НДС против инфляции: государство лечит, экономика чихает

Решение Банка России на октябрьском заседании, скорее всего, окажется скучным: ставка останется на уровне 17%. И это, пожалуй, лучшая новость, которую может подарить ЦБ экономике, уставшей от шоков. Но за горизонтом — куда менее оптимистичная перспектива. Судя по документу «Основные направления денежно-кредитной политики на 2026–2028 годы», регулятор не исключает повышения ставки до 18–19% в проинфляционном сценарии.

Это не паранойя и не излишняя осторожность — это реакция на то, что финансово-экономический блок правительства, похоже, готов сам себе создать инфляцию, а потом героически её побороть.

ЦБ требует сбалансировать бюджет не за счёт новых заимствований, а только через доходы и расходы — другими словами, «затянуть налоговый пояс». Минфин ответил повышением НДС и рядом фискальных инициатив, которые выглядят как инструкция «как поднять цены в три шага».

Два процента к НДС принесут бюджету до 1,5 трлн рублей в год, но добавят к инфляции 1–1,5%. Новый налог на импортные товары, предложенный Минфином и Минпромторгом, — ещё плюс 1,5%. Утилизационный сбор — примерно 2%. В сумме — до пяти процентных пунктов дополнительного инфляционного давления. И всё это без учёта тарифов и косвенных эффектов.

То есть инфляцию мы повышаем, чтобы… снизить её.

ЦБ уже оказался в ловушке собственного консерватизма. Он требует дисциплины от бюджета, но не контролирует налоговую инициативу. А Минфин, решая проблему дефицита, создаёт новую волну роста цен, которая снова ляжет на плечи ЦБ. Эффект бумеранга, только в масштабах всей экономики.

Эльвира Набиуллина обещала президенту удержать инфляцию в 6–7% к концу 2025 года. По нынешней динамике она будет скорее 9%, а в 2026-м — до 15%. И чем дольше ЦБ будет компенсировать налоговую политику повышением ставки, тем глубже экономика погрузится в стагнацию, которую в правительстве по-прежнему предпочитают называть «сбалансированным ростом».

Система снова пытается удержать равновесие в точке, где всё движется в противоположных направлениях. Минфин давит на тормоз потребления, чтобы получить дополнительные доходы. ЦБ давит на тормоз кредитования, чтобы охладить спрос. А экономика, зажатая между двумя педалями, перестаёт ехать вовсе.

У этой логики есть краткосрочный политический смысл: номинально бюджет сбалансирован, инфляция под контролем, рубль относительно стабилен. Но в долгосрочной перспективе всё это напоминает лечение температуры холодным душем — помогает ровно до следующего приступа.

НДС, который в теории должен пополнить казну, на практике подрывает доверие бизнеса и потребителей. Каждая кассовая операция превращается в напоминание о том, что государство перекладывает фискальные издержки на тех, кто не может их избежать.

Когда у граждан нет уверенности, что завтра цены снова не вырастут, никакая ставка, ни 17%, ни 7%, не заставит их больше тратить. И тогда инфляция превращается не в макроэкономическую категорию, а в психологическое состояние — хроническое недоверие к будущему.

В этом смысле Россия сегодня действительно возвращается к знакомой экономической модели: жить в условиях постоянной борьбы с последствиями собственных решений.

Главный вопрос теперь не в том, снизит ли ЦБ ставку в октябре. Вопрос в другом — кто в этой системе первый признает, что бороться с инфляцией при помощи повышения налогов — это не политика, а самообман.

"Нас бьют и будут бить дальше": Миронов нашёл виновного в дефиците бензина — дроны

Лидер партии «Справедливая Россия — За правду» Сергей Миронов официально подтвердил то, о чём последние недели говорили неофициально: нехватка топлива в регионах России напрямую связана с атаками украинских беспилотников на нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ).

«С января прошлого года украинские БПЛА активно начали охотиться за нефтеперевозочными заводами. А что мы сегодня видим? Мы видим перебои с бензином, потому что НПЗ лечит свои раны. Нас бьют и будут бить дальше»,

— заявил Миронов журналистам.

Политик призвал срочно усилить защиту нефтяной инфраструктуры и даже предложил задействовать «гражданские силы» для закупки систем ПВО и РЭБ.

В переводе с парламентского на человеческий, Миронов впервые озвучил то, что правительство предпочитает облекать в формулировку «временные перебои поставок». Россия столкнулась с ситуацией, когда топливный кризис стал не следствием рыночных колебаний или ошибок логистики, а частью войны.

