «базу» без вариантов. В новых условиях они вполне могут сдать ещё и «профиль», причём на 70+ (напомним, что там специфическая система оценивания, которая при скромных знаниях позволяет получить такой результат). Таким образом, у них расширятся возможности выбора вузовской специальности как раз на те направления, где сегодня дефицит кадров. То есть предложение это полезное и оправданное в плане затрат на дополнительный экзамен. (Пересдача одного ЕГЭ также добавила нагрузку на бюджет, и это не вызвало вопросов.)

Но так не делают, и тому есть причины.
Когда в 2015 году математический ЕГЭ разделили на два и разрешили сдавать их одновременно, профильный экзамен был точной копией прежнего единого. Он содержал шесть заданий «базового уровня», которые до разделения требовались для аттестации двоечников. Но после реформы «профиль» стал нужен только тем, кто идёт в вуз на специальности, связанные с математикой. И стало непонятно, зачем в нём «задачи» про поезд, сырки и температуру в городе Сочи? В каких вузах для приёма на математические специальности нужны убогие тесты уровня начальной школы?
Эти вопросы прямо задавали Ященко, и они ставили «мэтра» в тупик.

Абсолютный примитив из профильного ЕГЭ надо было убирать. И чтобы не допустить обвала результатов, эту операцию совместили с запретом сдавать оба экзамена: на «профиль» должны попадать только те, кто к нему специально готовился. В дополнение подправили и шкалу пересчёта баллов в сторону их существенного роста. В итоге статистика профильного экзамена удержалась вблизи прежних отметок (только число участников резко упало).

Вернуть этот обновлённый профильный ЕГЭ под «раздачу» для всех желающих — значит заведомо понизить его результаты и наглядно продемонстрировать текущий уровень массового математического образования.
Очевидно, что наверху этого не хотят.

Напомним, что в августе прошлого года директор ФИПИ Решетникова высказала предложение, которое довело бы долю сдающих «профильную математику» сразу до 100%. Тогда она объявила, что два математических ЕГЭ снова объединят в один (математика обязательна, поэтому её будут сдавать все).
Однако с тех пор об этой новации не вспоминали. И не мудрено. Мы сразу отметили, что такое предложение может пройти лишь в одном случае: если экзамен по математике сделают обязательным вступительным во все вузы. Ничего плохого в этом нет (так, например, в Китае и не только). Но возврат к ситуации 2014 года, когда в последний раз проводили общий математический ЕГЭ (показавший удручающие результаты, что и привело к его разделению), даст новую статистику, которая в сравнении с тем провалом будет настоящим дном. И она станет яркой характеристикой «развития» математического образования со времени принятия соответствующей «государственной концепции» 2013 года.

Потому никаких значимых реформ в ЕГЭ по математике ожидать не приходится. По-прежнему будут идти разговоры «о развитии» в условиях нарастающей деградации.

17 сентября министр Фальков сообщил, что в приемную кампанию 2025 года в российские вузы зачислили 904 тыс. выпускников школ и колледжей. Из них более 440 тыс. поступили на бюджет, 464 тыс.— на платные места. Эту информацию СМИ донесли до масс, но она едва ли привлекла широкое внимание. Но (на наш взгляд) в связи с приведёнными выше цифрами стоит обратить внимание на следующие три момента.

1) Как видим, число платников превышает количество зачисленных на бюджет. Это уже давно так, но сейчас активно обсуждают предложение направлять бюджетников на отработку по распределению (для медиков это уже почти решённый вопрос). При этом подразумевается, что обучающимся по контракту такая «кара» не грозит (ибо сами за всё платили и «никому ничего не должны»). Так вот, уже сам факт высокой доли обучающихся за плату ставит под сомнение возможность решения кадровой проблемы исключительно за счёт распределения бюджетников. К тому же надо заметить, что всем желающим дают образовательный кредит под смешные 3% с дотацией банкам из бюджета. За время учёбы студент гасит только проценты, а основную сумму выплачивает после получения диплома и начала работы. За этот срок текущая инфляция фактически уполовинит его долг. И если сравнить эти затраты с теми потерями, которые понесёт бюджетник, направленный на отработку неизвестно куда на нищенскую зарплату, то окажется, что платное образование будет выгоднее даже экономически (не говоря о всём прочем). Таким образом, введение обязательного распределения для бюджетников вызовет резкое увеличение доли платного приёма, причём «по инициативе снизу» («бюджет станет невостребованным»).
Приведённая арифметика лежит на поверхности, и потому представляется, что обсуждаемое распределение хотят ввести не для решения кадровой проблемы, а для сокращения бюджетного набора и увеличения доли платных мест.


2) Общее число зачисленных в вузы (904 тыс ) любопытно сравнить с числом выпускников школ 2025 года — 641 тыс. Не все из них сдавали ЕГЭ и далеко не все пытались поступать в университеты (значительная часть пошла в колледжи). В прошлом году выпуск системы СПО составил 860 тыс чел, из них 6.8% поступили в вуз (то есть около 60 тыс — это цифры, озвученные Кравцовым). По текущему году аналогичных данных у нас нет, но надо полагать, что они близки к прошлогодним. Таким образом, не ясно, откуда взялись «лишние» 300 тыс студентов-первокурсников? Если в это число включены иностранцы (которых приняли около 100 тыс), то останется 200 тыс наших «выпускников школ и колледжей» (как сказал Фальков), которые точно не текущего года выпуска. Как известно, отчисленные за неуспеваемость (а таких бывает до 40%) имеют право поступать вновь по результатам ЕГЭ в течение четырёх лет. И приведённые выше цифры показывают, что этот процесс идёт с потрясающим размахом во славу нашего скудного бюджета «на образование».