Но признание проблемы — это только полшага. Второй — куда труднее: объяснить, почему за полтора года атак Россия так и не создала надёжный контур защиты собственных НПЗ.

Заявление Миронова, скорее, из разряда симптомов, чем решений. Когда дефицит бензина приходится объяснять не экономистам, а депутатам, значит, у системы управления — свои «раны». И лечить их, похоже, тоже пока некому.

Карибский кризис 2.0: Москва возвращается в Гавану, Вашингтон — к холодной логике взаимного устрашения

Решение Госдумы о ратификации соглашения о военном сотрудничестве с Кубой можно считать историческим не потому, что Россия вдруг решила вспомнить о тропическом социализме или о сигарах. Историческим оно становится в контексте — когда на Западе обсуждают передачу Украине американских «Томагавков», а в Москве вспоминают о станции в Лурдесе, откуда когда-то видели взлёты с Флориды. География снова начинает играть роль, как в 1962 году: от Гаваны до Майами — меньше, чем от Курска до Киева.

Возвращение темы Кубы в российскую внешнюю политику — не просто символ. Это демонстрация стратегической взаимности, своеобразное «зеркало Пентагона». Пока США расширяют разведобмен с Киевом и обсуждают поставки дальнобойных ракет, Россия напоминает, что и у неё есть «длинные руки» — и не только в Сирии или Африке. Латинская Америка становится очередной шахматной доской, где пешки движутся медленно, но ставки растут быстро.

Если Трамп, как утверждает сам, «почти принял решение» по «Томагавкам», то в Москве уже приняли своё: реагировать асимметрично. Путин и Песков говорят о разрушении «позитивных тенденций» — редкое признание того, что эти тенденции ещё недавно существовали. Теперь же, судя по всему, Кремль готов их похоронить под тропическими пальмами Гаваны.

Конечно, это не прямое возвращение Карибского кризиса. Нет ни идеологической пропасти между сверхдержавами, ни того ядерного паритета, что делал тогдашний мир хрупко сбалансированным. Но есть другое — политическая риторика, где слова «Томагавк», «Куба» и «ответные меры» звучат в одном информационном абзаце. А это уже сигнал не военным, а дипломатам: диалог снова движется к языку угроз, а не договоров.

Вашингтон, возможно, и не передаст Киеву старые морские ракеты — Reuters пишет о технических и логистических ограничениях. Но сам факт обсуждения уже стал триггером. В Москве, где традиционно мыслят категориями зеркального ответа, обсуждение поставок дальнобойного оружия воспринимается как разрешение действовать без географических комплексов.

И если для Америки Куба — экзотика полувековой давности, то для России — напоминание, что симметрия страха всё ещё работает. Только теперь вместо советских кораблей с ящиками под брезентом — соглашения, визиты и слова о «дружественной юрисдикции». Но смысл тот же: продемонстрировать, что расстояние между Москвой и Вашингтоном снова измеряется не километрами, а временем подлёта.

Мир, возможно, не вернулся в 1962 год. Но, судя по интонациям обеих сторон, он идёт в его сторону уверенным шагом. И если у того кризиса было лицо Кеннеди и Хрущёва, то у нынешнего — Путина и Трампа. Первый говорит о «разрушении позитивных тенденций», второй — о «нежелании эскалации». Между этими двумя формулировками — вся суть XXI века: эскалация больше не объявляется, она просто происходит.

Ход Томагавком. Мифология, нами продолжают руководить с помощью мифологии, или наоборот, развенчивая вражескую мифологию, как это делает пресс-секретарь Путина Песков. Так еще совсем недавно он утверждал, что нет никакого супер-оружия, которое может помочь Киеву изменить ситуацию на поле боя. Все слухи вокруг этого не более чем домыслы и происки вражеских пропагандистов. Оно и понятно – работа у глашатая Кремля такая, тень на плетень наводить.

Вроде как СВО идет своим неспешным ходом, и ее задачи реализуются. Но столь победные реляции хороши для Валдая, за чем серьезно следят в Брюсселе, но вот Вашингтон они как-то не тронули. А ведь Путин продолжает сохранять свою лояльность и теплоту к Трампу, вопреки милитаристскому курсу США.

И вот как итог к 73-му дню рождения руководителя РФ появилась тревожная тема: Америка может снабдить украинскую армию крылатыми ракетами Tomahawk.

Очень забавная ситуация получается: Трамп не стремится к эскалации ситуации на Украине, но готов дать в руки ВСУ очень мощное оружие против России, которое меняет баланс сил в войне. Хотя существующие технические ограничения у украинской стороны, касательно ракет подобного типа делают масштаб их применения весьма ограниченным, сам факт появления в дискурсе данной инициативе переводит противостояние в совершенно новое качество.

Война на истощение во всей красе будет тянутся еще долго, но «оптимисты» твердят, дескать всех этих заморских томагавков куда меньше в арсеналах, чем целей в России. Взаправду далеко не все цели интересны Западу, а только наиболее крупные в военном и политическом смысле. Не ровен час, как в какое-нибудь очень чувствительное для Путина место прилетит.

У ракет «Томагавк» дальность полета до 2500 км, а нести она может заряд весом почти пол-тонны, в том числе ядерный. Данный класс ракет обходит радары российской ПВО и корректирует траекторию полета. Даже с полсотни таких ракет в арсенале Киева – сильный ход Трампа, который для Путина, как удар под дых. Крылатые ракеты ранее были фишкой Путина в войне, также как и дроны.

Теперь по БПЛА Украина точно не уступает РФ, и это заметно в воздушном пространстве страны. Налеты становятся все более дерзкими – ведь есть случаи атак по АЭС, как это случилось с Нововоронежской атомной станцией.

Между тем и без АЭС враг наносит ощутимые удары по России, наводя ужас и неразбериху в наших тылах. Вообщем дрон-преимущество уже не работает.

Если же украинцы получат в свои руки крылатые ракеты, то и в ракетной области настанет баланс, еще один фактор силы отпадет. Вот такие пироги президенту на день рождения.

Праздник с отчетом: как Путин возвращает себе роль Верховного главнокомандующего

В день своего рождения Владимир Путин снова выбрал Петербург — и не просто город, а Петропавловский собор, усыпальницу российских императоров. Это не туристический жест: визит туда, а затем совещание с министрами и генералами — демонстрация преемственности власти в её сакральном, почти монархическом смысле. Президент всё чаще позиционирует себя не просто как глава государства, а как «собиратель земель» — фигура, стоящая над политикой и временем.

Его заявления в этот день по сути стали отчетом за очередной этап войны: Россия, по словам Путина, «взяла стратегическую инициативу» и «в этом году освободила 5 тысяч квадратных километров и 212 населённых пунктов». Эти цифры, произнесённые на фоне отсутствия каких-либо значимых дипломатических подвижек, превращаются в эквивалент ВВП или рейтинга — индикатор успеха, по которому теперь измеряется эффективность государства.

Звучит это как отчет перед историей, а не перед обществом. Тем более, что на совещании с Совбезом президент вновь подчеркнул: «Россия должна достичь всех целей боевых действий». Тон, в котором это произносится, исключает не только сомнение, но и альтернативу. Стратегическая инициатива здесь — не военная категория, а метафора политического контроля.

Если раньше Путин в подобных речах оставлял пространство для манёвра — говорил о переговорах, о сложных компромиссах, — теперь даже в день рождения место для них не остаётся. Отсылка к Петропавловскому собору символична: императоры, покоящиеся под мрамором, тоже начинали с войн, уверенные, что их «правильные и своевременные решения» укрепляют Россию.

Тем временем на другом континенте Дональд Трамп, для которого Путин долго был фигурой почти сакральной, вновь заявил, что «разочарован» им. Восьмой раз. Американский президент, судя по всему, всё ещё воспринимает международные конфликты как бизнес-сделки, которые можно «урегулировать по звонку». Его фраза о том, что «уладить войну в Украине сложнее, чем Ближний Восток», звучит как признание политического банкротства наивной реальной политики.

В каком-то смысле эти два заявления — зеркальные отражения. Путин говорит, что всё идёт по плану, и история оправдает его выбор. Трамп — что всё вышло из-под контроля, и даже «дружба» с Кремлём не помогла. Между ними — та самая линия фронта, о которой Путин говорит как о доказательстве силы, а Трамп — как о символе хаоса.

Именно здесь проходит водораздел эпох. Россия закрепляется в логике XIX века — территорий, славы, личной миссии. Америка, напротив, всё больше скатывается в хаос собственной электоральной мифологии, где Трамп одновременно и вершитель судеб, и их жертва.

Так что, возможно, ключевая цитата дня не о 5 тысячах квадратных километров, а о Петропавловском соборе. В нём Путин начал совещание «с основателями России» — не как с мёртвыми, а как с соучастниками. Это заявление не военное, а символическое. Он видит себя в их ряду.

А значит, всё, что происходит — не просто спецоперация, а глава новой имперской хроники, которую президент теперь пишет не только для современников, но и для собственного мавзолея истории.