3) Ещё любопытнее сравнить показатели текущего года с прошлыми годами.
В 2024 на первый курс было зачислено 1369 тыс студентов, из них 620.5 тыс на бюджет и 748.8 тыс за плату.
В 2023: всего 1236 тыс, 626 тыс бюджетников, 610 тыс по контрактам.

При этом выпуск 11 классов в эти годы был лишь незначительно меньше нынешнего. Так что отмеченные в п. 2) «чудеса» в прошедшие два года имели место в несравнимо больших масштабах.
Но главное, общий набор в вузы за один год сократили (если верить Фалькову) сразу на 465 тыс, то есть на 34%.

Не ясно только, почему об этом кардинальном урезании «бессмысленного высшего образования» и замене его на получение «востребованных рабочих профессий» (Кравцов уже отчитался, что в колледжи и техникумы зачислены 1.1 млн выпускников 9 и 11 классов — на 200 тыс больше прошлогоднего) не вещают громко и всенародно как о важнейшем достижении новой образовательной политики.

Вероятно опасаются, что «глупый народ» не оценит и не поймёт.

Госдума приняла в первом чтении «закон о двоечниках», согласно которому не сдавшие ГИА девятиклассники смогут бесплатно обучиться рабочей профессии. Причём по ходу обретения профессиональных навыков эти ребята «восполнят пробелы в школьном образовании» и вместе с сертификатом о профессии получат документ о завершении основного общего образования. Проще говоря, в ПТУ им нарисуют аттестат за 9 классов. (Напомним, что уже есть аналогичный опыт: в «профессионалитете» СПО выпускники основной школы за два года обучаются профессии и «проходят» программу 10 -11 классов (сплошь вундеркинды!), получая в итоге «документ о среднем образовании».)

Аттестация по ОГЭ давно стала головной болью массовой школы. Доля заваливших основные экзамены (прежде всего — математику) по отдельным регионам достигает 20% и более (например, в Томской области ОГЭ по математике в текущем году сдали на двойку 28.1% выпускников). Двоечники обязаны пересдавать ОГЭ, пока не получат положительную оценку, ибо в статье 43 Конституции РФ (вспомним о ней) сказано: «Общее образование обязательно».

Обсуждаемый закон разом снимает проблему аттестации, определяя новую «образовательную траекторию», дающую на выходе столь необходимые сегодня рабочие кадры.
На первый взгляд — одни плюсы, но давайте оценим влияние этой новации на нашу школу.
Сейчас учитель математики, например, не обязан учить и научить каждого (из-за перегрузки у него и времени для этого нет), но ОГЭ его ученики должны сдать, и это налагает определённую ответственность. Если у него в классе сплошь двойки, то он плохой учитель. Сегодня это без вопросов и для родителей, и для власти.

Но в новой ситуации двоечник становится важным экономическим ресурсом, ибо это перспективный кадр для заполнения рабочих вакансий. Отличник пойдёт в 10 класс, потом в вуз, а потом (возможно) уедет за рубеж (после МФТИ, например, вполне массово). Какой с него прок?
Кто нынешней власти «более ценен»?

И какой учитель лучше: настоящий специалист, у которого все сдают ОГЭ, или бездарь, массово плодящий двоечников, которых потом определят в ПТУ для обучения рабочим профессиям?

Суть обозначенной «новой траектории» предельна проста: ученикам с первого по девятый класс можно бездельничать всегда и абсолютно, а на выходе будет «всё норм», строго в обозначенных государственных рамках.
Школа получит новый импульс для перерождения в социальный институт (в просторечии — «камеру хранения детей»), где учить не то что не обязательно, но даже вредно, а двойки на ОГЭ станут не проблемой, а «благом для экономики». При таком подходе можем дожить и до того, что «педагоги», обеспечившие максимум двоечников, займут место профессионалов на всероссийской доске почёта.

Госдума приняла в первом чтении законопроект, «направленный на обеспечение здравоохранения квалифицированными кадрами».

Согласно тексту проекта, выпускники, получившие медицинское или фармацевтическое образование (в вузах и колледжах), обязаны отработать три года «в медицинских организациях, участвующих в реализации программы государственных гарантий оказания гражданам бесплатной медицинской помощи» (при этом им в помощь будет выделен наставник).
«Организацию» выпускник выберет сам, и без такой отработки он не станет полноценным врачом или фельдшером.

В условиях тотального дефицита кадров в страховой медицине и нарастающего дефицита бюджета, затрудняющего решение проблемы экономическими методами, такая формулировка не вызывает возражений.

Но есть одна деталь: сказанное выше касается только тех, кто учился за плату. У них будет самостоятельный выбор места работы, причём широкий, поскольку специалистов в системе ОМС не хватает практически везде. А если платник после завершения образования решит, что медицинская стезя не его (стал блогером или понравилась работа курьером), то он может положить свой диплом под сукно, и никто его тревожить не будет.