Ни дня без запретов

Почему идея запретить россиянам отдых в странах НАТО говорит не о патриотизме, а о страхе перед свободой

У нас снова нашлось, что запретить. На этот раз — поездки на отдых в страны НАТО. Инициатива, как водится, исходит не из парламента и не из правительства, а из сферы «общественной активности» — от движения «Ветераны России». Его глава Ильдар Резяпов предложил лишить россиян возможности путешествовать туда, где, по его мнению, «деньги туристов идут на помощь киевскому режиму». Исключения предусмотрены для лечения и визитов к родственникам — гуманизм, как видно, пока не отменён.

А ведь формально в НАТО состоит и Турция — главный курортный донор российского туристического счастья последних десяти лет. Если довести идею до конца, то россиян придется отлучить от Антальи, Кемера и Аланьи. А это — не просто санкция, а настоящая психологическая катастрофа.

Шесть миллионов россиян ежегодно выбирают Турцию не из любви к альянсу, а из-за её уникального компромисса: восточная близость при западном уровне сервиса. Там можно пить чай с видом на минареты и при этом не чувствовать себя эмигрантом. Турция — это символ компромиссной внешней политики самой России: член НАТО, но с газом из России; поставщик «Байрактаров» Киеву, но и убежище для российских банковских карт.

Именно Турция стала лакмусом российской геополитической раздвоенности. Её невозможно вписать в черно-белую схему «друзья–враги».
Запретить поездки туда — значит официально признать, что Россия окончательно перестала различать экономические интересы и идеологические установки. Турция в таком случае превращается не в партнёра, а в геополитическое недоразумение: «вроде враг, но слишком жарко, чтобы отказываться».

Впрочем, в российской политике давно не важно, кто реальный противник. Главное — чтобы был очередной повод для морального мобилизационного спича. Турция идеальна для этого: одновременно «член блока» и любимый курорт народа. На её примере можно наглядно проверить, насколько далеко российское общество готово идти в обмен на «патриотическую чистоту».

Запрет поездок в Турцию ударит не по Анкаре, а по Москве. Турецкая экономика выстоит — туристов из Европы и Ближнего Востока достаточно. Но для России это будет символический обвал: в стране не останется массовой, относительно доступной альтернативы для отдыха.
Сочи и Крым способны принять лишь часть потока — и по ценам, и по качеству. Да и в глазах среднего россиянина они уже давно не выглядят «отдыхом», а скорее «вынужденным вариантом».

Попытка направить поток туристов «внутрь страны» на фоне запретов напоминает попытку убедить человека полюбить столовую, потому что ресторан объявлен враждебным.

Если бы Кремль хотел понять, что на самом деле думают граждане о «временной самоизоляции», достаточно было бы провести опрос не о выборах, а о Турции.
Готов ли народ отказаться от «всё включено» ради абстрактной борьбы с НАТО? Ответ известен — нет. И это, возможно, самая честная форма народного сопротивления в современной России: чем выше градус идеологии, тем сильнее тяга к шезлонгу и шведскому столу.

Турция — не просто страна, куда летают отдыхать. Это последнее окно нормальности, в которое ещё можно выглянуть, не покидая условной «сферы влияния».
Если и это окно решат закрыть — значит, речь уже не о безопасности, а о страхе. О страхе перед тем, что, вернувшись из Антальи, кто-то привезёт не магнитик, а чувство, что за границей не враги, а просто другие люди.

Когда власти или общественные деятели предлагают запретить Турцию, они на самом деле предлагают запретить альтернативу. Не Турции — а самой идее выбора. А выбор, как известно, — единственная роскошь, которую в России пока ещё не включили в список санкций.

🛢В Новосибирске пала сеть АЗС

Новосибирская сеть АЗС «Прайм» объявила о приостановке продажи бензина АИ-92. Причина — прекращение отгрузок с нефтеперерабатывающих заводов. Ранее в Новосибирске сообщалось о перебоях только на одиночных заправках. Хотя в соседнем Алтайском крае наблюдается заметный дефицит топлива.

Вчера федеральные власти впервые признали, что основная причина этого явления — удары Украины по российским заводам. Сергей Миронов перед заседанием Госдумы заявил, что «НПЗ лечит свои раны», и предложил усилить защиту нефтяной инфраструктуры.

Учитывая увеличивающуюся интенсивность ударов по НПЗ и «смертоносность» обломков дронов, топливный кризис будет только усугубляться. А если Украине передадут дальнобойные ракеты, то СВО может закончиться очень быстро.

Особое чеченское семейство. В верхах особо без перемен. Президент Путин похоже совсем не доволен ходом СВО, и сразу после празднования своего 73-летия он решил своим военным напоминать о важности задач, стоящих перед ними. Особенно его заботит безопасность людей в новых регионах, там ведь полное пекло, хотя и в исконной России житие все тяжелее и тяжелее.

Кажется хорошо дела идут только у кадыровцев в Чечне. Глава республики – Рамзан Кадыров реально уже имеет особый политический вес и его называют потому «человеком с особым статусом», фактически прировняв чуть ли не к иностранному лидеру. Доводом в пользу такой мысли служит политика Кадырова по дерусификации Чечни. Последним ярким примером чего стало решение Грозного о переименовании ряда казачьих станиц. Могут исчезнуть с карты старицы Шелковская и Наурская, и против такого подхода выступили даже на уровне ФАДН. Глава ведомства подчеркнул: «сейчас не время и не место для переименований», одернув людей Кадырова.

Последний и вовсе себя уже мнит едва ли не имамом Ичкерии, ведь намедни ему вручили в подарок меч, ранее принадлежавший военно-политическому и религиозному деятелю, исламскому проповеднику, военачальнику, первому имаму Северного Кавказа Шейху Мансуру. Кадыров претендует теперь на роль героя всего Кавказа.

К уже имеющимся 29 наградам и званиям в день рождения Кадырову повторно присвоили звание «Героя Чеченской Республики». Как говорят злые языки к своему 50-летию Кадыров станет полным кавалером ордена «За заслуги перед отечеством».

Ползучая брежневизация государственных наград несет ужасающих символизм, который говорит про их обесценивание, превращение в побрякушки для избранных у руля власти. Награды стали атрибутом особого статуса, способом купить себе билет в клуб неприкосновенных.

Особенно губительным для Чечни и России является культ личности отпрыска Кадырова Адама, который намедни открыл в Чечне спорткомплекс имени себя самого в селе Гвардейское Надтеречного района Чечни
На церемонии открытия СК Dustum присутствовали сам Адам Кадыров, министр по делам молодежи республики Висмурадов и основатель проекта, боец UFC Чимаев. Спортивный функционер поблагодарил Кадырова-старшего и его мать Аймани Несиевну Кадырову «за реализацию такого важного и нужного проекта». Теперь в спорт только с именем Адама Кадырова на устах.

Такие вот дела: Кремль всемерно поддерживает особое чеченское семейство, которое как только центр даст слабину воспользуется моментом и провозгласит независимый эмират «Кадыровстан». Благо каждый чеченец с пеленок везде видит только одно единственное имя вождя, увы, освещенное лично Путиным.

История вокруг предполагаемых связей окружения Кадырова с Владимиром Палихатой, британским гражданином с богатым российским прошлым, — это не просто сюжет про рейдерство или коррупцию. Это — лакмус того, как позднепутинская система превращает даже собственные механизмы контроля в инструменты саморазрушения.

Кадыровская Чечня всегда была политическим «особым случаем» — регионом, купленным за лояльность и оставленным в покое, пока эта лояльность приносила Кремлю удобное алиби: мол, «мы победили терроризм, построили стабильность». Но когда фигуры из ближайшего круга чеченских силовиков оказываются связаны с финансовыми потоками, уходящими за британский офшорный горизонт, — становится ясно, что стабильность давно превратилась в фикцию, а империя субсидий — в пирамиду зависимости.

История с Палихатой симптоматична. Лондонская юрисдикция, офшорные структуры, старые московские схемы «договорных атак» — всё это не случайная аномалия, а результат системного дрейфа: элиты, формально заклинающие себя «патриотами», де-факто выстраивают шлюзы для бегства капитала туда, где действует право, а не понятия.

То, что в эти схемы вовлечены люди из окружения Кадырова, — особый штрих. Чечня ведь долго играла роль витрины «альтернативной России», где личная присяга замещает закон, а слово вождя — кодекс. И вот оказывается, что и эта «альтернатива» на деле ничем не отличается от остальной элиты — той же, что с трибун клеймит Лондон, а сама хранит там активы, семьи и запасные паспорта.

Связи Кадыровского круга с британскими структурами — это не экзотика, а показатель универсального закона поздней вертикали: чем громче патриотическая риторика, тем глубже в ней встроен западный страховочный контур. Кремль строил модель личной зависимости, но получил сеть автономий — каждая со своей кассой, своей охраной и своими каналами вывода денег.