А у бюджетников не так. Их обяжут в течение первого года обучения заключить целевой договор, и три года они будут отрабатывать в том месте, которое прописано в этом договоре. Формально у них тоже будет возможность выбора работодателя, но этот выбор придётся делать на первом курсе и в условиях конкуренции, где «объективным критерием» являются только баллы ЕГЭ. Отказаться от назначенного в целевом договоре места выпускник не сможет: за нарушение следуют суровые штрафные санкции. Более того, если целевик надумает покинуть вуз по собственному желанию или будет отчислен за неуспеваемость, то ему грозит штраф в размере затрат на обучение (п. 58 «Положения о целевом обучении», принятого постановлением правительства № 1681). По Конституции высшее образование у нас «бесплатное на конкурсной основе», но верховный суд уже подтвердил законность таких штрафов.

Заметим, что студенты, идущие на целевые места, заведомо не имеют лишних денег, чтобы оплачивать своё обучение. Таким образом, новые правила загоняют будущих медиков в финансовую кабалу с очень сомнительным результатом на выходе. Студент не может уйти из-за штрафных санкций (даже если понял, что не тянет по всем параметрам), а вуз не хочет его отчислять по причине подушевого финансирования и «госзадания» на выпуск. «Классные» будут специалисты!

Напомним, что на всех других образовательных направлениях картина иная. Там можно менять вузы («перепоступать») в течение четырёх лет по одним и тем же результатам ЕГЭ без каких-либо санкций. Потому предлагаемые изменения точно не добавят популярности медицинским специальностям.


Система распределения в СССР, с которой журналисты пытаются отождествлять обсуждаемый законопроект, была не такой. Выпускников при распределении ранжировали ПО РЕЗУЛЬТАТАМ ОБУЧЕНИЯ. Первые имели право выбора, а последние попадали на оставшиеся места. Такая система (в частности) мотивировала учиться. Нынешний целевой договор, заключённый на первом курсе, предопределяют судьбу студента независимо от его учебных успехов. У него нет большого смысла стремиться в отличники.

Прежнее распределение было гуманнее и правильнее нынешних новаций. Места для трудоустройства представлялись по запросу текущего дня, а не «по прогнозу» на перспективу через 6 лет (как сегодня по целевым договорам). И отчисленных студентов не наказывали рублём.
Почему же разработчики проекта не стали восстанавливать проверенную былую схему, а использовали механизм целевого обучения, уже показавший свою несостоятельность?

Возможно, причина в том, что штрафы становятся всё более весомым инструментом наполнения бюджета. И хотя пока ещё не всех целевиков карают компенсацией затрат в случае незавершения образования, это «поправимо», ибо уже есть соответствующая нормативная база.
Как уже отмечено, законопроект приведёт к снижению качества подготовки медиков, чего вполне можно было избежать, восстановив прежнюю систему распределения. Но похоже, что возможность взимать штрафы теперь в приоритете.

Минпросвещения РФ планирует ввести единые государственные учебники по всем предметам к 2032 году, сообщили в ведомстве.

А ведь ещё год назад Кравцов обещал сделать это к 2029 году.
Такая динамика по «сдвигу вправо» говорит о том, что при нынешней власти «единые государственные учебники» не появятся никогда.
А зачем они?
Школы уже не первый год «прекрасно работают по единым программам» и без учебников.

Как следствие, с каждым днём традиционные учебники всё больше заменяет «цифровой контент». И это важнейшая составляющая текущей образовательной политики.

Совершенно ясно, что вслед за учебниками «станут ненужными» и сами учителя.

В вопросе проведения переводной аттестации (где она есть) наши школы разделились на две неравные части. Многие, подчиняясь указаниям Музаева-Кравцова, ориентируются здесь на результаты ВПР. Но есть и те, кто следует отечественным образовательным традициям и «по старинке» проводит переводные экзамены и зачёты по билетам и устно.

Это настоящие партизаны и даже «системные диверсанты». В поддержку таких подвижников напоминаем наш текст, опубликованный более года назад.

ПРО ЭКЗАМЕНЫ,
которых больше нет

Давно, в семидесятые годы, на семинаре известной научной школы мехмата МГУ была поставлена задача, которой заинтересовались маститый профессор и начинающий студент. Совместными усилиями они решили эту задачу, и их общим результатом стала статья в ведущем математическом журнале. Волею судеб этот профессор читал на мехмате большой курс, в числе слушателей которого был и тот самый студент. Профессор был известен своей строгостью, и сокурсники откровенно завидовали его молодому соавтору: «тебе-то он поставит пятёрку не глядя».

Мэтр действительно отметил его — вручил авторский конспект своего курса. Такой подарок не допускал двойного толкования, и наш студент проштудировал материал до малейших деталей. В итоге сдал экзамен на отлично после дотошного допроса.

И тут вопрос, который задавали тогда и зададут сейчас:
а вот так — надо было?

Ведь совершенно ясно, что студент, решивший серьёзную научную задачу, в состоянии сдать на отлично любой учебный курс. Зачем его мучить?
Пятёрка — и отдыхай!
Но профессор категорически исключил такой вариант. Потому что экзамен — он не для проверки способностей и не только для контроля и мотивации. Его главная учебная функция — систематизация полученных знаний. Освободить студента от экзамена — значит оказать ему медвежью услугу, фактически — обокрасть. Вместо системного представления о дисциплине останется несвязная мозаика, которая быстро рассыпается с течением времени.