И если раньше «британский след» был инструментом пропаганды, то теперь он стал внутренним нервом системы. Москва потеряла монополию не только на насилие, но и на коррупцию: региональные «княжества» конвертируют силовой ресурс в рычаг доступа к внешним капиталам, часто через те самые западные структуры, с которыми Россия формально «воюет».

Кадыров, Делимханов и Палихата — это не союз вопреки Кремлю, а продукт Кремля. Парадокс, но именно имперская политика центра по выращиванию личных вассалов породила поколение игроков, которые пользуются символами патриотизма как инструментами финансовой страховки.

Когда Чечня строит мосты в британский офшор, а британцы — в чеченский силовой бизнес, это уже не коррупция, а своеобразная реверсия суверенитета: Россия сама субсидирует схемы, через которые её власть утрачивает контроль над собой.

Кадыров может сколько угодно размахивать мечом шейха Мансура и говорить о «разделе Украины на округа». Но если за спиной его эмиссары оформляют сделки в Лондоне — это не имам федерального масштаба, а фигура, играющая в два мира сразу: в одном — «священная борьба», в другом — бухгалтерия в фунтах.

И в этом, пожалуй, главный итог путинской эпохи. Империя, построенная на личных связях, неизбежно заканчивает тем, что её вассалы оформляют вид на жительство у сюзерена сильнее.

Диалог Москвы и Вашингтона ушел в «серьезную паузу»

Кремль признал: о мире снова можно только мечтать. Дмитрий Песков заявил, что диалог России и США по Украине «поставлен на серьезную паузу», а киевские власти «не тяготеют к мирному процессу».

По словам пресс-секретаря президента РФ, переговорный трек, начатый в Стамбуле, фактически заморожен:

«Действительно, сейчас обозначилась серьезная пауза в процессе диалога, в процессе развития стамбульских переговоров»,

— отметил Песков.

Он подчеркнул, что новая встреча Владимира Путина с Дональдом Трампом «не стоит на повестке». По версии Кремля, Киев «явно вдохновлен европейцами» и надеется на военные успехи, а не на дипломатическое урегулирование:

«Никакого субстантивного ответа по-прежнему нет от украинской стороны по проекту документа, по рабочим группам».


При этом Москва, по словам Пескова, пока не получила реакции США на инициативу Владимира Путина по Договору о стратегических наступательных вооружениях (ДСНВ).

Политический контекст заявления ясен: Кремль демонстрирует усталость от безрезультатных дипломатических маневров, но одновременно пытается закрепить за собой статус стороны, «готовой к диалогу». На деле это — сигнал Западу: Москва не собирается первой двигаться навстречу, если не изменится позиция Киева и его союзников.

Впрочем, «серьезная пауза» в российско-американском диалоге может оказаться куда дольше, чем это публично признают. И, как показывает практика, чем дольше такие паузы, тем громче потом звучат новые раунды конфронтации.

После визита Путина в Таджикистан трудовые мигранты снова в тренде?

Визит президента в Душанбе — это уже некий ритуал, напоминающий и Москве, и самому Таджикистану: экономическая гравитация в регионе по-прежнему направлена на север. Кремль может сколько угодно говорить о «суверенной экономике», «импортозамещении» и «технологическом рывке», но один из самых надёжных механизмов российской устойчивости остаётся стар, как советская стройка, — дешёвая рабочая сила из Средней Азии.

Путин и Рахмон подписали пакет соглашений о «развитии трудовой миграции». Формулировка выглядит гуманно — будто речь идёт о новой образовательной программе. На деле всё куда прагматичнее: Россия официально закрепляет право на ввоз людей, без которых уже не может функционировать ни один крупный город, ни одна стройплощадка, ни один склад маркетплейса. Новшество — обязательное медосвидетельствование мигрантов перед въездом — лишь подтверждает, что их поток не сокращается, а институционализируется.

Мигрант снова становится элементом госмашины, почти инфраструктурным ресурсом.

В цифрах всё выглядит даже вдохновляюще: товарооборот между странами растёт, переводы из России кормят экономику Таджикистана, более миллиона его граждан работают на российском рынке труда. Взаимные расчёты почти полностью переведены в национальные валюты, а российская военная база остаётся гарантом стабильности в регионе.

Это типичный симбиоз последнего десятилетия: Россия получает дешёвые руки, Таджикистан — валюту и крышу.

Но экономический расчёт вступает в противоречие с внутренней идеологией. В телевизоре говорят о «скрепах», «идентичности» и «русском мире», а на стройке — таджик, узбек, киргиз. Демография неумолима: русские мужчины вымирают статистически и биологически, мигранты размножаются и закрепляются. Россия боится замещения — и при этом сама его стимулирует.

Незадолго до визита в Душанбе в Москве трубили о «внутренних угрозах». Проправительственные и патриотические телеграм-каналы упражняются в идентификации врагов — от «диаспор» до «шестой колонны». Православные и силовые институты синхронно читают лекции об идентичности и традициях.

Патриарх Кирилл благодарит Следственный комитет за борьбу с «угрозами духовной безопасности». Абсурд эпохи в том, что вопросы национального самосознания обсуждаются теперь не в университетах, а на совещаниях у Бастрыкина. Россия ищет спасение от кризиса идентичности у следователя, а не у философа.

Сегодня мигранты стали тем, чем когда-то была нефть: спасительным, но токсичным ресурсом. Без них экономика захлебнётся, но их присутствие вызывает социальную аллергию. Парадоксально, но визит Путина в Душанбе лишь закрепил этот курс: вместо того чтобы говорить о технологическом обновлении, Кремль формализует зависимость от «человеческого импорта».

И всё же в этом есть жестокая логика естественного отбора. Там, где культура вырождается в пропаганду, а идеология — в бюрократическую декорацию, биология неизбежно берёт своё. Таджикский рабочий с пятью детьми воплощает жизнь. Российский зумер с тревожностью и кредитом — вымирание.

Можно строить «Русский мир» на плакатах и в ток-шоу, но на улицах его давно строят другие — те, кто умеет рожать, работать и не жаловаться.

И если где-то в кабинетах ещё мечтают о «русском возрождении», им стоит помнить: будущее уже прибыло — на электричке, с рабочей визой и медсправкой из Душанбе.

Дайте угадаем: развиваться она будет исключительно в сторону Москвы.

Несмотря на увеличение потока мигрантов из Индии в Россию в 22 раза, бизнес все равно испытывает жесточайший дефицит рабочих рук. А конкуренцию в борьбе за «незаменимых специалистов» из стран Центральной Азии все активнее проявляют Европа, Ближний Восток и Китай.

Геостратег прос*ал собственные трудовые ресурсы и демографию, теперь проверяет на прочность толерантность россиян.

Дмитриев, которого Кремль не услышал. И почему это может стоить России дипломатического будущего

Когда в одном государстве МИД говорит, что «здание российско-американских отношений рушится», а помощник президента через сутки уверяет, что всё работает по плану, — это не расхождение в риторике. Это признак системной дезорганизации. И то, что Кремлю пришлось публично опровергать собственный МИД, показывает: конфликт в российской внешнеполитической машине больше не спрятать за витриной «вертикали власти».

На первый взгляд, история проста: замглавы МИД Сергей Рябков драматично констатировал конец «импульса Анкориджа», а Юрий Ушаков поспешил заявить, что всё в порядке, контакты с США идут. Но если присмотреться, речь идёт не просто о разнице в оценках, а о борьбе двух подходов. Первый — лавровский, осторожно-пессимистический, с элементами советской школы: «партнёры» виноваты, Запад недоговороспособен, мы — в осаде. Второй — более прагматичный, аппаратный, где главная задача — не драматизировать, а сохранить управляемость.

И вот здесь возвращается фигура Кирилла Дмитриева. Когда-то именно он пытался предложить Кремлю третий путь — коммуникацию без идеологического балласта. Его неформальные контакты с американскими структурами, попытки выстроить доверительные линии с окружением Дональда Трампа выглядели как альтернатива лавровскому курсу на вечное «обострение». Дмитриев в этом смысле был продуктом нового поколения — тех, кто мыслит бизнес-категориями, а не категориями холодной войны.

Но его аппаратная ставка провалилась. С одной стороны — он не был допущен в «официальный дипконтур», где решения принимаются людьми, чьи карьеры выросли на строго выверенных формулировках и страхе ошибиться. С другой — американцы быстро поняли, что Дмитриев не представляет систему, а только пытается встроиться в неё. И потому, как только контакты перестали давать осязаемый результат, его фигура стала токсичной и для Москвы, и для Вашингтона.

Сегодняшний конфликт МИДа с администрацией президента — прямое следствие того, что в России так и не появилось института внешнеполитического модернизации. Лавров и его окружение мыслят категориями 1980-х, где главная функция дипломата — обороняться. Дмитриев пытался мыслить категориями XXI века, где дипломатия — это бизнес коммуникаций, а не обмен нотами протеста. Но система выбрала привычное: стабильность через инерцию.