Не случайно балльно-рейтинговую систему, которую активно внедряли в высшей школе, называют одной из диверсий против нашего образования. Под предлогом активизации работы студента в течение семестра эта система девальвирует сессионные экзамены. Студент за свои «активности» собирает нужное число баллов, и — ура! — итоговая оценка у него в кармане, к экзамену можно не готовиться.

Только это не «ура», а дыра в образовании, практически гарантированная. Такой подход допустим только в отношении предметов, включённых в учебный план для «выполнения стандарта» и не имеющих значения в профессиональной деятельности будущих специалистов.

Но если преподаватель уважает свой предмет и студентов, то экзаменационные оценки «автоматом» ему не следует ставить ни при каких обстоятельствах.

Подчеркнём ещё раз, что важнейшая учебная функция любого экзамена — систематизация знаний. Даже вступительные экзамены нужны не только для конкурсного отбора, но и для приведения в систему той базы, без которой невозможно дальнейшее обучение. По этой причине вступительные экзамены в разных вузах были разные.

В советской системе образования, которая получила мировую известность благодаря сенсационному прорыву в космос, выпускные экзамены были обязательными на всех этапах обучения: в начальной, неполной средней и средней школе. Более того, в 1950 году было принято постановление об обязательных переводных экзаменах по всем предметам, начиная с четвёртого класса. И это было время впечатляющих достижений отечественной школы.

Демонтаж «избыточной строгости» начался с приходом к власти Хрущёва. Постепенно были ликвидированы переводные экзамены, а на финальном этапе перестройки отменили обязательность выпускных: появились «экзамены по выбору». Учить всё стало необязательно — «выбирайте, дети, что полегче».

Так было до ЕГЭ.
А какие экзамены имеют место в современной школе?
Казалось бы, ответ очевиден: ОГЭ, ЕГЭ. Во всех аббревиатурах присутствует «Э» — типа экзамен.
Только всё это «добро» в классическом понимании экзаменом не является, категорически и совсем. Ибо ни о какой систематизации знаний на ЕГЭ, ОГЭ и ВПР и речи нет. Там ровно наоборот: для выполнения стандартных заданий требуются модули «компетенций и навыков», зачастую не связанные друг с другом и не покрывающие всей программы. Натаскивание на эти блоки приводит к фрагментации знаний. Все трёхбуквенные «оценочные процедуры» — прямые антагонисты классического экзамена как важнейшего инструмента обучения.

Заметим, что вопрос о систематизации полученных знаний при выполнении ВПР, ОГЭ или ЕГЭ в педагогической литературе даже не ставится. Ибо сама его постановка — удар поддых всем этим надзорным процедурам.

Но настоящий экзамен в школе до конца не убит, он всё ещё есть. Это переводные экзамены, которые практикуют в некоторых школах (по билетам, а не в формате ОГЭ-ВПР), публичный зачёт по геометрии в 7 и 8 классах в Оренбургской области (см. https://www.group-telegram.com/zvobrazovanie.com/1115 ), устные зачёты, проводимые по инициативе отдельных учителей.
И всё это часто называют теперь «партизанским обучением», словно речь идёт о работе на оккупированной территории.

А надзиратели закручивают гайки. Под видом борьбы за сокращение контрольных мероприятий были приняты поправки в закон «Об образовании», регламентирующие проведение «оценочных процедур» (все партизанские экзамены автоматически относят к этой категории).

Глава Росбрнадзора Музаев на IX международном Байкальском образовательном форуме прямо заявил, что образовательным организациям рекомендовано для промежуточной аттестации использовать ВПР, а не грузить школьников «лишними оценочными работами». Это прямое указание заменить содержательные учебные действия (переводные экзамены и зачёты) на бессмысленные эклектические тесты. Кроме того, надзиратели получили право запрещать все региональные инициативы.

Глава Росбрнадзора — условный «специалист по дизельным двигателям» из города Грозного — имеет право не понимать в образовании ничего, и сам не раз говорил об этом. Ведь его консультируют «лучшие специалисты», «цвет нации» (см. https://www.group-telegram.com/zvobrazovanie.com/1093 ).
Но в этом «цвете» заведомо есть понимающие, что главная функция экзаменов и зачётов — не аттестация, а приведение в систему полученных знаний. В таком случае их деятельность представляется странной, мягко говоря. Казалось бы, пришло время осознать эту странность и сделать соответствующие выводы. И то, что этих выводов в высших эшелонах власти до сих пор нет — уже и странно, и чудовищно.

Школа без экзаменов — это не обучение, а игра в бирюльки с тем результатом на выходе, который мы имеем сегодня.

По осени Минобр традиционно меняет правила приёма в вузы и уже второй год подряд в самой существенной их части — перечне вступительных ЕГЭ.
По всему видно, что «хотят как лучше».

Как и было обещано, с будущего года ЕГЭ по физике станет обязательным на ряд инженерных специальностей. Не так давно так и было. Но, как известно, число инженерных бюджетных мест «неожиданно» стало больше количества сдающих ЕГЭ по физике. И для обеспечения набора надумали ввести вариативность в выборе вступительных экзаменов. В итоге на технические специальности временами стали зачислять более половины абитуриентов без каких-либо знаний физики. По ходу выяснилось, что учить таких крайне тяжело, и теперь отыгрывают назад.

Ясно, что прежняя проблема с недобором снова себя проявит, но, скорее всего, не столь остро.
В последние годы престиж инженерной работы заметно поднялся (опережающий рост зарплат в производственной сфере), а ЕГЭ по физике существенно упростили (беспрецедентная прибавка среднего балла более чем на 9). В плюс будет работать и общая демографическая ситуация в возрастной группе выпускников ближайших лет, которая увеличится в силу подъёма рождаемости в конце нулевых.