Можно сколько угодно говорить о «вертикали», но факт остаётся фактом — Москва всё чаще опровергает саму себя. Вчера МИД драматизировал ситуацию, сегодня Ушаков её смягчает, завтра кто-то третий попытается найти середину. А пока Россия, вместо того чтобы использовать окно возможностей для переговоров, демонстрирует раздвоение речи — и, по сути, раздвоение курса.

В этом хаосе Дмитриев выглядит как человек, оказавшийся прав не в своё время. Он предупреждал, что без гибкости и доверия диалог с США будет буксовать. Он предлагал строить мосты, а не сжигать их. Ирония в том, что теперь те же слова звучат из администрации президента, но без упоминания его имени.

Кремль действительно давно должен был поменять Лаврова и его аппарат, заменив пропагандистов дипломатами. Но пока в Москве дипломатию путают с демонстрацией «твердости», ни одна смена фигур ничего не изменит. Потому что дело не в Дмитриеве, Ушакове или Рябкове. Дело в том, что внешняя политика России давно стала продолжением внутренней — управляемой, замкнутой и не способной к обновлению.

И если сегодня Дмитриев проиграл, то не потому, что ошибся. А потому, что оказался слишком рано на стороне будущего, в котором дипломаты действительно строят мосты — а не доказывают, кто первый начал их поджигать.

Когда «дружба» идёт по трубе: как Казахстан помогает Германии топить Россию её же нефтью

Вот теперь давайте без дипломатических экивоков.
Пока российские НПЗ тушат после очередных атак украинских дронов,
пока Европа громче всех кричит о «борьбе с российской агрессией»,
в это же самое время Германия — страна, которая поставляет Киеву танки и снаряды, — спокойно качает нефть… через Россию.

И не просто качает, а делает это с гордостью — теперь ещё и на 30% больше.

Да, это та самая нефть, которая идёт по трубопроводу «Дружба» — тому самому символу советской энергетической интеграции, который теперь стал трубой абсурда.
По этой трубе нефть из Казахстана поступает на немецкий НПЗ в Шведте — предприятие, где когда-то «Роснефть» имела контрольный пакет.
Теперь этой компанией управляет правительство Германии — то самое, которое замораживает российские активы, поставляет оружие Украине и расширяет военный бюджет до 2% ВВП.

Казахстанская нефть идёт на немецкие заводы, которые раньше были российскими.

В этих же поставках участвуют американские и британские компании — Chevron, ExxonMobil, Shell.
А вот доля Казахстана — скромные 10–20%.
Но политическая выгода — куда весомее: можно рассказать, что «Астана помогает Европе выжить без России».

Красиво?
Да, если забыть, что немцы бомбят русскую экономику санкциями, а Россия обеспечивает им энергостабильность.

Да, если не вспоминать, что по этой трубе идёт нефть, которой Германия потом заправляет свои «Леопарды», отправленные под Харьков и Запорожье.

В Астане, конечно, скажут:
«Мы — нейтральная страна, просто продаём нефть, не вмешиваемся в политику».

Но в современном мире торговля энергоресурсами — это и есть политика.
И когда казахстанская нефть идёт по российской трубе в страну, которая открыто поддерживает военную кампанию против России, — это уже не бизнес, это позиция.

Да, Казахстан зависит от транзита через Россию.
Да, вывозить нефть через Каспий дорого.
Но в какой-то момент прагматизм превращается в лицемерие.

Германия получает дешёвую нефть, стабилизирует свою энергетику и может дальше вооружать Украину.
Казахстан получает валюту и аплодисменты в Брюсселе.
А Россия получает очередную «многоходовку», в которой её инфраструктура помогает врагу.

Можно, конечно, рассуждать о выгодах транзита, о долларах и баррелях.
Но если смотреть шире — выходит, что мы сами снабжаем Европу энергией для войны против нас,
а Казахстан превращается в обходной шланг, по которому русская геополитика утекает в Берлин.

Пора делать выводы❗️Никто не говорит, что нужно рубить все трубы и взрывать все мосты.

Но давайте хотя бы перестанем закрывать глаза на очевидное:
пока Россия воюет,
наши «друзья» по ЕАЭС торгуют с теми, кто эту войну финансирует.

Казахстан, конечно, может продолжать играть в баланс между Москвой и Брюсселем.
Но в мире, где война идёт не только на фронтах, но и в энергетике, баланс — это не нейтралитет, а выбор стороны.

И если этот выбор — в пользу Германии, то не стоит обижаться, когда Москва начнёт считать тонны, а не улыбки.