У предложенных изменений есть недостаток: теперь ЕГЭ по математике попал в число экзаменов «по выбору». И вузам ещё предстоит оценить, какие студенты хуже — совсем не знающие физику или не сдававшие «профиль» по математике? Впрочем, новой трагедии тут не будет (она и так уже есть), поскольку профильный ЕГЭ в своей первой части не далеко ушёл от примитивного базового экзамена.

Понятно, что менять «правила игры» за 7 месяцев до сдачи единых экзаменов (к которым готовятся не один год и за большие деньги) «не совсем правильно», но на такие мелочи высокие чиновники внимания не обращают.

Второй новацией нового перечня вступительных ЕГЭ стало понижение статуса экзамена по обществознанию. Если прежде на многие гуманитарные направления «общага» была обязательным «экзаменом-2» (экзамен-1 на все специальности — русский язык), то теперь в качестве второго ЕГЭ там указаны обществознание или история на выбор вуза. Надо полагать, что руководство университетов учтёт идущую сверху рекомендацию и сделает «правильный» выбор. Это значит, что без ЕГЭ по истории получить соответствующее образование уже не получится. К тому же известно, что экзамен по истории усложнили (что отразилось на его результатах), а также с будущего года намечено поднять его минимальный порог для поступления на два первичных балла. По иностранному языку вступительный порог поднимают сразу на 9 первичных баллов. За такими действиями ясно прослеживается линия на сокращение гуманитарного образования.

Заметим, что повышение проходных порогов по химии, биологии, физике и информатике (что также объявлено) сделано «до кучи» и для отвода глаз. Поскольку по биологии и информатике это «повышение» чисто фиктивное, ибо в первичных баллах пороговая оценка никак не меняется (такова специфика шкал пересчёта), а по химии и физике она возрастает на один первичный балл, что оправдано, так как эти два экзамена были сильно упрощены.



Но главные изменения касаются педагогического образования.

Уже много лет идёт разговор о том, что будущих учителей надо экзаменовать не по обществознанию (оно было обязательным для всех педагогических направлений), а по профильным предметам. И в прошлогодних правилах уже как бы наметились подвижки в нужном направлении: педвузам дали право заменять «общагу» в качестве «экзамена-2» на профильную дисциплину, и многие вузы так и сделали. Но при этом третьим экзаменом дозволили брать ЛЮБОЙ из существующих ЕГЭ (на выбор вуза или абитуриента). В итоге по факту для большинства поступающих ничего не изменилось: ЕГЭ по обществознанию по-прежнему был востребован почти на всех педагогических специальностях.

Теперь с такой практикой решили покончить в принципе. Например, педагоги с профилем «математика» будут сдавать математику (экзамен-2) и физику или информатику (экзамен-3 на выбор вуза или абитуриента);
с профилем «физика» – физику (2) и математику или информатику (3)
и далее в том же ключе по всем естественно-научным направлениям. Никакого обществознания там нет в помине.

Но эта новация планируется только с 2027-го года.

А почему не сразу (как всё остальное) — это интересный вопрос.

В настоящее время школы РФ (в силу своей профилизации) выпускают более половины «гуманитариев разных сортов», которые в своё время были ориентированы на получение (в перспективе) соответствующего высшего образования. Но с «перспективами» стало существенно хуже, и многие представители этой категории до сих пор перетекали в педвузы (поскольку их список ЕГЭ это позволял), обеспечивая там набор и некоторый условный конкурс. (Например, в учителя математики часто шли несостоявшиеся экономисты.)

После введения новых правил стать учителем точных или естественных наук смогут только те, кто сдавал ЕГЭ, необходимые для поступления на инженерные и IT-специальности. Но престиж учителя крайне низок, заплаты ничтожны. А все разговоры об «упорядочении и повышении» этих зарплат закончились снижением, о котором сообщают из многих регионов. При этом инженерное образование не ущемляют (как гуманитарное), и поступить в вуз «средней руки» можно с любыми баллами ЕГЭ (лишь бы они были). В такой ситуации педагогические специальности не в состоянии конкурировать с инженерными. Поэтому неизбежен обвал приёма как раз по тем учительским направлениям, где наибольшая потребность в кадрах. Последствия этого для педагогических вузов будут трагическими, и благие пожелания и решения обернутся очередной катастрофой.

Похоже, наверху об этом догадываются, из-за чего и откладывают внедрении новации «на потом». Сегодня это предложение сработает как позитивная пиар-акция (которую общественность дружно поддержит и выразит респект власти), а через год (по ситуации) можно будет отыграть назад. (Если исключить вариант, что обрушение педагогического образования и является целью обсуждаемых изменений.)

Проблему учительских кадров и их качества не решить без кардинального повышения социального статуса учителя, о котором сегодня много говорят, но действуют строго в противоположном направлении.

На днях Кравцов заявил, что Минпрос «будет расширять целевой прием в педагогических вузах». На фоне статистики целевого набора текущего года такое заявление может показаться странным, мягко говоря. В 2025 году квота на целевое обучение педагогов была выбрана только на 27,4% и дала лишь 7,4% от общего бюджетного набора (который составил 78,6 тыс. человек, что на 1 тыс. меньше, чем в 2024 году).
Абитуриенты педагогических направлений не спешат связывать себя обязательствами отработки от трёх до пяти лет, поскольку если их всё-таки потянет в школу после окончания вуза, они (с учётом текущего дефицита кадров) без труда найдут подходящую МБОУ СОШ в любом регионе. Проходные баллы в педвузы не самые высокие, и уважающий себя выпускник на целевое обучение не согласится. Разумеется, бывают ситуации, когда выбор целевого места оправдан, но эти ситуации как раз и составляют те самые 7% от общего набора.

Таким образом, заявление Крацова можно списать на присущую ему неадекватность и по этой причине не обращать на него никакого внимания. Но «в народе» высказывают предположение, что увеличение целевого набора — первый шаг к обязательному распределению учителей, как это уже было в медицинском образовании. (Законопроект об обязательной отработке для выпускников-медиков в системе страховой медицины уже прошёл второе чтение в Думе и до конца текущего года будет принят.)

Однако (по нашему мнению) выпускникам педвузов обязательное распределение не грозит.
Ситуация с кадрами в образовании и медицине внешне схожа, но есть принципиальные отличия.
Потребность в медицинской помощи нарастает с возрастом и максимальна у пенсионеров, которые составляют важную электоральную опору власти. Для пожилых людей качество и доступность медицины — это вопрос жизни и смерти. А проблемы образования напрямую их уже не волнуют. К тому же наш народ с детства помнит: болен — к врачу!
Редко можно встретить обывателя, который заявит: «зачем мне ходить к этим врачам, я сам понимаю во всех болезнях». Слово «самолечение» имеет у нас ясный негативный оттенок.

При этом самообразование поощряется повсеместно. И если ребёнок что-то не понимает, то никто не скажет: «срочно в школу, к учителю!» А направят к репетитору (или маме-папе-бабушке-дедушке).

Лечить (в массе) мы не можем, а учить зачастую готовы сами. И не без оснований. Ведь бывает, что после домашних занятий ребёнок во всём разобрался, но из школы по-прежнему приносит двойки. Потому что учитель не понимает его решений. И такие учителя уже далеко не редкость. Поэтому значительная часть родителей махнула рукой на «эту школу», и приняла как должное, что обучение своих детей — это их личное дело.
Активные граждане уже смирились с деградацией школы, поэтому дефицит учителей не является для власти большой социальной проблемой. Сверху ясно обозначен путь на тотальную цифровизацию массового образования с «выверенным контентом от лучших педагогов» и «без всякой крамолы». Это не дистанционное обучение дома за компьютером, а непременно в образовательной организации под бдительным надзором «тьютора», где один «специалист» заменит десяток прежних учителей.

Судя по всему, наверху уверены, что такая система обеспечит стране «устойчивое развитие». Их логика не является секретом, хотя сформулировать её официально до сих пор «стесняются»:
Талант в любом случае себя проявит. Способным (которые с деньгами) помогут репетиторы. А всем прочим «лишние знания» ни к чему, им вполне хватит «патриотического воспитания».

Мы уже писали, что настоящий учитель является препятствием к внедрению этой системы. Он её экзистенциальный враг по факту своего существования (см. https://www.group-telegram.com/zvobrazovanie.com/1358 ). Обязательное распределение неизбежно приведёт в школы хороших учителей (среди прочих), поэтому его не будет.

Приведённые выше цифры заполнения учительских целевых мест (27,4%) характеризуют картину в среднем, но по отдельным направлениям и вузам такие места разбирают достаточно активно. Известно, что с будущего года резко сокращают платный набор на самые востребованные гуманитарные специальности (это юристы, менеджеры, экономисты и даже филологи — кто бы мог подумать!). Соответственно увеличится контингент потенциальных абитуриентов педвузов (куда ещё податься «гуманитариям» с их набором ЕГЭ?) А целевые места — это путь в вуз для претендентов с низкими баллами. В такой ситуации по ряду направлений (но это не математика и естественные науки) будет потенциал для роста целевого набора, и при соответствующем увеличении числа мест этот рост вполне состоится.

Целевой приём в текущей ситуации, когда профессия учителя стала одной из самых униженных, даст (по большей части) убогие кадры, которые приближают всеобщее цифровое обучение и будут востребованы в нём. После выпуска (в 2031 году) они станут надзирателями-тьюторами в цифровых классах, где будут «вести» все дисциплины (надзор не требует предметных знаний — посмотрите на Музаева).
Сегодня этих будущих тьюторов стараются привязать к школе целевыми договорами методом вынуждения, перекрывая для них («гуманитариев», которых массово плодит современная профилированная школа) другие пути получения высшего образования.
И этот факт говорит о том, что ни повышения зарплат, ни других значимых мер для привлечения кадров в систему образования не предвидится.

Образование деградирует, и этот факт вызывает волну обращений неравнодушных граждан к высшей власти. Многие (кто уже прошёл такой путь) считают, что это дело бессмысленное. Однако ясно, что без участия верхов проблемы школы не решить. К тому же отрицательный опыт — это тоже опыт, и он даёт понимание, что власть сознательно добивает массовое образование.

Наверху осознают эту угрозу и делают всё, чтобы участники образовательного процесса (учителя и дети с родителями) не объединились в общую колонну с конкретными требованиями к власти. «Реформы» школы проведены так, что педагоги и родители разделились на два враждующих лагеря. Для многих родителей главной проблемой школы являются плохие учителя, а для учителей — плохие дети. В такой ситуации единые требования к верхам по вопросам образования исключены.
Когда активисты «бьют» растопыренными пальцами в ортогональных направлениях, их предложения можно игнорировать без особого ущерба для имиджа власти и для отвода глаз «забалтывать» до бесконечности озвученные разными сторонами проблемы образования (низкие учительские зарплаты, замену учителей на ИИ, их бюрократическую нагрузку и т. п.).

У верхов сегодня есть возможность нейтрализовать любое общественное движение, записав его актив в иноагенты, экстремисты и террористы. Но в сфере образования этот метод пока не применяют, предпочитая «мягкую силу». Возможно, потому, что статус иноагента больше подходит самим реформаторам, которые много лет действовали по указке и при финансовой поддержке западных кураторов.


Чиновники от образования любят повторять, что «надо взять всё лучшее, что было в советской и российской школе».

А в чём состоит ключевое отличие прежней школы от нынешней?
Ответ на этот вопрос мы стараемся донести во всех наших публикациях.

В гимназиях, реальных училищах РИ и в школах СССР учитель был ОБЯЗАН УЧИТЬ И НАУЧИТЬ КАЖДОГО, а ученик был ОБЯЗАН УЧИТЬСЯ. Там была система взаимной ответственности за результат совместной работы.

В современной школе этой ответственности нет. Главным итогом её реформирования стала свобода не учить и не учиться. В этом состоит ключевая проблема нашего образования, с которой напрямую связаны все остальные (без исключения!).

Каковы сегодня функции учителя, ведущего непрофильный предмет в профильном выпускном классе (напомним, что вся старшая школа теперь профилирована)?
Он должен выставлять оценки текущей успеваемости, на основе которых будет выведена оценка аттестата. Какие знания отражают эти оценки — никого не волнует. Более того, если учитель начнёт добиваться каких-то реальных знаний, то тут же вступит в конфликт с интересами детей, родителей и руководства школы, поскольку будет «отнимать время от подготовки к судьбоносным ЕГЭ».

А теперь вопрос: может ли уважающий себя учитель работать в этой унизительной ситуации, когда привнесённое в школу право НЕ УЧИТЬ фактически превращается в обязанность? Разве не ясно, что под такую «задачу» и контингент со временем подберётся исключительно соответствующий?

И речь здесь не только о старших классах: родителей вынуждают определяться с профилем обучения детей зачастую уже после началки. И выбор профиля делит предметы на «основные и второстепенные». А значит, «отстаньте от нас, Марья Ивановна, со своей математикой, историей, физикой и т.д.» (и не напоминайте здесь про ВПР, о которых давно всё сказано).

Потому не удивительно, что выпускник средней школы не знает, куда впадает Волга, и не в состоянии в уме умножить 6 на 4.
Хотя по математике как бы есть выпускные экзамены.
Но каковы они?
На выпуске 11 класса для получения аттестата надо сдать два ЕГЭ на минимальный зачётный балл — русский язык и базовую математику. Этот «базовый экзамен» — национальный позор, абсолютно немыслимый даже 15 лет назад. Его сдают и без знания таблицы умножения (хватает «чувства числа» – см. https://vkvideo.ru/video5941786_171280931 ).

При этом порог тройки обязательного ОГЭ по математике существенно выше, и вся система выпускной аттестации за 9 классов значительно серьёзней — там четыре экзамена (два обязательных и два по выбору). И ясно, почему: после основной школы у детей развилка в «выборе образовательной траектории». Поэтому двойки на ОГЭ — не проблема для власти, а способ закрыть дорогу в 10-й класс «нерадивым ученикам» («стране нужны рабочие руки»).
Но эти двойки были проблемой для учителей, в первую очередь, для преподавателей русского языка и математики, где ОГЭ обязательны. Они временами жаловались, почему на них возложена такая ответственность, а всем остальным ничего. («Остальные» парировали, что при такой ответственности и клиентская база для репетиторской подготовки к ОГЭ несравнимо шире.)
Заметим, что за счёт экзаменов по выбору и на всех «остальных» тоже падала определённая доля ответственности. Разумеется, неуспевающему ученику всегда может сказать: «не сдавай мой предмет, ты его завалишь». Но если такое говорят все учителя, то кому-то неизбежно придётся пострадать (а значит, в какой-то степени надо научить каждого).

Так было, но уже с текущего года стартовал «эксперимент» по отмене аттестационных ОГЭ по выбору. Теперь они нужны только для поступления в 10-й класс и престижные колледжи. Эти экзамены стали личным делом ученика: на аттестацию они никак не влияют и провалы детей напрямую учителя уже не волнуют. ОГЭ по выбору можно теперь спокойно усложнять, ибо в новой ситуации двойка — это проблема школьника. И чем больше двоек, тем больше «рабочих кадров». (И больше спрос на репетиторов. А это возможность подработки для учителей — к вопросу о зарплатах и реальных доходах).
В такой ситуации педагоги «по объективным причинам» не могут массово выступить против предложенной реформы выпускных ОГЭ. Очевидно, что не будут против и дети с родителями (минус два экзамена!), хотя в конечном счёте эта новация ударит по ним.

Но оставались обязательные ОГЭ по математике и русскому. Так и тут «нашли выход». Дума уже приняла в первом чтении «закон о двоечниках», согласно которому не сдавшие ОГЭ девятиклассники смогут бесплатно обучиться рабочей профессии в ПТУ, где им нарисуют аттестат за 9 классов. И это значит, что упомянутые ОГЭ по факту уже не будут обязательными. Ибо школьник может «выбрать для себя» рабочую специальность, и тогда двойки на выпускных экзаменах его никак не волнуют.
Другими словами, если выпускник не сдал ОГЭ, то таков «его выбор». Учитель тут ни при чём.
Ведь педагог обязан уважать выбор ученика, не правда ли?

И когда может наступить такой выбор?
А когда угодно, хоть в первом классе. Ребёнок с родителями могут о том и не догадываться, а учитель (ориентированный «по ветру перемен») для себя уже решил, что этот мальчик или девочка «пойдут в рабочие» и по поводу их неумения читать или считать можно особо не беспокоиться.

Образование разрушают и развращают халявой, это главный инструмент деструкции. И вполне надёжный, потому что по природе своей человек (в среднем) на халяву весьма падок.

Заметим, что на встречах представителей общественности с высшей властью НИКОГДА не ставился вопрос, который мы сейчас обсуждаем.
Никто не спросил гаранта, почему в нынешней школе учитель может не учить, а ученик — не учиться, и не пора ли с этим покончить?

И это не случайно. Обе стороны образовательного процесса — учителя и дети с родителями — не хотят брать на себя свою долю ответственности, которая напрямую связана с постановкой этого вопроса.

Есть мнение, что во всех бедах образования виноваты ничтожные учительские зарплаты, и если их резко поднять, то в школу придут достойные люди и всё станет хорошо.
Нет сомнений, что при нынешней оплате учительского труда хорошее образование невозможно.
Но простое увеличение зарплат при сохранении действующей системы не изменит практически ничего.

Сегодня учителю платят тот минимум, который обеспечивает выполнение его «стратегической задачи»: дискредитации учительской профессии в глазах детей и родителей (ибо через эту дискредитацию лежит путь к дешёвой и контролируемой цифровой массовой школе).
Какие-то учителя в школах есть, как-то ведут уроки — это от них и требуется (именно чтобы «как-то»).

Повторим, что в прежние времена обязанностью учителя было учить и научить каждого. Под эту обязанность и была определена штатная нагрузка в 18 часов в неделю. Больше просто невозможно. И если сегодня учителя работают на две и даже три ставки, то по былым критериям это абсолютная халтура (современные «информационные технологии» здесь ничего не меняют: наличие гаджета не ускоряет работу и развитие детского мозга).
Но сегодня такая халтура соответствует функциям учителя. Так вот, по функциям и оплата.

И причина деградации школы именно в функциях, которые навязали учителю. А зарплата на эти функции заметного влияния не оказывает, что подтверждает пример Москвы. Столичные учителя получают кратно больше, чем их коллеги в ближайших регионах. Лучшие педагоги из провинции едут в Москву на заработки как мигранты-гастарбайтеры, чтобы прокормить свои семьи. В школах столицы (как правило) есть все учителя-предметники (не как в «остальной России»).

И что там с образованием, если вычесть элитные школы, куда собирают одарённых детей со всей страны?
Спросите московских родителей, и они вам скажут, что точно так же (как и в Замкадье) нанимают репетиторов для подготовки к ЕГЭ, ОГЭ,МЦКО и для сопровождения учебного процесса (начиная с первого класса). Потому что массовая школа не учит.
(Заметим, что пилотный проект по сокращению выпускной аттестации до двух ОГЭ начали именно с Москвы и Питера — двух лучших регионов по показателям образования, а теперь к ним будут присоединять «до комплекта» ещё и Татарстан с Московской областью. Даже лучшее российское образование четыре ОГЭ не вытягивает.)

И что нам делать в таком мраке?
Способ борьбы тут ровно один: «идти против течения», УЧИТЬ И УЧИТЬСЯ.
И такое партизанское образование в стране есть. Его держат учителя, которые верны своей профессии. В награду они видят восхищённые глаза детей и получают заслуженное уважение родителей.
Верхи такую «партизанщину» системно подавляют. У педагогов отнимают функцию контроля знаний, без которой невозможно эффективное обучение. Новые единые программы перегружены, а время на их «усвоение» урезано. В математике, например, появился абсолютно бессмысленный новый раздел «вероятность и статистика», часы на который забрали у алгебры, которая была дополнительно усложнена. Для прохождения тем внедряется общий календарный план («единое расписание»), позволяющий контролировать время и последовательность прохождения разделов программы и наказывать в случае отклонений. Прописанный сверху объём материала и темп его «изучения» в принципе не позволяет научить всех. Учителей напрямую толкают к имитации обучения, где «достойны внимания» лишь на те фрагменты программы, что находят отражение в эклектичных тестах ВПР. По многим дисциплинам до сих пор нет учебников (в былые времена о таком даже подумать было невозможно), и они пока не предвидятся.
Но партизаны всё ещё держатся. Им низкий поклон, и на них все надежды. Ибо в момент перелома поднимать нашу школу будут именно они.


А писать челобитные царю-батюшке не вредно, если не сильно переживать по поводу неизбежного нулевого результата. Но при это важно не попасть под влияние современных гапонов. Речь не о повторении кровавого воскресения 1905 года. Оплаченные провокаторы востребованы властью для организации ударов в пустоту, обнуляющих протестную энергию и позволяющих провести поимённую перепись несогласных.